В Северо-Кавказском окружном военном суде в Ростове-на-Дону подходит к концу процесс по делу Олега Сенцова и Александра Кольченко, обвиняемых в создании террористической группы «Правого сектора» (запрещенного на территории РФ) в Крыму и совершении и подготовке терактов в Симферополе. На 11 августа назначено последнее заседание для представления доказательств защиты, на 19 августа — прения.
7 августа в суде в качестве эксперта выступил московский кинокритик Антон Долин: защита попросила его оценить изъятые у кинорежиссера Сенцова во время обыска фильмы — снятый BBC «Третий рейх в цвете» и классическую ленту Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм», наличие которых у обвиняемого следствие посчитало одним из доказательств его нацистских взглядов и связей с праворадикалами. Прокурор Олег Ткаченко возражал против вызова Долина в суд, заявив, что и без всякого специалиста понятно, что «наличие данных фильмов не может свидетельствовать о наличии у человека фашистских взглядов». Однако когда судья Сергей Михайлюк предложил ему самому попросить об исключении этих фильмов из числа доказательств, тот отказался. Согласившись пригласить кинокритика в зал, судья тем не менее заметил, что, по его мнению, адвокаты позвали его только для того, «чтобы Сенцов смог коллегу увидеть».
Антон Долин рассказал ОВД-Инфо о своих впечатлениях от дня, проведенного в суде.
Изначально меня вызвали адвокаты, сказав, что нужна экспертиза по фильмам, найденным в домашней видеотеке Олега Сенцова, поскольку обвинение подозревает, что эти фильмы могут свидетельствовать о его склонности к фашизму или каким-то крайне радикальным движениям. Узнав, что это за фильмы, я, естественно, моментально расслабился, потому что не нужно быть семи пядей во лбу и иметь специальной кинематографической квалификации, чтобы понять и легко доказать, что эти фильмы никак не могут оцениваться таким образом. Я прилетел в Ростов на один день. У меня приняли документы — кроме паспорта и диплома о высшем образовании, поскольку диплом у меня не киноведческий, а филологический, там были разные справки с разных мест работы о том, что я профессионально занимаюсь кино. Все это рассмотрели. Я ждал часа три, наверно, был маленький обед в комнате для свидетелей, где нас было несколько человек.
Когда я был корреспондентом «Эха Москвы», я регулярно освещал судебные процессы. Но участвовать в них — не участвовал, так что это у меня впервые. В последний раз я в московских судах был довольно давно, поэтому мне трудно сравнивать. В целом, впечатления у меня как от совершенно цивилизованного места. Я не сомневаюсь, что за цивилизованной внешностью могут скрываться самые жесткие карательные функции — не утверждаю, что скрываются, но могут скрываться, — но внешне это выглядит более чем культурно. Судья был очень приветлив, приставы были невероятно корректны и не только со мной и с другими свидетелями, но и с подсудимыми, с адвокатами, с прессой. Я не заметил никаких нарушений прав человека в процедурной части процесса.
Меня вызвали, я дал свои показания, это заняло минут двадцать — двадцать пять. Вопросы были совершенно внятные и вменяемые, но, в основном, это были вопросы от адвокатов, которые меня и вызывали. Прокурор задал мне ровно один вопрос, по своей природе манипулятивный, о том, можно ли использовать фрагменты фильма «Обыкновенный фашизм» для пропаганды каких-то радикальных идей. Я ответил, что можно — как и любое произведение искусства. Это чистая правда, потому что манипулировать художественными образами, в том числе связанными с историей, не то что легко — это азбука, пропагандистские режимы любых стран мира только этим и занимаются. Простейший пример — это то, как имя Гитлера и слово «фашизм» используются в конфликте между Россией и Украиной: Россией против Украины, а Украиной — против России, с равным рвением, хотя, на самом деле, строго по учебнику квалифицировать как фашистский и тем более нацистский ни нынешний российский, ни нынешний украинский режим, нельзя. Любой историк скажет, что это антинаучно. Но слово маркировано, и его употребление тут же помогает правильно направить зрителя или слушателя. А если к этому добавить усатую рожу Гитлера, то это направление осуществить будет еще проще. Но штука в том, что Сенцов никаких таких подобных манипуляций не производил — он вообще никаким документальным или монтажным кино, насколько мне известно, не занимается, а только художественным и, по всей видимости, обладал копиями фильмов «Третий рейх в цвете» и «Обыкновенный фашизм» просто как зритель и как киноман. А наличие у киномана в коллекции этих фильмов, в основном, может свидетельствовать только об их антифашистских взглядах, а никак не иначе.
Мне приходило в голову, что мой ответ прокурору могут использовать не в пользу подсудимых. Но я же не могу врать. Я присягу дал. Я пришел и честно говорил то, что я думал. Мне кажется, что честность и откровенность — это лучшая стратегия, в особенности если я просто сторонний эксперт.
Но по факту все-таки мой ответ на вопрос привел к пониманию даже судьей абсурдности этой коллизии. Судья вынес решение убрать из материалов дела эти фильмы, что, конечно, наполнило меня ощущением покоя от выполненной миссии. Надеюсь, это решение не будет пересмотрено.
После этого я досидел в зале суда почти до конца рабочего дня.
После меня выступали двое ребят, хорошие знакомые Кольченко. Молодые ребята, недавние выпускники. Они были шапочно знакомы с Сенцовым и в компании с ним ездили в Киев на Майдан, фактически как туристы, хотя и заинтересованные, на сутки, а Сенцов там остался, но не по каким-то революционным делам, а по своим кинематографическим, которые и были целью его поездки, как я понимаю. Они рассказывали об этой поездке и отвечали на разнообразные вопросы обвинения о том, не было ли у Сенцова или Кольченко каких-либо склонностей к праворадикальным движениям, на что те отвечали, что, наоборот, Кольченко и Сенцов — люди антифашистских взглядов, которые никогда в жизни не стали бы связываться с радикалами, с «Правым сектором», о функционировании какового в Крыму, впрочем, оба этих молодых человека, жители Крыма, никогда в жизни не слышали.
