29.08.2018, 15:49

Массовый одиночный пикет: задержание за акцию во время мундиаля

Сопредседатель независимого профсоюза вузовских преподавателей «Университетская солидарность» Андроник Арутюнов рассказал о том, как его задержали за одиночный пикет. 8 июня недалеко от МГУ во время чемпионата мира по футболу он протестовал против уголовного дела за граффити рядом с университетом. Арутюнова оставили на ночь в ОВД и оштрафовали на 20 тысяч рублей. 28 августа Мосгорсуд утвердил штраф.

Инициативная группа МГУ вместе с первичной организацией нашего профсоюза в университете долго боролись против фан-зоны, и во многом, к сожалению, безуспешно. Незадолго до начала чемпионата мира было возбуждено уголовное дело против студента МГУ Дмитрия Петелина, который «осквернил» картонный информационный стенд. Дело появилось уже после введения в действие 202-го указа президента России об обеспечении проведения мундиаля, ограничивавшего возможности проведения уличных акций. (Позже уголовное дело было закрыто — ОВД-Инфо).

Как профсоюз, да и просто как нормальные люди мы не могли не быть возмущены этой ситуацией. Мы подали заявку на проведение пикета, которую, разумеется, отклонили. Поэтому я решил провести одиночный пикет возле метро «Университет».

Пикет, позже названный сотрудниками полиции «массовым мероприятием в виде одиночного пикета», оказался кратким, но весьма красочным. Господин полицейский вырвал у меня из рук плакат и сообщил, что я должен немедленно прекратить пикет, одновременно пихая меня своим брюхом в сторону автозака. После этого к действу присоединился еще один полицейский, укоряя меня, что я злостно провожу массовое мероприятие.

Весь перфоманс длился минут пять-десять и состоял в том, что я пытался выяснить, на каком же основании меня задерживают, а два полицая своими необъятными пузами толкали меня в сторону автозака, повторяя, что мой одиночный пикет — это массовое мероприятие.

Задержание Андроника Арутюнова / Фото: «Инициативная группа МГУ»

На меня составили протокол по 20.2 КоАП (нарушения при проведении публичных мероприятий — ОВД-Инфо) и задержали до суда. В КПЗ я оказался в 18 часов, вышел около 10 утра и был препровожден в Никулинский суд. В КПЗ я попал впервые и не могу не согласиться с теми, кто называет условия содержания там пыточными: комната два на два метра, с голыми стенами, не выключающимся светом на человека с более слабыми нервами, конечно, может произвести очень сильное впечатление. Особенно почти полной тишиной внутри и невозможностью даже сходить в туалет: приходится стучать в дверь по 30–40 минут. Про покурить — и говорить нечего.

Несмотря на то, что мне передали кучу еды и даже теплых вещей, почти ничего до меня не дошло. По сути, сотрудники полиции вполне банально присвоили себе все это. Всем на будущее: когда передаете что-то задержанным в ОВД, обязательно старайтесь настоять на передаче лично, из рук в руки — мне несколько раз это удавалось.

Вообще я считаю, что 202-й указ, от которого немало людей пострадало, незаконен. По сути, это такое введение чрезвычайного положения — без чрезвычайного положения.

Вполне очевидно, что одиночный пикет даже и в рамках 202-го указа не запрещен. Даже если с точки зрения полицаев мои действия нарушали законодательство, мое задержание произошло с нарушением законодательства. Особый бред — это мнение господ полицейских, что я якобы отказался прекращать одиночный пикет. У меня в руках отсутствовал плакат (который у меня из рук, повторюсь, вырвали), так что не ясно, каким образом я мог «прекратить» то, чего нет. И, уж точно, мое задержание до суда на ночь не соответствует тяжести вменяемого мне нарушения.

К сожалению, ни на суде, ни на апелляции мои доводы и доводы моего адвоката на так называемый «суд» никакого впечатления не произвели. Полицейские повторили свою заплетуху про «массовое мероприятие одиночный пикет», невнятно проблеяли, что раз меня можно задержать на ночь — значит, меня и нужно задержать на ночь. Чушь, которую они несли, даже судью заставила поморщиться. Равно как и то, что они фактически прямым текстом сказали, что переписали протокол, дабы сменить статью на арестную.

Апелляция прошла еще скучнее. Всех делов было на 20 минут. Милый разговор с судьей: я говорил, что фан-зона — это плохо, судья — что в 202-м указе содержится обязательство об уведомлении на одиночный пикет. Судья даже поразглагольствовал о неотъемлемом праве президента издавать «нормативные документы». Я рассчитываю продолжить процедуру обжалования и планирую подать соответствующую жалобу в ЕСПЧ.

Дело за репост после пикета: рассказ активистки, попросившей убежище в США

Жительница Владимира Виктория Лобова приняла участие в двух акциях кампании «Он вам не Димон» и теперь вынуждена просить убежище в США. Плакат активистки заинтересовал правоохранителей, и на нее завели уголовное дело за публикацию во «ВКонтакте». ОВД-Инфо публикует рассказ Лобовой.

Я участвовала в митинге против коррупции 26 марта (2017 года — ОВД-Инфо). Тогда никаких санкций ко мне не применили. Затем 12 июня по всей стране проходили митинги против коррупции, и я вышла в одиночный пикет. Ко мне подошли двое полицейских и попросили представиться. Я назвала свои имя и фамилию, и они сказали проехать с ними. Я отказалась, так как ничего не нарушала. Они начали звонить кому-то, спрашивали, что им делать, и зачитывали текст плаката.

Я стояла с плакатом в центре города. На плакате было написано: «Я — девочка. Я не хочу ничего решать. Я хочу кружевные трусики и чтобы Медведев ответил стране про яхты, виноградники, чушь, муть и компот».

Вечером ко мне домой пришли из органов и сказали явиться в полицию. Когда я пришла, на меня составили административный протокол о нарушении на митинге. Суд я выиграла. Далее в июле ко мне домой пришел сотрудник полиции и сказал, что на моей странице замечены экстремистские материалы.

Адрес моего проживания и имя с фамилией я сказала полиции сама, во время моего одиночного пикета. А дальше они начали отслеживать мою соцсеть. Ну и с этого все началось. Если бы я в одиночный пикет не вышла и затерялась на митинге в толпе, ничего бы не было. До участия в митингах я вела свою страницу во «ВКонтакте» и политические новости освещала, но никто мной не интересовался.

На меня составили протокол за картинку, где проводится параллель политики Путина и Гитлера. На фото присутствовала нацистская символика. Через две недели приехали четыре сотрудника полиции и забрали меня в изолятор временного содержания.

Я до последнего не знала, что там ночевать буду. Сняли отпечатки пальцев, описали все, что у меня в сумке было, сфотографировали.

Говорили что-то про то, что русский человек никогда нацистскую символику на всеобщее обозрение не выложит и что дети могут увидеть. Я отвечала, что у этой картинки смысловая нагрузка совсем другая, и если текст читать, несложно догадаться, что нацизм там как раз осуждается и что дети нацистами становятся отнюдь не в тот момент, когда где-то свастику видят. А дальше меня в камеру увели и закрыли до утра.

Утром был суд, мне присудили трое суток ареста. Далее в январе (2018 года — ОВД-Инфо) на меня ФСБ завела уголовное дело по 282 статье УК (возбуждение ненависти либо вражды — ОВД-Инфо) за картину Василия Ложкина «Великая прекрасная Россия», которую также нашли у меня на странице ВКонтакте. (В августе 2018 картина перестала считаться «экстремистской». — ОВД-Инфо).

Следователь от меня признательных показаний не добился, и вроде как дело поутихло. Но потом ко мне домой опять из полиции начали приходить (я дверь не открывала), они дверь фотографировали — наверное, для отчета перед начальством — и уходили, предварительно по соседям пройдясь. И тогда я поняла, что они от меня уже не отстанут и все равно посадят.

В мае я покинула страну. Просто купила билеты и улетела. Перспективы получить убежище есть, и, думаю, в этом плане все будет хорошо: у меня доказательств преследования много.

«ВКонтакте» выдало всю требуемую информацию по моему делу ФСБ, так что мое дело не стало исключением из сложившейся практики. Я продолжаю пользоваться «ВКонтакте», но я сейчас в безопасности. Тем, кто в России, советую быть аккуратней.

Как полицейские срывали фестиваль «Ледокол» и пытались вербовать: рассказ задержанной

Рассказ организатора панк-фестиваля «Ледокол» Анастасии Казаковой о том, как полиция «предотвратила» концерт в лесу, искала некоего белоруса и требовала подписать бумагу о «конфиденциальном сотрудничестве».

Это должен был быть музыкальный фестиваль. «Ледокол» с политикой особо не был связан. Некоторые группы, которые должны были играть, придерживаются жестко леворадикальных взглядов, но ничего, что могло бы представлять опасность, мы не планировали.

Мы организовывали фестиваль на природе, в Подмосковье, в районе Раменского. Мы ни с кем его проведение не согласовывали, но не думали, что такие проблемы возможны: сколько мои знакомые такие мероприятия проводили, все было в порядке.

17 августа я приехала на место часов в 12 дня, где-то через час подъехала гражданская машина, из нее вышли три человека, один в форме, два без формы. Через 15 минут еще одна машина приехала. Они спрашивали, что мы делаем, мы отвечали — у нас кемпинг. Но потом приехал человек с музыкальной аппаратурой, и он сказал полицейским, что будет концерт.

Эшник из Москвы приехал на электричке, прибывавшей в 12.38 — это первая электричка, которую мы должны были встречать. В соцсетях у «Ледокола» была закрытая группа. Мы в основном добавляли туда знакомых, знакомых-знакомых и знакомых-знакомых-знакомых. Во время беседы мне эшник сказал: «Вы привлекли внимание тем, что группа была закрытая».

«Мы решили не принимать жесткие меры, никакого ОМОНа. Выберете сами, кто с нами проедет и напишет объяснения», — продолжил он.

При этом на станции они фотографировали паспорта у людей. Искали какого-то белоруса, но не нашли. Московского эшника другие полицейские воспринимали как главного. Он также сказал нам, что слушать нужно только его: остальные ничего не решают.

Полицейских было три машины, восемь человек. Трое в форме, остальные без. Их удостоверений мы не видели. Главный, из Москвы, представился Сергеем. Мы поехали на гражданских машинах в 1-й отдел полиции Раменского.

Не знаю, как сложились беседы у ребят, но мне сходу сказали, что нужно подписать бумагу о «конфиденциальном сотрудничестве с правоохранительными органами» — эшник Сергей с меня требовал это целый час. Я предлагала ему написать объяснительную о фестивале, он сказал, что не надо. Спрашивал о «Народной самообороне», кого я оттуда знаю. Спрашивал о «Не сдавайся!» (турнир по единоборствам среди анархистов и антифашистов — ОВД-Инфо): Сергей сказал, что меня там видел. Спрашивал про разные акции. Я ответила, что никого и ничего не знаю.

Целый час он говорил мне: «Подпиши! Подпиши!» Когда понял, что я не собираюсь это делать, он сказал, что если еще меня где-то увидит, меня задержат и все административки, уголовное дело — что угодно — полетит на меня. Сфотографировал меня и сказал, что покажет мою фотографию своему начальнику. Когда я вышла из кабинета, он пригласил меня снова, и снова предложил подписать. Я опять сказала, что не хочу, он ответил: «Очень зря. Ты себе усложняешь жизнь, земля круглая».

Фестиваль проводить не стали, мы поехали из полиции на место собирать вещи. Вывозили вещи мы еще сутки, все это время там дежурила полицейская машина. Вроде бы никого не задерживали, но ребята рассказывали, что всех тщательно досматривали.

Когда я спрашивала, на каком основании все происходило, эшник мне отвечал, что на нас хотели напасть наци, и полиция якобы спасает нас от проблем. Но в этом я очень сомневаюсь.

«Этап СПб — Ярославль это отдельный анекдот». Письмо фигуранта «Сети» Виктора Филинкова

Координатор проекта «Сказки для политзаключенных» Елена Эфрос опубликовала письмо фигуранта дела «Сети» Виктора Филинкова, которое он отправил из СИЗО № 1 Ярославля. В нем молодой человек описывает, как его везли из Ленинградской области, а также рассказывает об арестованных сотрудниках ИК-1, которых подозревают в избиении заключенного Евгения Макарова. ОВД-Инфо приводит текст письма. Орфография оригинала сохранена.

Привет, Елена! Очень понравился «Кусок неба» [рассказ Нины Катерли, который Эфрос отправляла Филинкову]. Сотрудников этой колонии уже сгрузили сюда, в турму (частично). Сокамерник даже видел нескольких в автозаке. Говорит, что они даже сейчас ведут себя очень вызывающе и нагло, в том числе и по отношению к конвою. Местные тюремщики странные. Я сначала подумал, что приехал в деревню, а не в крупный, древний город. Но есть и очень милые, парочка.

Мне здесь ничего не удается, сижу (на самом деле, лежу) в ожидании этапа. Небо тут действительно не пропускают: вокруг окна короб, а над окнами — крыша, так что даже свет в окно не попадает. А над дверью в камеру — «глушилка» связи, навороченная. Спасают от нас мир, что поделать.

Этап СПб — Ярославль это отдельный анекдот: в пятницу мы выехали из Питера, сб. [субботу] простояли в Пскове, чтобы к воскресенью через Дно [город в Псковской области] попасть в Великий Новгород… И только в понедельник я приехал в Ярославль. Интересно, сколько денег отмывается такими этапами? А сколько я буду ехать до Пензы? :О Из новостей: я заболел и могу сжать эспандер 25 кг 150 раз каждой рукой. Все.

С Вадимом Осиповым есть связь? Надеюсь, его там не залечат до «невменяемости» :(А мое письмо за 7 июня дошло?

Ночь на 06.08.18

Виктор

В письме Виктор упомянул Вадима Осипова — арестованного курсанта Военно-космической академии имени Можайского. Осипова обвиняют в подготовке теракта из-за того, что у него нашли план казармы с пометками о возможных действиях по ее захвату, а также скачанную на телефон книгу «Русская кухня. Азбука домашнего терроризма», которую в России признали экстремистской.

Сам Осипов утверждает, что не планировал совершать теракт и вдохновлялся «книжками про диверсантов». В апреле его отправили на лечение в психиатрическую больницу. Интересы Осипова и Филинкова представляет адвокат Виталий Черкасов из Международной правозащитной группы «Агора».

Елена Эфрос отметила, что в один и тот же день отправила письма не только Филинкову, но и Юлию Бояршинову, еще одному фигуранту дела «Сети». От последнего она еще не получила ответ.

Письмо Виктора Филинкова Елене Эфрос

Конвоирование

16 июля Александра, жена Виктора, рассказала ОВД-Инфо, что ее мужа и Юлия Бояршинова собираются конвоировать из Петербурга в Пензу. Она не располагала подробностями, для каких следственных действий хотят перевести молодых людей, но уточнила, что сделать это собираются в конце июля или начале августа.

20 июля появилась информация, что Бояршинова и еще одного обвиняемого по делу Игоря Шишкина увезли из СИЗО. На следующий день члены Общественной наблюдательной комиссии подтвердили эти данные, добавив, что Виктора также нет в изоляторе.

О том, что Филинкова, Бояршинова и Шишкина конвоировали в СИЗО-1 «Коровники» Ярославля, ОВД-Инфо стало известно благодаря местной жительнице. Девушка решила проверить информацию об их нахождении в изоляторе: для этого она пришла туда, чтобы сделать молодым людям передачи. Но сотрудники СИЗО отказались их принимать — заявили, что запрещено делать передачи тем, кто едет транзитом.

Адвокат Виталий Черкасов сообщал, что первый день после конвоирования Виктора держали в транзитном отделении — в этом корпусе также содержат свиней. Там стоял «невыразимый смрад», передал Черкасов слова своего подзащитного.

Позднее Филинкова перевели в спецблок СИЗО, где кроме него находится еще четверо человек. Когда он потребовал обеспечить положенную двухчасовую прогулку, сотрудник изолятора передал его сокамернику, что за такие требования нужно разбить Филинкову очки.

Позднее член Общественной наблюдательной комиссии Петербурга Яна Теплицкая рассказала, что в СИЗО Виктору не передают лекарства — у администрации есть «специальное указание „не принимать лекарства для Филинкова“». У Виктора серьезные проблемы с печенью и с желудком, обострился остеохондроз и псориаз.

  • По делу «Сети» обвиняют 11 молодых людей в Петербурге и Пензе. По версии ФСБ, они участвовали в террористической организации и якобы готовились к началу волнений в стране. Фигуранты дела рассказывали о психологическом давлении, пытках током, подвешивании вниз головой и оружии, которое сотрудники ФСБ им подбросили.
  • Антифашиста Виктора Филинкова арестовали в январе. Он признал вину, однако позднее заявил, что сделал это под пытками. Члены Общественной наблюдательной комиссии Петербурга зафиксировали многочисленные следы ожогов от электрошокера на теле антифашиста. Виктор рассказывал, что один из пытавших его сотрудников ФСБ угрожал, что в случае отказа от признательных показаний антифашист поедет в другой регион «в машине со спецами».
  • Другой петербургский обвиняемый, предприниматель Игорь Шишкин, о пытках не заявлял, но ОНК также зафиксировала травмы на его теле.
  • Еще одного обвиняемого, Юлия Бояршинова, в СИЗО «Горелово» Ленинградской области поместили в камеру на 115 мест, где находились 150 человек. Это произошло после очередного визита сотрудников ФСБ, которые сказали Юлию: «Мы сделали тебе хуже, давай говори, а то условия содержания еще ухудшатся». Адвокат Бояршинова называл условия в камере пыточными.
25.07.2018, 17:20

«Наблюдатель в поле»: задержание и арест волонтера питерской правозащитой инициативы

В Санкт-Петербурге есть волонтерская инициатива Группа помощи задержанным (ГПЗ) — ее участники помогают участникам политических акций, попавшим в полицию. 5 мая 2018 года участник ГПЗ Алексей Белозеров сам оказался в автозаке, а потом и в спецприемнике, из-за того, что хотел сообщить задержанным телефоны юристов и правозащитников. Его рассказ записала для ОВД-Инфо Мария Балацкая.


ГПЗ

Я закончил Смольный институт свободных искусств и наук СПбГУ и с тех пор занимаюсь свободными искусствами и науками. Работал выпускающим редактором в журнале «Сеанс» — «журнале о кино и о времени». Сейчас работаю видеомонтажером в CSCenter — образовательном проекте JetBrains и Яндекса, еще — в Stepik, открытой образовательной платформе.

Пятого мая была акция «Он нам не царь». Он — это Владимир Путин, разумеется. 7 мая состоялась его инаугурация в качестве Президента РФ — уже четвертая. Я был на митинге на Болотной площади перед третьей — 6 мая 2012 года. Тогда это обернулось масштабным полицейским насилием, и тогда же моя жизнь поделилась на «до» и «после». Так что пятого мая я просто не мог не пойти.

Для участия в митингах я слишком «ироничный». Завидую тем, кто идет, берет флаг, что-то кричит, строит баррикады, дерется с ОМОНом — но я так не могу, не умею пока, надеюсь когда-нибудь научиться. А пока мне нужна какая-то отмазка, что ли — дистанция. Чтобы было не так страшно. Шестого мая 2012 года я был с камерой, снимал для газеты «Бумага». А в этот раз пошел как правозащитник.

В Петербурге есть Группа помощи задержанным, ГПЗ, она появилась еще в 2011-м, когда начались первые протесты после думских выборов и, соответственно, первые задержания. Потом возникла Санкт-Петербургская открытая школа прав человека. Во многом за счет ее выпускников ГПЗ расширилась и стала не просто передачки носить, а еще и оказывать юридическую помощь: объяснять людям, как вести себя в отделе полиции, как защитить свои права; выступать в качестве защитников в суде. Во время разных акций работает горячая линия (запиши телефон: + 7 (812) 987-82-31), кто-то выезжает в отдел полиции, в суд.

Есть такая роль — «наблюдатель в поле»: берешь с собой бумажки, на которых вкратце написано, что делать задержанным, куда звонить, что говорить ментам, как вести себя в суде, бланки ходатайств и жалоб… Если видишь, что кого-то задерживают, или вот-вот задержат, или прямо по лицу человека видно, что его точно сегодня задержат, то вручаешь эту раздатку — и вроде бы оказываешь юридическую помощь. Этим я и занимался пятого числа.

Я шел вместе с митингующими. Идешь и озираешься, смотришь, откуда менты появятся. Сначала по одному задерживали. Выхватят человека из толпы, ведут, заломив руки, а ты за ним бежишь, пытаешься, если у него рука свободна, отдать бумажку. Одному парню, которого менты вели, я в задний карман джинсов раздатку положил, он испугался, упал на землю, кричит: «Мне что-то подкинули в задний карман! Это не я!» Я ему: «Расслабься, это памятка задержанным». Такая работа. А если видишь автобус, в который запихивают людей, то можно постараться закинуть комплект документов через форточку, чтоб всем в автобусе было что почитать про свои права. И мы искали автобусы, не могли найти, протискивались через толпу…

Напротив улицы Марата менты уже выстраивались в цепочки, выдавливали людей назад, не пуская к Московскому вокзалу. Помните фотографию эту, где парень дорожным знаком закрывается, а на него наступают менты. Так вот, шла цепочка ОМОНа, они оттесняли каких-то людей и этого парня в том числе, я побежал рефлекторно на выручку (чем бы я, спрашивается, мог их выручить?). Пока я бежал, парень упал, они на него наступили, перешагнули через него, и я оказался один лицом к лицу с этой шеренгой.

А потом мы ушли с Марата назад, и уже у Гостинки я увидел автобус — ура, задержанные. Я подошел к автобусу, что-то жестами стал показывать, «откройте форточку», «возьмите раздатки» — не понимают. Приложил к стеклу лист: «записывайте телефоны». Поняли, стали записывать. А дальше было быстро. Я услышал крик напарницы и понял, что лежу на асфальте, а вокруг «космонавты». В общем, один выбежал слева и дубинкой мне дал по ногам — не очень больно, но эффективно: сразу падаешь, а еще десять — справа… Я их даже не видел, стоял-то лицом к автобусу. Протащили по асфальту и запихнули в этот самый автобус. То есть я оказался среди людей, которым хотел помочь.

Адреналин есть, когда в оцепление попал, или бегаешь от ментов, или еще что. Когда в автобусе сидишь, все спокойно. Митинг продолжается, а тебе, по нашим инструкциям, нужно выяснить, как зовут тех, кто сидит в автобусе, взять у них телефоны, чтобы никто не потерялся. Первая задача — познакомиться, преодолеть естественное недоверие, постараться сделать так, чтобы твои советы услышали. Поэтому не до эмоций.

Алексей Белозеров в комнате свиданий спецприемника / Фото предоставлено Белозеровым

Полиция

Я думаю, меня задержали без особой причины. Ткнули пальцем просто: «вон этого бери» — и всё. Как я понимаю, когда из толпы выхватывают, задерживают произвольно, за кого глаз зацепится… и по рации проще сказать: «вон того с флагом», «вон того в красной шапке». Есть особая примета — могут задержать. Я стоял один, делал что-то подозрительное, вот меня и задержали.

Меня привезли в 15-й отдел полиции, с еще несколькими людьми отделили от остальных задержанных, поместили в пресловутый «обезьянник». Потом составляли протокол. Завели в комнату, там сидят двое понятых и два сотрудника полиции: один пишет протокол, другой тебя обыскивает. Цепочку снять, шнурки вынуть, ботинки снять. Полицейский говорит: «Снимай штаны». Я говорю: «Не буду». Он говорит: «Снимай». Я говорю: «Можете с меня сами снимать что хотите, помогать я вам не стану». Они уговаривали: «Что ты стесняешься, на пляж-то ведь ходишь?», «Да нам просто телесные повреждения зафиксировать». В итоге не стали меня раздевать, хотя грозились.

Далее — камера административного задержания. Это такая бетонная клетка, свет какой-то горит условный. Бетонный пол, крашеные стены, грязища, блевотина засохшая в углу, по одной из стен скамейка — две досочки, можно прилечь, если не шевелиться особо. Я прилег на скамеечку и понял, что-то не так: кисти рук и лицо чешутся, горят — нехорошо. Сначала подумал, может, это из-за стресса, но через какое-то время понял, что меня натурально кто-то жрет. Cтал приглядываться — и вот на этой белой простыне, которую я как-то под себя подстелил, увидел, как прямо такие красные капли крови ползают: насосавшиеся клопы. Мы стали изучать эти две досочки. А там этих клопов…

И пришлось с тех досочек замечательных слезть, отодвинуться к противоположной стене, туда, где блевотина засохшая, и на бетонном полу, как-то скорчившись, спать. Туда клопы тоже доползали, но менее охотно. Еще там были какие-то насекомые неустановленной формы, похожие то ли на вшей, то ли на клещей, но слишком большие для тех и других (хотя я не специалист, конечно). В общем, мы убедили друг друга, что вши не могут быть такого размера, и как-то успокоились. В какой-то момент я открываю глаза, а передо мной ноги соседа. И я вижу, что у него по штанине ползет это насекомое, медленно, как в фильме ужасов, доползает до края и заворачивает внутрь…

Мы сказали сотрудникам, естественно, что клопы. Но им-то что. У одного из товарищей была аллергическая астма, и он почувствовал, что будет приступ: пыль, никакой вентиляции… Тем временем к кому-то из задержанных приехала «скорая», и мы тоже стали кричать: «Врача, врача». Врач пришел и сказал: «Это у вас на нервной почве. Не нервничайте, и все пройдет», — и уехал.

До суда утром из 36 человек доехало 9. Остальных ночь промурыжили и отпустили под честное слово, под подписку. Они берут подпись под бумажкой типа «Обязуюсь явиться в судебное заседание, когда меня позовут». И дают еще одну, не имеющую никакой юридической силы, мол, «рассмотрение дела тогда-то и тогда-то». Ну, ты эту бумажку потом выкидываешь и ждешь настоящую повестку. Но мы ведь такие — испытываем уважение к бумажкам.

Алексей Белозеров в спецприемнике ГУ МВД по СПб и ЛО / Фото предоставлено Екатериной Косаревской

Спецприемник

Потом нас повезли в спецприемник. Камеры все двухместные. В спецприемнике сидят два типа людей: ребята с митингов и пьяные водители. В камеру помещают, группируя по статье: политических с политическими и, поскольку в камере можно курить, то некурящих с некурящими. Пьяные водители обычно курящие.

В камере не просто грязно, а супергрязно. Все покрыто слоем грязи, стены замызганные, обшарпанные, сантехника потеряла белый цвет давно, окно тоже загажено, там голуби прилетают. Душ — самое чистое место во всем спецприемнике Ходят в душ вшестером (но мне пару раз повезло, и я ходил один). Кабинок, конечно, нет, три лейки с одной стороны, три с другой. Душ — при заселении и по субботам. Для людей, привыкших ходить в душ два раза в день, тяжело. Но даже им, я уверен, в спецприемнике будет проще. Все очень грязное, и тебе не очень надо быть чистым, ты сливаешься со средой.

Раз в день можешь сходить в библиотеку и взять книжку. Там изрядное количество книг типа «Сварог-Волколак-Ведьмак». Изрядное количество советской макулатуры… Все, что я читал за пятнадцать дней, оттуда. «Выкрикивается лот 49» Пинчона, «Гроздья гнева» Стейнбека, «Шум и ярость» Фолкнера, «Луна жестко стелет» Хайнлайна. C удовольствием впервые прочитал «Улитку на склоне», «Волны гасят ветер» и «Хромую судьбу» Стругацких — все про то, как внутри человечества возникает фактически новый вид: практически наш случай.

Все это было в тюремной библиотеке, но все в жутком бардаке валялось. В какой-то момент я предложил: «Давайте я вам разберу библиотеку, за день-два разберу, как надо». Они говорят: «Ты ж понимаешь, это никто не читает, только вы тут такие пришли, так-то это никому не надо, только книжки портят». Мент говорит: «Вот нам такую книжку хорошую, с такими картинками принесли — „Маленький принц“ — и всю ее испортили, всю изрисовали».

Как я уже говорил, в камерах очень грязно. Отличный способ поднять себе и своему соседу настроение — это там убраться. И делать это можно хоть каждый день. Можно попросить ведро, тряпку и швабру. Я и сантехнику очень хорошо помыл, она стала почти белая, в раковине стало можно стирать даже.

Мне разрешили оставить фитнес-браслет. Когда я в прошлый раз сидел в тюрьме, после семи дней, проведенных в камере, очень расслабленно себя чувствовал: лежишь, то заснешь, то проснешься; проснулся, почитал, опять заснул. И ты выходишь на свободу, проходишь сто метров — и все, тахикардия, падаешь, дышать нечем. И в этот раз я решил, что буду каждый день проходить по десять тысяч шагов. Начиная с какого-то момента реально ходил по камере: семь шагов туда, семь обратно. Вот сколько-то раз проходишь, и получается десять тысяч. И когда я вышел, такой проблемы уже не было.

Самое плохое — что ты не можешь остаться один. Туалет за загородочкой — неприятно, но тоже терпимо, а вот то, что с момента задержания и до освобождения ты ни секунды не один, — это угнетает. И в прошлый раз, когда я вышел, меня тоже встречали, какое-то количество людей с камерами. Комментарии пытались взять, и я там не наорал ни на кого, но очень был недоволен, — потому что это было как бы продолжение невозможности остаться одному.

А в этот раз я написал бумажку: «Прошу перевести камеру в статус одиночной» — надоумил кто-то из соседей. Последнюю неделю жил один, и мне стало прямо хорошо. Я ходил, сколько хотел, читал, сидел, пел песни тихонечко — сходил с ума, как мог. И когда в этот раз меня встречало очень много друзей, это было очень приятно, я с удовольствием со всеми разговаривал и чувствовал себя хорошо-хорошо.

Хотя многие говорят: «ну как это одному, невозможно, чудовищно». Несколько дней по вечерам из окон в окна перекрикивались через двор какие-то ребята, не знаю, на каком языке; и прямо столько боли было, тоски, когда кто-то кричал кому-то «где ты, где?» (я не знаю языка, но понял), было очевидно, что кому-то ну очень плохо одному сидеть. Мне было клево.


Майор

Пока сидишь, ты в таком специальном состоянии. С одной стороны, ничему не радуешься, но и унывать себе тоже не позволяешь. Такое подвешенное состояние: ты везде временно. Сначала временно в автобусе, потом временно в камере, потом временно в суде, потом временно в спецприемнике. Поэтому очень сложно сказать, какие ты ко всему этому чувства испытываешь. Какие ты чувства испытываешь, когда твой рейс задерживают на сутки? На трое суток? Вот такие примерно и здесь чувства. Ждешь чего-то вполне конкретного — что освободят. И нет объекта, к которому можно испытывать ненависть. Наверно, если сидишь в тюрьме, такие объекты есть. Какой-нибудь там садист-надзиратель или сокамерник, который тебя унижает всячески… А тут — нет.

Массовые репрессии и тоталитарные ужасы начинаются тогда, когда организованная оппозиция уже уничтожена. Пока она есть, занимаются ею. Мирных людей начинают ночью из кровати увозить в неизвестном направлении, когда некому за них вступиться. Есть такая песня у Егора Летова, ее часто вспоминают в связи с мыслью, которую я сейчас излагаю: «Мы лед под ногами майора», про хиппарей и панков: сладкий дым, цветы в волосах, «майор их передушит всех подряд, он идет… но пока мы есть, будет злой гололёд, майор поскользнется, майор упадет, мы лёд под ногами майора». Опять же, я не знаю, что из этого правда, а что из этого — самоутешения и иллюзии, что все не зря, но основные мысли такие.

05.07.2018, 12:13

«Он занимается плохими вещами». История подростка-волонтера штаба Навального в Бийске

Максим Неверов — волонтер штаба Навального, только что перешел в 11 класс. Хочет поступить в вуз и отучиться на юриста. Полиция города Бийска в Алтайском крае, где живет подросток, знакомит его с правовыми основами жизни в России уже сейчас. На Неверова хотят завести административное дело по статье о «гей-пропаганде» среди несовершеннолетних. ОВД-Инфо публикует его рассказ.

Три дня назад мне принесли повестку в полицию — я должен был ознакомиться с отправлением на культурологическую экспертизу каких-то там материалов в рамках чего-то. Но на повестке не было написано ни дела, ни по какой статье все происходит, поэтому я не пошел. 3 июля повестку принесли маме. И она решила сходить.

В полиции ей продемонстрировали определение о назначении культурологической экспертизы. В этом документе написано, что на моей странице нашли материалы в свободном доступе, пропагандирующие нетрадиционные сексуальные отношения среди несовершеннолетних (часть 2 статьи 6.21 КоАП):

Для «правильного рассмотрения и принятия решения по материалу» майор полиции Нестечко Д.Н., проводящий проверку по признакам части 2 статьи 6.21 КоАП (пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений), направляет материалы дела на экспертизу.

Полицейские пытались провести опрос, но мама на все вопросы брала 51-ю статью Конституции. Спрашивали: «Знаете ли вы о том, что у Максима есть страница? Это его страница?» В определении написано, что на моей странице якобы обнаружены какие-то материалы, которые якобы пропагандируют нетрадиционные сексуальные отношения. Я посмотрел страницу и ничего подобного не нашел. Конкретики в этом определении нет, что имеют в виду сотрудники органов, неясно.

Единственная моя идея — то, что они могли сослаться на ролик «Гей-парад в Бийске». Я организовывал акцию по подаче сразу 12 уведомлений о проведении разных мероприятий в администрацию. Это единственное, что как-то связано с геями на моей странице. Нет, ну конечно, они могут признать мое лицо такой пропагандой… Но, наверно, до этого не дойдет. Я даже представить не могу, за что еще они могут зацепиться.

22 мая мы подали сразу 12 уведомлений на мероприятия второго, третьего и четвертого июля. Темы противоположные: за права геев и против легализации однополых браков, за признание Путина святым и за отставку Путина, за признание Алексея Навального агентом США и в его поддержку. Было интересно посмотреть, что согласуют, а что нет. В итоге не согласовали ничего. Зато во всех тех местах, куда мы заявлялись, власти проводили культурные мероприятия: где-то устроили картинг, где-то продавали мыло, где-то учили танцам.

Чиновники потом писали на своей страницах в «ВК» о нас. Например, начальник городского управления культуры, спорта и молодежной политики Андрей Кудинов написал большой пост про наши заявки и мероприятия, которые проводились вместо них. Смешно, что он сделал глупую ошибку: в слове «поддержать» вместо «д» написал «т». Позже он удалил публикацию, но она осталась в перепостах некоторых его коллег:

«Дорогие друзья, коллеги! Совсем несколько дней назад наш город будоражила тема проведения в Бийске некоторыми „активистами“ при поддержке своих друзей, единомышленников из некоторых штабов, митинга по защите прав геев!!! Потом поняв это пошла тема, что митинг по защите прав геев это просто одно из 12 мероприятий и, что их вообще не хотели проводить… Многие люди считали эту тему аморальной, кто-то озадачился, но не исключено, что были и другие единичные личности, кто выступал за то, чтобы потдержать, хотя бы ради того, чтобы лицезреть все это шоу… Хорошо, что в Бийске есть множество организаций и людей с позитивными идеями, устоявшимися ценностными ориентирами, которые заранее (как знали)предложили провести другие мероприятия!))))))) Естественно, что Администрация города заблаговременно поддержала, нормальные и значимые инициативы и естественно отказала разгорячившимся и заблудившимся в Сибири „активистам“ по защите прав геев. Жаль, что „активистами“ митингов по защите прав геев вместо того, чтобы придумать что-то важное и социально-значимое не пришло в голову ничего полезного, чем приписать труд искренне участвующих в жизни города людей за свою инициативу!

….. Что тут скажешь…… Это кто?.. Ответ лишь один, что город Бийск, как город с богатой историей, сильными патриотическими стремлениями, думаю никогда не будет поддерживать то, что вы („активисты данных митингов“) называете „законными митингами“… Мы все понимаем, что это лишь ведомая верхушка вашего мутного айсберга!))»

5 мая 2018-го был митинг в гайд-парке, на котором я выступал. После этого в школе начались проблемы. Меня хотели исключить, но из-за общественного давления все обошлось. Исключить они никак не могли — у меня все нормально с успеваемостью. Но просто позвонили маме и попросили забрать документы. Аргументировали тем, что у них какие-то там проблемы с департаментом образования Бийска из-за моего участия в митинге.

Сейчас меня перевели в 11 класс, все нормально. Школа, в принципе, хорошая. Одноклассники хорошие, все меня поддерживают, сопереживают. Помогали отстаивать мои права. Учителя разные, воспринимают меня либо нейтрально, либо негативно. Напрямую со мной о политике они не говорят, но в разговорах с одноклассниками убеждают не поддерживать мою деятельность. Говорят: «Его скоро посадят, он занимается плохими вещами».

В политической жизни города я участвую с марта 2017-го, а политикой стал увлекаться с сентября 2016-го. Первый раз в штабе Навального я появился 20 марта — привел друзей на встречу с Алексеем Анатольевичем. Когда начались кубы агитационные, я ни один практически не пропустил. То есть с мая 2017-го до декабря — по два-три куба в неделю.

Изначально я стал интересоваться политикой из-за роликов блогера Камикадзе-Ди. Меня это заинтересовало. Потом узнал про кампанию Навального. Сначала стал смотреть видео, потом узнал, что можно стать волонтером, подумал: «Это же круто!» Дошел вот до чего теперь.

Интерес со стороны полиции начался в январе 2018-го. Ну, я о нем узнал, возможно, был интерес и раньше, просто я его не замечал. В июне 2017 года я провел одиночный пикет у администрации Бийска. Я стоял с плакатом, на котором было написано «Пока вор сидит в Кремле, Алексей (Навальный — ОВД-Инфо) сидит в тюрьме». Приезжала полиция, брала с меня объяснения, но возбуждать они ничего не стали — мне еще не было 16 лет. Наверняка они с тех пор стали следить за моими действиями.

А в январе, когда шла «Забастовка избирателей», полицейские стали интересоваться мной уже активнее. Приходили ко мне домой, в штаб, пытались вручить мне повестку. Но и тогда со мной ничего не вышло. Административное дело завели на моего товарища Дениса, позже его оштрафовали за незаконную агитацию.

Задерживали меня три раза. Первый раз во время того одиночного пикета, потом с листовками агитационными и, наконец, в администрации города, когда на меня напал агрессивный чиновник — заместитель по работе с населением.

Ну, ничего, полицейские просто несколько часов продержали меня на улице, пока не приехали инспекторы по делам несовершеннолетних (ПДН). Большинство сотрудников ПДН меня уже знают. Вызывают к себе со словами: «Максим, надо поговорить, мы за тобой давно следим». Переубедить не пытаются. Интересуются только, почему так со мной происходит все.

Я планирую поступать на юриста или политолога. Мне нравится социальная сфера, нравится работать с людьми. Наверно, больше хочется быть юристом. После того, как я стал заниматься политикой, все эти уведомления, все эти бумажки — мне это нравится. После первого же суда, когда мы опротестовали отказ в согласовании акции, сразу захотелось понять, как это работает, увидеть, как все это выглядит. Я бы хотел заниматься юриспруденцией.

Всего я трижды участвовал в судах как заявитель иска к администрации города и дважды был слушателем на подобных процессах. Если дело о пропаганде дойдет до суда, то это будет первый раз, когда судить будут именно меня. А так я подавал иски по поводу митингов, сам писал заявления, сам себя представлял на заседаниях. Выходило неплохо.

Я почитал про дела по статье о пропаганде нетрадиционных отношений. Обычно такие дела возбуждают на ЛГБТ-активистов или организации, очень странно, что по мне решили пойти этим путем. Некоторые активисты в Бийске считают, что таким образом через меня хотят выйти на кого-то еще. Как это было в феврале с забастовкой, когда оштрафовали Дениса. Ему говорили: «Мы откроем на тебя дело, если ты не поможешь возбудить дело на вашего координатора». Может быть, тут такая же штука будет.

03.07.2018, 12:39

«Секрет здоровья»: дети, шарики и геи

Публикуем рассказ ЛГБТ-активистки Марии Ефременковой о том, как чиновники пытались предотвратить акцию с запуском шариков, согнав в гайд-парк детей на квест «Секрет здоровья».

Хочу рассказать об уникальном примере использования административного ресурса, чтобы не дать ЛГБТ собраться и запустить в небо шарики.

17 мая 2018 года в Санкт-Петербурге в 20 часов в саду им. 30-летия Октября, одном из гайд-парков в Невском районе, должен был пройти традиционный «Радужный флешмоб», посвященный очередной дате исключения гомосексуальности из списка заболеваний.

Организаторы флешмоба своевременно информировали о нем районную администрацию. Чиновники, разумеется, попытались его запретить, кроме всего прочего, сославшись на то, что 17 мая место будет занято детским мероприятием с 17:00 до 19:30. Тогда организаторы пошли в суд, который постановил, что ответ администрации не является запретом и проводить свою акцию ЛГБТ могут. Чтобы не мешать детям, решили запустить шарики в 20 часов.

Если до 2013 года ЛГБТ-акции запрещали, не согласовывая время и место, то после принятия закона о запрете гей-пропаганды формулировка о том, что наши мероприятия его нарушат, стала основной в отказах. Суды признавали запреты законными, а если активисты выходили, их задерживали. Но вот накануне 17 мая суд Невского района Санкт-Петербурга запрета в ответе районной администрации не увидел.

17 мая 2018 года в районе семи вечера, когда я была поблизости от места сбора участников «Радужного флешмоба» — решила прийти пораньше — мне пришло сообщение от организаторов. Они писали, что на всей территории сада проходит детское мероприятие, что началось оно не в 17 часов, а только в 18:40, что к восьми оно точно не закончится. Сообщали, что полицейские грозятся всех задержать, а периметр парка охраняют непонятные дружинники. Акцию перенесли в другой гайд-парк.

Мы запустили шарики в другом месте. Полицейские сначала хотели задержать нас из-за «отсутствия уведомления». Организатор объяснил полицейским, что для выражения своего мнения в гайд-парке уведомление не нужно, а достаточно информирования органа исполнительной власти (такое информирование имелось). В итоге обошлось без винтилова.

Но эта история не о том, что организаторы «Радужного флешмоба» хорошо подготовились, а о том, что чиновники районной администрации подготовились еще лучше!

После стало известно, что как минимум 150 детей из ДЮСШОР № 1, ДЮСШОР № 2, подростково-молодежного клуба «Факел», детского театра «Реприза» и других клубов и кружков Невского района привезли в сад в 17 вечера. (Участвовавшие детские клубы перечислены на сайте администрации Невского района Санкт-Петербурга) .

Как выяснила «Новая газета» в Санкт-Петербурге, им сказали, что они будут принимать участие в квесте «Секрет здоровья», который начался только в 18:40, а до этого была некая развлекательная программа. Первый заместитель главы администрации Невского района Оверчук Сергей Иванович произнес проникновенную речь: «Мы небезразличны к спорту, здоровому образу жизни, мы противостоим всевозможным порокам, которые иногда появляются, наверное, в головах молодых людей».

Квест «Секрет здоровья» нигде заранее не анонсировался, информация о нем появилась на сайте администрации Невского района только утром 17 мая. Руководитель детского театра «Реприза» Ольга Мартемьянова, вместе с воспитанниками участвовавшая в квесте, рассказала «Новой газете» в Санкт-Петербурге, что узнала о нем день в день от заведующей клубом. Занятия в студии были отменены, всех детей собрали и повезли. Мероприятие длилось существенно дольше запланированного времени. «Затянулось все, но была хорошая погода, мы с ребятами гуляли, там развлекательная программа была. Может быть, затянулось, потому что ждали замглавы?» — предположила Мартемьянова.

Хорошо, что была хорошая погода, что дружинники только охраняли и ничего больше, что дети из кружков и спортшкол олимпийского резерва не увидели массовых задержаний геев и лесбиянок.

21.06.2018, 10:54

Я просто шел: рассказ задержанного 5 мая организатора концерта в доме престарелых

5 мая, когда в центре Москвы задерживали участников акции «Он нам не царь», Максим Реснянский возвращался с организованного им благотворительного концерта в доме престарелых. Был задержан как участник протестов, осужден то ли по одной, то ли по двум административным статьям. Запрос об обстоятельствах задержания Реснянского направил в МВД и прокуратуру депутат Госдумы от КПРФ Валерий Рашкин.

В первую очередь, хочу поблагодарить всех за поддержку в связи с моим незаконным задержанием сотрудниками полиции. Приятно было получить множество сообщений и телефонных звонков от вас.

Полночи продержав в заточении, меня отпустили, прилепив две статьи КоАП: часть 1 статьи 19.3 «Неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника полиции» и часть 5 статьи 20.2 «Нарушение участником публичного мероприятия установленного порядка проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования». Но то, что они написали в протоколе, ни в какие ворота не лезет. Такого бреда я давно не читал! И это наша «доблестная» полиция? Но обо всем по порядку.

Дело было вечером, в 20:20, никого не трогая, я возвращался домой после проведения концерта в доме престарелых, приуроченного к 9 мая. Мой путь домой лежал через Тверскую улицу. Выйдя из метро, я двигался мимо памятника Пушкина (Пушкинская площадь). Люди гуляли, радовались теплому весеннему вечеру, кто-то кушал мороженое, бабушки на лавочках вспоминали былую молодость и о чем-то шептались, молодые влюбленные пары в обнимку рассматривали облака. Но концентрация сотрудников «правопорядка» в одном месте, конечно, настораживала. Затем, весьма неожиданно, как мухи на котлеты, начали слетаться полчища людей в касках с дубинками и хватать кого попало. Досталось и влюбленным парам, и бабушкам на лавочках, и мне. Я просто шел, и ко мне из-за спины подбежали как ошпаренные люди в форме, повели в сторону автозака (автобус с решетками). Обыскав меня, вывернули карманы и завели в автобус. Я никакого сопротивления не оказывал, никого не оскорблял (я вообще в жизни никогда не матерюсь), выполнял все требования полиции. Автобус был переполнен, а люди все прибывали и прибывали в него.

Мест на всех не хватало. Многим в итоге пришлось стоять. Контингент в автобусе разный был: это и совсем молодые (лет 17–18), и довольно пожилые (под 70 лет), были и студенты (например, двое учатся в МГУ), так и люди работающие. Были люди разных национальностей, например мужчина из Дагестана лет 40–45, который стихийно попал под раздачу, как и все остальные. Большая часть людей, попавших в автозак, — это те, кто выходил либо из метро, либо из ресторана «Грабли». С нами была молодая пара (парень и девушка), у которых в это время было свидание и которые специально его назначили на вечер, чтобы не попасть на митинг. Так и их забрали! Затем нас полтора часа просто удерживали в этом автобусе. Было очень душно. Затем повезли нас в Войковский ОВД. Там же, говоря нам, что мы «помогаем Америке», фамилии задержанных, словно под копирку, вбивали в одинаковый заранее заготовленный текст.

Концерт в доме престарелых / Фото предоставлено Реснянским

Сам текст это просто дичь какая-то! Ложь и клевета. Вот что мне приплели:

«05 мая 2018 г. в 21 ч. 00 мин., по адресу: г. Москва, ул. Пушкинская площадь, д. 2/1, являясь участником публичного мероприятия (митинга), не согласованного с органами исполнительной власти г. Москвы, гр. Реснянский М.А. допустил нарушение установленного ФЗ № 54 от 19.06.2004 г. «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» и Законом города Москвы № 10 от 04.04.2007 г. «Об обеспечении условий реализации права граждан Российской Федерации на проведение публичного мероприятия, а именного находился в составе группы из 500 человек на Пушкинской площади г. Москвы, при этом выкрикивая лозунги: „Путин вор!“, „Позор“, „Долой царя“ привлекая внимание граждан и средства массовой информации. На неоднократные требования сотрудников полиции прекратить свои действия не реагировал. При доставлении гр. Реснянский М.А. в полицейский транспорт, данный гражданин оказывал сопротивление, а именно: упирался, толкался, хватался за форменное обмундирование, отказывался от выполнения законных требований сотрудников полиции о прекращении противоправных действий, при этом выражался нецензурной бранью и препятствовал выполнению сотрудниками полиции своих служебных обязанностей, в последствии был доставлен в территориальный ОМВД России по г. Москве».

Дело направили в Тверской районный суд города Москвы. Ни о дате судебного заседания, ни о времени меня никто не уведомил, ни в полиции, нигде. Никаких повесток, никаких звонков по телефону, никаких СМС. Приходилось искать самому информацию в интернете, когда же у меня будет суд. По части 5 статьи 20.2 суд назначили на 24 мая 2018 года на 15:00. Я, как законопослушный гражданин явился на заседание, но не тут-то было! Зал, в котором должен был идти мой процесс, был занят какой-то уголовкой: в общем, мой судья Криворучко был занят. Ладно, я решил подождать, когда закончится процесс, прошёл час, а зал занят, прошло уже полтора часа (время 16:30), судья освободился, какого-то уголовника конвой вывел из зала суда. Я решил зайти, спросить, когда же начнут меня судить? У меня вообще в 15:00 должен был состояться суд, только зашел в зал суда, как судья наорал на меня: «Молодой человек, покиньте зал!». Ладно, я вышел. В зал заводят другого человека, его судят тоже по уголовке… я снова ждал. Время 17:30 уже, и лишь после того, как я обратился к председателю суда, спохватились и пригласили в зал на процесс. Дальше начался настоящий цирк! Весь судебный процесс надо мной длился от силы 10 минут! Мне судья зачитал протокол, дальше спросил, есть ли какие-то мои возражения, я рассказал свою позицию, сказал, что у меня есть доказательства. Он отказался их принимать и удалился для принятия решения, попросил снова выйти меня из зала. Спустя 5 минут он меня подзывает и зачитывает приговор, о признании меня виновным по части 5 статьи 20.2 и назначил в виде наказания штраф в размере 15 000 рублей.

На этом дело не закончилось. Я все ждал, когда же меня будут судить по части 1 статьи 19.3? Я проверял весь четверг сайт суда, проверял всю пятницу. Написано было, что суд еще не назначен…. Но, затем, на сайте суда появилась информация, что мой процесс по 19.3 каким-то чудесным образом тоже прошел в тот же день, что и по.20.2, но только с другим судьей (Затомская), и в 14:45! И написано, что суд вынес решение о наказании. А какое именно, я даже знать не знаю. И этот суд — наглая ложь! Ибо зал № 15, в котором указано, что меня судили по части 1 19.3 тоже был занят в это время уголовкой. Но не это главное, а главное то, что я узнаю о том, что прошел суд, лишь после вынесения приговора! А это, напомню, арестная статья, по ней грозит арест на 15 суток. По идее, заочно аресты не должны применяться, но много случаев было, что за людьми выезжали люди в форме и насильно после выдачи решения доставляли в камеры временного содержания! То есть за мной в любой момент могут выехать, либо арестовать при моей явке в суд после вручения приговора!

Глоток воздуха. Рассказ пензенского антифашиста о пытках пластиковым пакетом

23 мая на российско-украинской границе задержали подругу обвиняемых по делу о террористическом сообществе «Сеть» Викторию Фролову. Ее вынудили дать показания на своих пензенских знакомых. Незадолго до этого ее молодой человек Алексей Полтавец рассказал ОВД-Инфо, что в марте 2017 года его задержали, били и пытали сотрудники пензенской ФСБ. По словам Полтавца, он фигурирует в материалах дела «Сети» под именем «Борис».

Обо мне

Меня зовут Алексей Полтавец, я родился в Омске. По убеждениям я — анархист, антифашист и вегетарианец; выступаю против действующих властей РФ. В Омске я участвовал в зоозащитных мероприятиях — кинопоказах, митингах. В 2014 году я активно поддерживал митингующих на киевском «Майдане», вел агитацию против захвата Крыма и введения войск на территорию Украины. Я приходил на митинги, которые организовывали власти «в честь присоединения Крыма» в нашем городе, с украинским флагом и желто-синими шариками. Таким образом я хотел потроллить посетителей подобных мероприятий. За это мне угрожали и однажды даже пытались задержать сотрудники правоохранительных органов и, в частности, Центра «Э» (Центра по противодействию экстремизму), но мне удалось убежать.

В 2016 году после очередной ссоры на почве политических убеждений я решил съехать от родителей и перебраться в Санкт-Петербург — к своему другу Виктору Филинкову. С Филинковым я познакомился в Омске в 2014 году через своего брата, который учился с ним на одном курсе. Мы начали общаться, так как придерживались схожих взглядов. Вместе с Виктором мы посещали многие оппозиционные акции, в том числе против аннексии Крыма и войны на востоке Украины, а также зоозащитные мероприятия. В 2016 году Филинков уехал в Петербург, получив там работу, но мы продолжали поддерживать дружеские отношения.

Как все началось

По дороге из Омска в Санкт-Петербург я решил остановиться у друзей в Пензе, так как у Филинкова возникли временные финансовые и жилищные проблемы. В Пензу я приехал в декабре 2016 года. Мне тогда было 16 лет. Друзья помогли мне найти работу и жилье. Я общался с местными политическими активистами, антифашистами, анархистами. Был знаком с Егором Зориным, Дмитрием Пчелинцевым (обвиняемые по делу «Сети» — ОВД-Инфо), Максимом Иванкиным, Михаилом Кульковым и другими местными активистами. С ними мы играли в страйкбол и ходили в лес — убирали мусор, сидели у костра.

Примерно в конце февраля — начале марта 2017 года Зорина задержали. Его пригласил в гости знакомый, который, по рассказам Зорина, во время встречи все время выходил кому-то звонить. После одного из звонков в квартиру ворвались люди, представившиеся сотрудниками ФСБ, и «маски-шоу». Они нашли в квартире гашиш и стали давить на Зорина, утверждая, что наркотики принадлежат ему. По их словам, знакомые Зорина, находившиеся в квартире, уже начали давать на него показания. Затем ему предложили «выход из этой ситуации» — сотрудничать с ФСБ и выполнять поручения, доставать для них информацию и своевременно ее передавать. Силовики спрашивали про исламских террористов, говорили, что в вузе (Пензенский государственный университет — ОВД-Инфо), где учится Зорин, есть вербовщики. Ему дали понять, что если он согласится сотрудничать, то «дело о наркотиках в квартире» закроют; в случае отказа его обещали «закрыть по полной». Зорин согласился, подписал необходимые бумаги, после чего его отпустили.

На следующий день он встретился со своими друзьями и рассказал им о случившемся. По его виду было понятно, что он напуган и не знает, что делать. Через неделю Зорин сообщил, что сотрудники ФСБ провели с ним еще одну беседу: они встретили его около дома и посадили в легковой автомобиль. Сотрудник ФСБ задавал вопросы о левом активизме и интересовался, знаком ли Зорин с кем-нибудь из активистов. Примерно через три недели меня задержали.

Задержание

В 10 часов вечера 30 марта 2017 года я и еще двое моих знакомых — Михаил Кульков и Максим Иванкин — шли по улице в сторону дома, где я жил, после посиделок у Кулькова. Товарищи пошли меня провожать, так как я из другого города. К нам подъехала серая полицейская машина ВАЗ-2115, из которой выбежали пять человек — кто в гражданской одежде, кто в полицейской форме. Я даже не успел спросить, за что меня задерживают, как мне уже заломили руки и надели наручники. Люди в полицейской форме кричали: «Руки давай, блядь, руки, сука, дай», — в то время как человек в гражданском руководил процессом. Люди в форме поставили меня лицом к машине и кричали мне: «Фамилия, имя, быстро, блядь», — после чего кто-то из них нанес мне удар рукой по голове, от которого я ударился лицом об машину. Я назвал свои ФИО. Один из людей в форме начал обыскивать меня, достал деньги, паспорт и положил их на крышу машины. Ничего больше не найдя, он положил все обратно в мой карман. После этого тот же человек прижал мою голову к машине и не давал смотреть в сторону. Как раз там, куда нам не давали смотреть, один из людей в гражданском (сотрудник ФСБ по имени Илья, как я узнал позже) обыскивал рюкзаки Кулькова и Иванкина. Когда я пытался повернуть голову, чтобы посмотреть, что делают люди в штатском, или спрашивал: «За что меня задерживают?» — сразу же получал удар кулаком в область почек. Через несколько минут Илья (сотрудник ФСБ) крикнул: «Тут наркота!»

В этот момент подъехал белый микроавтобус «Форд» с синими номерами, из которого вышли четыре человека, одетые в тактическую одежду, на голове у них были кепки и маски типа «бафф», и еще один сотрудник был в гражданской одежде. Сотрудник, который меня держал, развернул меня в сторону Ильи. Тот сидел рядом с кучей вещей, которые он вытащил на землю из рюкзаков, и держал в руке прозрачный пакет с каким-то свертком внутри. Сотрудник Илья определил содержимое пакета, не открывая его, сказав: «Ну вот и все, приехали вы, пацаны». Мы одновременно сказали, что пакет подброшен. В ответ все получили удары.

Нас повели в автобус, рядом со мной сел один из сотрудников. Он взял меня за шею, прижал мою голову к сиденью, находившемуся спереди, и несколько раз ударил меня в область затылка. Я спросил: «Что я сделал? За что меня задержали?» — но в ответ получил лишь больше ударов в затылок и лицо справа, после чего сотрудник сказал: «Тут я задаю вопросы, ты понял?» После этого он еще раз ударил ладонью в лицо. Я ответил: «Понял».

Пытки

Мы подъехали к отделению полиции или ФСБ. Я не успел прочитать, что было написано на табличке рядом со входом. Когда меня вели, сотрудники угрожали, что сейчас нас будут бить, и мы будем говорить все, что нам скажут.

Меня завели в кабинет, в котором была дверь, которая вела в еще один кабинет. Около этой двери меня поставили к стене в положение «полтора». Это когда стоишь на полусогнутых ногах, как будто сидишь, но без стула. Стоять в таком положении долгое время очень тяжело. В помещении, кроме меня, находились два сотрудника в гражданской одежде, которые следили за мной, чтобы я не становился в нормальное положение. Время было примерно полночь. В кабинет зашел сотрудник по имени Михаил. Он подошел ко мне и, развернув меня, сказал: «Ну, привет», — после чего ударил меня кулаком в верхнюю часть живота. Я согнулся, у меня началась одышка, на что он сказал: «Да ладно тебе, я же только разминаюсь».

Михаил завел меня в дальний кабинет, там уже сидел Илья. Михаил достал из моих карманов паспорт и деньги (позже паспорт мне вернут, а деньги останутся у сотрудников). После этого он снял с меня наручники и приказал раздеться догола и приседать 20 раз. Пока я приседал, Михаил прощупывал мою одежду. После этого я оделся, и мне снова туго застегнули наручники за спиной. Сотрудник по имени Илья сказал: «Ну, ты же понимаешь, за что тебя задержали?» Я ответил: «Нет». Сотрудники засмеялись, и Илья сказал мне: «Вы всегда так смешно делаете вид, что нихуя не понимаете, а как пизды получите, так сразу все понимать начинаете». Михаил еще несколько раз ударил меня в живот и, взяв меня за волосы, сказал:

Ты же понимаешь, что наркоту у вас не просто так нашли. Сейчас ты подписываешь показания на своих дружков-анархистов, потом повторяешь их у следователя, и мы тебя отпускаем, пойдешь свидетелем. Если нет — ты сядешь по полной, и я тебе обеспечу веселую жизнь в СИЗО, там таких мальчиков молоденьких, как ты, любят

Я сказал, что подписывать ничего не буду.

Михаил продолжал держать меня за волосы. Тут встал Илья, подошел ко мне и сразу же нанес несколько ударов в верхнюю часть живота. Михаил отпустил мои волосы и толкнул меня, отчего я упал на пол. Илья сказал: «Неправильный ответ, мы же тебе предлагаем по-хорошему. Твои друзья сядут независимо от тебя, вопрос только в том, сядешь ли ты с ними». Я откашливался и пытался встать, этот же сотрудник поставил рядом стул и сказал: «Садись». Я сел на стул и ответил: «Я же уже сказал, что я не буду ничего подписывать». Михаил сразу же нанес мне удар ногой в область груди (удар был больше похож на толчок, нежели на удар), от которого я упал вместе со стулом. Он сказал: «Значит, пойдешь по полной вместе с ними, тебя сейчас твои же дружки и сдают в соседнем кабинете, а ты тут их выгораживаешь. Если не хочешь потерять свое здоровье в этом кабинете — будешь отвечать на наши вопросы». Затем сотрудник поднял стул и поставил его, я сел обратно.

Дальше мне постоянно угрожали и давили на меня, угрожали изнасилованием шваброй. Это продолжалось всю ночь. Иногда заходил сотрудник по имени Николай и тоже издевался надо мной. Николай заламывал руки, от чего было ужасно больно и казалось, что сейчас он сломает мне руки, тянул за волосы и наносил удары, выворачивал ухо. Когда я падал и лежал на спине, он ставил ногу на половые органы и все сильнее давил. Я чувствовал невыносимую боль, которая потом продолжалась еще долгое время. Николай угрожал, что подвесит меня и что отправит меня сейчас к людям, которые меня изнасилуют.

После угроз сотрудники стали задавать мне вопросы, когда я приехал в Пензу, зачем, чем занимаюсь, как познакомился с другими задержанными, и подобные, которые касались меня. На них я ответил. Иногда сотрудники делали паузы, кушали и пили — на это время меня ставили в «полтора» у стены. Наступило утро, Николай отвел меня в кабинет, где я находился ранее, и поставил меня в «полтора». Когда я уже не мог так стоять и вставал нормально, ко мне подходил сотрудник, бил меня ладонью в область живота и угрожал, что сейчас меня подвесят. После этого я становился обратно в «полтора».

В таком положении я простоял почти до вечера. Меня завели в кабинет и посадили на стул. В кабинете находились трое сотрудников — Михаил, Илья, Николай. Они спросили меня: «Не надумал?» Я ответил: «Нет». После чего спереди меня сел Илья и сказал: «Твои друзья уже дали на тебя показания. То, что было с тобой до этого, — это лучшее, что могло с тобой случиться. Я этими руками стольких таких же, как ты, сломал». Было видно, что он говорил это с гордостью. Позади меня встал сотрудник Николай, в пространство между моими руками, застегнутыми сзади, и спиной, он продел спинку стула, чтобы я не мог встать и дергаться. Николай достал из шкафа черный плотный потертый полиэтиленовый пакет, его края были завернуты; он еще раз подвернул края и накинул мне на голову, не затягивая. Мне снова повторили все вопросы, я не ответил.

В этот момент мне действительно стало страшно, стало страшно за свою жизнь, что я не выйду отсюда живым, если не сделаю то, чего хотят сотрудники. Николай сзади затянул пакет, от чего я начал задыхаться и дергаться. Стул начал наклоняться, но Илья надавил на него, а Николай прижал меня к спинке стула. Николай снял с меня пакет, и я начал откашливаться, часть слюны упала на пол, от чего сотрудник Илья разозлился и ударил меня, сказав что-то вроде того, что я замарал им пол. Илья повторил вопросы, я повторил, что не буду ничего говорить и подписывать. После этого Николай снова надел мне пакет и затянул его, но держал он его уже дольше, чем в прошлый раз.

Я испытывал непреодолимое чувство страха, задыхался и ничего не мог сделать. Хотелось сделать все, что они скажут, лишь бы получить глоток воздуха.

В этот раз я задыхался намного сильнее: в первый раз я пытался перед тем, как мне затянут пакет, задержать дыхание и сохранять спокойствие, как будто я ныряю; но быстро стало не хватать воздуха и началась паника. Когда с меня сняли пакет, я начал откашливаться и сказал: «Хватит, хватит издеваться». В ответ на это мне надели пакет, хоть я даже не успел откашляться от предыдущего раза. В третий раз Николай держал пакет еще дольше. После того, как он снял пакет, мне снова задали вопрос, буду ли я подписывать показания и соглашение о сотрудничестве. Я ответил: «Перестаньте меня пытать. Вы в два раза старше меня, я в наручниках, как вы так можете-то?» На что мне ответили: «А с вами по-другому нельзя», — и снова надели пакет. Я испытывал невыносимое чувство нехватки воздуха, паники и страха.

Такие «процедуры» они повторяли еще порядка пяти-семи раз, после чего с меня сняли пакет на несколько секунд и снова надели, и держали еще дольше, от чего у меня чуть непроизвольно не произошло мочеиспускание. После этого Николай снял пакет, все сотрудники были очень злы, мне повторили вопрос, я не ответил. После этого Михаил, который все это время сидел и наблюдал за пытками, сказал: «Возьмем паяльник, и ты на все согласишься», — и Илья начал искать по кабинету паяльник. Михаил открыл дверь в соседний кабинет и крикнул: «Принесите мне паяльник», — после чего сам покинул кабинет. В это время Николай сказал: «Щас я возьму вон ту швабру и засуну ее тебе в жопу, и ты мне со всем согласишься, ты после этого сам жить не захочешь. Ты этого хочешь?» Я сказал: «Нет, не надо». В этот момент зашел Михаил, подозвал Николая, они вышли из кабинета и о чем-то разговаривали, но о чем именно мне не было слышно. После чего Михаил зашел и сказал: «Тебе повезло пока что, твои друзья сговорчивее тебя оказались, но твое тут поведение тебе еще откликнется».

После этого мне сказали, что отпустят под подписку о невыезде, а если я буду говорить о том, что произошло, то меня снова будут пытать. Сотрудники ФСБ пообещали приехать за мной в понедельник. Меня отвели в кабинет, где я находился ранее, и опять поставили в «полтора». Было уже поздно, и сотрудники сказали, что они не спали три дня, поэтому уйдут спать, а утром продолжат заниматься нами. Всю ночь я простоял в «полтора» у стены. В это время двое сотрудников смотрели фильм, кушали и следили, чтобы я не вставал в нормальное положение. Но в этот раз сотрудники уже реагировали не так агрессивно, когда я становился в нормальную стойку. Мне разрешили сходить один раз в туалет, где также находились рядом со мной.

Утром снова пришли Николай, Михаил и Илья. Они сказали, что сейчас я отвечу на вопросы, на некоторые из которых я уже отвечал вчера. Это были вопросы про меня: чем занимаюсь, почему приехал, когда приехал, куда шел. Но теперь их нужно было подписать у следователя. Потом меня вместе с Иванкиным отпустят под подписку о невыезде, так как он дал показания на Кулькова, а тот взял всю вину на себя. Мне сказали, что, так как я из Омска, я буду жить у Иванкина дома. Чтобы пытки не продолжились, я согласился. Ответы сотрудники ФСБ записывали на клочок бумаги. Я спросил: «Что будет с Кульковым?» Мне ответили, что его поместят под домашний арест. Затем меня вывели и посадили в машину, где находились еще три сотрудника, одного из которых я не знал — его звали Андрей.

По дороге мы остановились рядом с автомобильным мостом, железнодорожными путями и лесом. Мне сказали, что нужно сделать фото, где я просто показываю пальцем в определенное место на земле. Я сказал, что не буду фотографироваться, за что меня начали бить по затылку, спине, всему телу и угрожать. Мне сказали, что сейчас мы вернемся в отделение, где меня изнасилуют и продолжат пытать. Я согласился, так как понимал, что сотрудники ФСБ действительно могут это сделать. Мы вышли из машины, сзади остановилась еще одна машина, оттуда вышли три девушки. Одна из них, как мне показалось, была сотрудницей полиции, а двух других просто попросили стоять рядом со мной во время фотографирования. С меня сняли наручники и велели показывать сначала на одну колонну моста, а потом на другую и на пустой участок земли возле колонны. Я показал. После этого на меня снова надели наручники и повезли дальше.

По приезде в другое отделение мне расстегнули наручники и завели в кабинет, где находилась женщина в полицейской форме. Она мне сказала сесть на стул, что я и сделал, и попросила одного сотрудника остаться со мной. Остался Михаил. Она предложила мне воды. Я выпил воды впервые за полтора дня. До этого мне не давали сидеть (кроме того раза, когда надевали пакет на голову), пить воду и тем более кушать. Она предложила мне шоколадку. Дверь в коридор была открыта, и я видел, как мимо вели Кулькова и Иванкина. Я спросил, можно ли разделить ее с друзьями — на что сотрудница (как я узнал, по имени Екатерина) сказала: «Ешь». Я съел половину шоколадки, а вторую попросил отдать друзьям, но никто не выполнил мою просьбу.

После этого она дала телефон и сказала, чтобы я позвонил родителям, что я и сделал. Екатерина сказала моей маме, что я задержан и сейчас она даст поговорить со мной. Я сказал маме, чтобы она искала мне адвоката, так как мне его не дают, и что я ни в чем не виноват. Сразу после этого сотрудница Екатерина потребовала закончить разговор. Сотрудник Михаил сказал: «Как это мы тебе не даем адвоката, ты сам от него отказался». Я ответил, что я просил адвоката, но мне отказали. Михаил отдал Екатерине бумажку с моими ответами. Она начала перепечатывать то, что там было написано, иногда задавая уточняющие вопросы. Дописав мои ответы, она распечатала их, сказала, что ушла сверить с ответами остальных. После этого она вернулась и сказала, что почти все совпадает. Она дала мне бумаги с моими ответами и сказала, что если подпишу — то вот еще одна бумага (подписка о невыезде), которую я подпишу, и меня отпустят.

Михаил сказал: «Ты что, хочешь опять к нам скататься и потом в СИЗО уехать, а не домой?» Я сказал: «Нет», — и подписал бумаги. После этого мне отдали паспорт и сказали: «Вот и молодец, сиди жди, пока Иванкина допросят, перепечатают его показания — и отвезем домой. Будете сидеть — ни шагу, понял?» Я сказал: «Понял». Прошло примерно два часа, а потом зашел Николай и сказал, что меня и Иванкина надо отвезти домой. Николай и Андрей вывели меня и Иванкина из отделения и посадили в ту же машину, на которой меня привезли. Привезли нас домой к Иванкину примерно в 20:00, сотрудники объяснили его родителям, что я из Омска и пока буду жить у них дома. Они пообещали приехать за мной в понедельник (3 апреля 2017 года — ОВД-Инфо).

После задержания

Потом мы с Иванкиным обсудили, что происходило у фсбшников. Иванкин мне рассказал, что в ФСБ им с Кульковым удалось договориться, что Иванкин даст показания на Кулькова, а Кульков во всем сознается, чтобы насилие со стороны сотрудников прекратилось. При этом их не пытали пакетом, но били, угрожали паяльником и ставили в «полтора». Мы решили, что оставаться небезопасно и есть прямая угроза жизни со стороны сотрудников ФСБ. Мы боялись продолжения насилия и пыток. Связавшись с Кульковым, мы сообщили о том, что будем бежать, на что Кульков сказал, что также будет бежать. Так как почти двое суток нам не давали сидеть, пить, кушать и тем более спать, мы легли спать. Следующим утром — 2 апреля 2017 года — мы покинули дом. Перед отъездом я позвонил своей девушке Вике и рассказал ей о случившемся. Мы решили, что она тоже уедет из Пензы как можно скорее.

После этого я больше не виделся с Иванкиным и Кульковым. Обращаться к правозащитникам я побоялся, думал, что меня поместят в СИЗО, где они не смогут мне помочь и где меня под пытками заставят оговорить себя. Позже оказалось, что мои опасения были небезосновательны: именно это — пытки и помещение в СИЗО — и произошло с моими друзьями из Пензы и Питера.

Другой город

После того, как мы покинули дом, где должны были находиться согласно подписке о невыезде, я решил поехать в город N к своим знакомым. Добравшись туда автостопом, я рассказал знакомым о том, что со мной произошло, и они предложили мне жить у них, пока ситуация не прояснится. Сейчас я очень благодарен этим людям и понимаю, что они буквально спасли мне жизнь. Потом я связывался со своими родителями. Со слов родителей, к ним домой приходили сотрудники ФСБ и интересовались, не знают ли они, где я и как со мной связаться.

Понимая, что меня разыскивают, но мне нужно на что-то жить, я начал искать работу, где можно было бы работать без документов. Такую работу я нашел на одной из строек, просто поговорив со старшим бригады. Потом, когда началась наружная отделка дома, бригаде нужны были промышленные альпинисты и люди, которые будут работать на высоте, а так как я раньше занимался альпинизмом и понимал, как все устроено, — меня взяли. Так я прожил несколько месяцев, после работы сразу шел домой, в людных местах старался не появляться. Все это время я думал о том, как покинуть Россию, понимая, что вариант «оставаться» напрямую угрожает моей жизни и здоровью. Я рассматривал любые варианты того, как выбраться в страну, где можно попросить убежище, и в приоритете у меня была Украина.

Украина

Когда у меня появилась возможность нелегально переехать в Украину, я воспользовался ею и добрался до Киева. В миграционную службу я идти боялся, так как слышал, что были случаи, когда неизвестные похищали искателей убежища из РФ и вывозили в Россию. В Киеве я также устроился работать промышленным альпинистом и занимался утеплением домов, зимой работы не было, и я подрабатывал курьером в вегетарианском кафе.

Осенью 2017 года я узнал, что начались задержания моих друзей в Пензе. За месяц до этого Виктория оформила заграничный паспорт и приехала ко мне. С тех пор мы живем в Украине. До задержания в мае 2018 года Виктория уже возвращалась в Пензу один раз. Никаких проблем на границе тогда не возникло. Но в этот раз ее доставили на допрос в ФСБ, где следователь Токарев много спрашивал про меня и передавал мне привет. Он угрожал, что в Украине у них «есть свои люди» — меня вывезут нелегально в Россию и посадят в тюрьму.

Мне также стало известно, что сотрудники ФСБ упоминают прозвища задержанных, в том числе меня под прозвищем «Борис». В одной статье, видимо, кто-то перепутал и написал, что «Борис» — это Кульков; хотел бы поправить: «Борис» — это я. Прозвали меня «кот Борис» или просто «Борис», потому что я очень люблю кошек, у меня была кошка, и однажды, когда я с ней играл, а по телевизору постоянно шла реклама кошачьего корма «Kitekat», где говорится про кота Бориса, подруга назвала меня в шутку «кот Борис», после чего все стали так меня называть.

Я читал в публикациях, что сотрудники ФСБ угрожали «достать» Александру, жену Виктора Филинкова, которая совсем недавно уехала из Киева в Финляндию и попросила убежище, а также о том, что в Украине уже были случаи, когда неизвестные похищали просителей убежища из России и тайно вывозили их на родину. После этого я начал опасаться за свою жизнь и здоровье и здесь боюсь того, что меня могут выдать в Россию, где меня будут снова пытать и скорее всего посадят в тюрьму. Поэтому я хотел бы получить убежище в другой, более безопасной стране. За это время у меня заметно ухудшилось здоровье, особенно морально-психологическое состояние, у меня развилось посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), что подтвердил психолог.

Я понимал, что есть вероятность, что меня могут тайно экстрадировать, — но все же принял решение и попросил украинские власти предоставить мне убежище. Сейчас я ожидаю ответа. В настоящее время я легально нахожусь на территории Украины.

UPD: В феврале и марте 2020 года «Медуза» опубликовала тексты, где Полтавец иначе рассказывает о событиях, упомянутых в этом материале.

11.06.2018, 12:55

Обстоятельства травмы плеча: о задержании на «Он нам не царь»

Публикуем рассказ Алексея Ходакова, одного из задержанных в Москве на акции «Он вам не царь». С последствиями задержания ему пришлось разбираться целый месяц: сотрудники уголовного розыска назойливо пытались вытащить его «для объяснений» — из-за травмы, которую ему же нанесли полицейские. Зафиксировать ее удалось лишь частично: электричество в травмпункте выключилось, когда рентген был сделан, а снимок еще не проявлен.

Задержание

Я стоял на площади с плакатом в пяти метрах от памятника Пушкину, по правую сторону. В 14:20 был задержан сотрудниками полиции. Во время задержания полицейские не представились, не объяснили причину задержания, сразу схватили меня за руки, резко заломили за спину и поволокли в автозак.

Приблизительно через десять минут после моего задержания, когда автозак был наполнен, нас повезли в ОВД «Мещанский» для оформления. В 14:45 я был доставлен в ОВД. Также с участниками акции были задержаны журналист «Новой Газеты» и представительница провластного движения НОД (Национально-освободительное движение — ОВД-Инфо). Журналиста отпустили в течение трех часов. Представительницу НОД тоже отпустили, к удивлению всех остальных задержанных. Сотрудники предлагали оставшимся написать объяснения по поводу обстоятельств задержания. Кто-то писал, кто-то нет. Я не стал писать, сославшись на 51-ю статью Конституции.

Объяснение

Сотрудница полиции настаивала на том, чтобы я поставил свою подпись в бланке с заголовком «Объяснение» в графе, которая гласит, что мне разъяснены мои права и что я говорю правду (две подписи), хотя никто никаких моих прав мне не объяснил. На мой отказ она ответила, что будут приглашены понятые, и мне все же придется подписать. Я не задерживался ранее и не имел опыта в подобных делах, поэтому попросил зачеркнуть поле для объяснений и поставил подпись в тех двух графах. Позже я узнал от адвоката Константина Маркина (от ОВД-Инфо), который прибыл в ОВД для оказания юридической помощи задержанным, что сотрудники полиции не имеют права заставлять подписывать данный документ. Константин попытался это объяснить сотруднице, но она проговорила что-то в духе «вы ничего не понимаете» и удалилась из кабинета.

Протоколы составляли очень долго, в положенные по закону три часа полиция не уложилась. Я получил копии протоколов в 18:45 (то есть через четыре часа). За все время нам дали только пятилитровую бутылку воды (на 22 человек). После получения документов на руки сотрудница полиции мне сказала, что я задержан на 48 часов. Я спросил, на каком основании, она ответила, что статья 20.2 часть 6.1 подразумевает арест при задержании до 48 часов.

Скорая

Я предупредил сотрудницу о том, что у меня периодически падает сахар в крови, мне нужно нормальное питание, на что в ответ услышал, мол, здесь выдадут «сухпаек», или сообщите родственникам, пусть они привезет еду». Еще у меня весенняя аллергия, а лекарств с собой не было. Но это никак не повлияло на полицейских.

У меня забрали личные вещи и телефон и поместили в двухместную камеру, в которую позже поместили еще одного задержанного. Через несколько часов нам сообщили, что нас обоих перевезут в Красносельский ОВД. Выпустили из камеры, выдали личные вещи и сказали ждать, пока за нами приедут. Прошло примерно час-полтора, как за нами приехали полицейские. Когда нас привезли в Красносельский ОВД, оказалось, там нас не готовы принять. Повезли обратно в Мещанский. Пробыли мы там еще часа два или три и нас снова повезли в Красносельский ОВД.

У второго задержанного, который был со мной, опухло колено (последствия задержания), и он попросил вызвать скорую. Врачи приехали и осмотрели его. Я попросил доктора заодно и мое плечо посмотреть. Он посмотрел, сказал, что похоже на растяжение, но так как скорую вызывали не по моей просьбе, то он не может отправить меня на рентген, чтобы зафиксировать травму и выписать справку. Я спросил у врача: мне также надо обратиться к сотрудникам полиции, чтобы они вызвали скорую? Доктор ответил, что лучше будет после того, как выпустят, сходить в травмпункт. Я последовал его совету.

Лекарства

После этого, второго задержанного увезли делать рентген. А у меня снова забрали личные вещи и поместили в камеру (было три часа ночи). Напомню, нам никто так и не дал никаких «сухпайков», и, если бы моя жена не передала пакет с едой, когда я еще находился в Мещанском ОВД, мы бы остались голодными. Из-за отсутствия антиаллергических препаратов у меня обострилась аллергия. Сильно покраснели глаза, они жутко чесались, отекли носовые дыхательные каналы, вследствие чего носом я не мог дышать совсем. И, ко всему, еще и плечо болело. В результате практически не спал ночью, постоянно чихал и сморкался. Было очень некомфортно. Только на следующий день, примерно к 14:00, когда моя жена принесла вторую «посылку», в которую положила лекарства, мне стало легче (после приема препаратов), и я смог заснуть. Лекарства не разрешили оставить в камере, а сказали, если потребуется, то нужно звать сотрудника, и он их даст. Так я пробыл в Красносельском ОВД до 07.05.2018. В понедельник (7 мая) в 10:40 нас забрали обратно в Мещанский ОВД. По прибытии мне сказали, что сейчас всех задержанных повезут в Тверской суд. Прошло еще три, часа и мне дали подписать документ о том, что меня вызовут в суд по повестке, и отпустили (было около 15:00).

Электроснабжение

Приехав домой и приведя себя в порядок, я отправился в травмпункт. Доктор осмотрел плечо, также сказал, что похоже на растяжение, и отправил меня на рентген. Сделав рентген, я только вышел в коридор, и тут же погас свет во всем здании травмпункта. Женщина-врач, которая выполняла процедуру, вышла из рентген-кабинета, подошла ко мне и сказала, что во время «проявки» снимка оборудование отключилось из-за отключения электроснабжения, и снимок не проявился. Нужно процедуру сделать еще раз. Я ответил, что рентген тела нельзя делать чаще одного раза в полгода. Она сказала, что все понимает, но по-другому никак. Я снова зашел к травматологу и спросил, как мне быть. Он ответил, что может выдать справку, но я должен написать отказ от проведения рентгена. На что я сказал, что процедура была проведена, и я не собираюсь подвергать себя риску спровоцировать онкозаболевание, делая процедуру повторно. Доктор ответил, что выбор за мной. Я принял решение написать отказ от проведения повторного рентгена. Он выписал мне справку, и я поехал домой.

Полиция

В этот же день около восьми часов вечера мне позвонили из полиции. Сотрудник сказал следующее: так как я обращался в травмпункт, то я должен явиться в дежурную часть и написать заявление на сотрудников полиции, которые нанесли мне травму при задержании. Я сказал, что не могу подъехать и нет желания что-то писать. Сказал, что если и приеду, то не раньше завтрашнего дня. Я никуда не поехал. Спустя несколько дней, а именно 17 мая, около десяти часов вечера мне позвонил участковый и попросил явиться к нему для дачи объяснений, при каких обстоятельствах я получил травму плеча. Я ему ответил, что все объяснения уже дал в протоколе задержания и больше ничего объяснять не собираюсь. Он ответил, что ему нужно закрыть какие-то внутренние документы, их нужно передать в вышестоящие органы. Я согласился, и мы договорились на 12 часов дня 18 мая встретиться у участкового в кабинете. К 12:00 (18 мая) я прибыл в участковый опорный пункт, но дверь была заперта на замок. Я развернулся и пошел домой.

Угрозыск

В понедельник (21 мая) в семь вечера мне позвонил брат и сказал, что к нему домой (в Химках) приходили сотрудники уголовного розыска и убедительно просили связаться со мной. Оставили номер телефона одного из сотрудников УГРО и просили срочно связаться. На следующий день (22 мая) в 9 утра они снова позвонили брату и стали спрашивать, когда я с ними свяжусь. Брат позвонил мне и, сильно нервничая, попросил меня сейчас же связаться с ними. Я позвонил, ответил сотрудник угрозыска, представился Валерием Олеговичем (фамилию не сказал), попросил меня явиться к нему в отдел для дачи объяснений по поводу митинга и отметил, что я не проживаю по адресу регистрации. Сказал, что ему пришло распоряжение «сверху» и он должен получить мои объяснения в ближайшие два дня. Я ему ответил, что мои объяснения есть в протоколе задержания и ничего больше я объяснять не обязан. На что он ответил, что в таком случае он снова придет домой к моему брату и будет требовать объяснения по моему делу с него. Я сказал, что брат не имеет никакого отношения к моим делам, и все возникающие вопросы нужно решать со мной. Сотрудник угрозыска снова переспросил, когда я смогу подойти к нему в отдел. Я ответил, что не раньше 27 мая, так как в данный момент не нахожусь в Москве. Он сказал, что 27 мая будет звонить мне снова и добиваться встречи.

24 мая приблизительно в 20:00 мне позвонил опять участковый и снова попросил с меня письменные объяснения по факту получения травмы плеча. Я ответил ему, что я уже приходил к нему, но его не было в отделении в оговоренное с ним время. И что я отказываюсь давать какие-либо объяснения, ссылаясь на 51-ю статью Конституции. Участковый ответил, что услышал меня, чтобы я оставался на связи, и положил трубку. Потом звонили 27 мая, я сказал, что без повестки никуда не пойду. Пока больше не беспокоили.

28.05.2018, 13:33

«А, рокеров привезли»: как винтили неформалов в 2006 году

Сотрудник Международного общества «Мемориал», историк Алексей Макаров рассказывает, как задерживали участников фестиваля хиппи в Москве в 2006 году.

А про нашу про советскую милицию,
Кроме этой песни, верной ни одной…

Веня Д’ркин

В те далекие времена, когда полиция еще была милицией, штрафы были маленькими, а ОВД-Инфо еще не существовало, жили-были хиппи. Вообще в середине 2000-х неформалов довольно часто винтили, но общество это не очень интересовало, и в прессе о нашей истории ничего не было.

В 2006 году организаторы парада мыльных пузырей на Арбате решили устроить не-фестиваль «Майское дерево». Местом тусовки выбрали поляну у метро «Ботанический сад» (тогда это место еще не было отгорожено забором, сейчас там находится парк «Сад будущего»). Около 100 человек выдували пузыри, пели, рисовали мелками на асфальте, танцевали, плели фенечки и ничего не нарушали. Вот вообще ничего.

Фото: desaparecida.livejournal.com

Но, увы, нам не повезло — дримфлэш (так называют фестивали хиппи) совпал с первой попыткой провести в Москве гей-парад. Дальше начинается фантасмагория. Приехали менты. Очень вежливо, но НИЧЕГО не объясняя, свинтили человек восемь, включая меня. Принцип винтажа был довольно простым — юноши, которые кажутся организаторами.

Меня свинтили, так как я начал качать права и спрашивать, что вообще происходит и по какому праву (у меня уже был опыт — винтаж правозащитников на антифашистском пикете «под копытами коня», то есть у памятника Юрию Долгорукому напротив московской мэрии, 27 ноября 2005 года).

Привезли в ОВД, какое-то далекое и нетривиальное, сейчас даже не могу сообразить, какое. Видимо, это ОВД редко имело дело с неформалами, потому что, пока нас поднимали на второй этаж, из коридора высовывались любопытные менты и комментировали происходящее в духе «а, рокеров привезли…».

Закрыли нас в обезьяннике, я уже собирался звонить знакомым правозащитникам, но остальные уговорили меня не слишком сильно качать права. Буквально через пару минут за нами пришли и отвели в актовый зал. Там перед нами выступил замначальника ОВД, и его короткая, но яркая речь навсегда осталась у меня в памяти. Он сказал буквально следующее:

Все нормально, у нас к вам никаких претензий, если вы захотите что-то делать в нашем районе — обращайтесь, поможем. Мы находимся далеко от метро, до него идти так и так, спасибо, до свиданья

Недоумевая, что же такое происходит, мы вышли, пошли к метро, вернулись обратно к «Ботаническому саду». Выяснилось, что пошел дождь, и все разошлись, а часть хиппи пошла вызволять нас из ментовки, но в другое ОВД…

Самая логичная реконструкция событий выглядит так. Ходили слухи, что приедут скины бить геев и ментам нужно, чтобы все прошло тихо-мирно на подведомственной территории, поэтому самый простой способ защитить граждан — это… Правильно, свинтить некоторых граждан, остальные поймут, что кайф обломался и разойдутся, следовательно, просто некого будет охранять — вот и профит. Короче, проще разогнать хиппи, чем охранять их от скинов.

18.05.2018, 19:25

Как на акции «против царя» в Якутске задержали 75 человек — рассказ местного журналиста

ОВД-Инфо публикует рассказ Ое Карпова, журналиста из Якутии, о несогласованной акции в Якутске 5 мая 2018 года. На ней задержали 75 человек. Большинство из них отпустили, но на пятерых все же составили протоколы по разным административным статьям.

Людей собралось больше ста, но было очень много «в штатском». После маленького митинга люди прошли «прогуляться» с одной площади до другой (с площади Орджоникидзе до площади Ленина — ОВД-Инфо), это главные площади города, расстояние между ними меньше километра. На каждой из площадей власти собрали мероприятия, как нам показалось, специально в противовес. Пока собравшиеся общались, люди в штатском собрались в отдельную группку и, видимо, решали, где брать. Я слышал обрывки их разговоров: одни хотели компактно на площади брать, другие во время шествия. Затем ребята колонной пошли в сторону третьей площади, площадь Дружбы называется, там не успели создать альтернативное мероприятие, на сцене стояла одинокая певица и пела перед двумя малышами, почти в одиночестве. Но динамики вещали громко, и просто общаться там было невозможно. А вдалеке уже стояли полицейские автобусы, как мне потом сказали.

Колонна развернулась и пошла обратно, в сторону площади Ленина. И там, на половине пути, был узкий, огороженный строительной «кишкой» участок, там очень грамотно всю группу и задержали. Хватали без разбора — журналистов, прохожих, участников. Но задерживали довольно мягко: впрочем, сопротивляющихся не было.

Площадь Ленина и Орджоникидзе на карте / Фото: Яндекс-карты

Ну, дальше доставили в милицию и всех накопили в актовом зале. Один из организаторов устроил перекличку, мы с друзьями услышали цифру 85 человек, но потом он же в интервью сказал, что задержанных было 75 человек: видимо, мы ослышались.

Кажется, некоторых активистов задерживали до митинга, но это догадки. Среди задержанных были очень молодые ребята, были дети. Возрастные люди тоже были, но в меньшинстве. Была пожилая женщина, ей вызывали скорую: кажется, ей поплохело. Сначала посчитали, что ее забрали по ошибке, но, оказалось, дама с активной позицией. У моей знакомой сына 14-летнего задержали, он живет в том районе, взяли случайно. К 20:00 всех отпустили, так, во всяком случае, пишут. Насколько мне известно, протоколов не составляли. У задержанных брали объяснительные, у детей спрашивали имена классных руководителей и родителей.

10.05.2018, 17:26

«Свободу енотам!»: рассказ артиста уличного театра о задержании 5 мая

На протестах 5 мая 2018 артиста Евгения Гитиса задерживали не просто дважды, но с енотом и одноколесным велосипедом. Его фотографии с енотом из ОВД «Тверской» широко разошлись по СМИ и соцсетям. Гитис рассказал ОВД-Инфо об обстоятельствах задержаний.

Меня задержали два раза, оба раза на Тверской. Я видел объявление насчет митинга несогласных, решил прогуляться по Тверской — выразить свою гражданскую позицию. Говорили же, что выступаем мирно. Хотел послушать, что другие говорят, людей посмотреть, себя показать. Шучу.

Загребли в довольно жесткой форме: скрутили руки… Я сказал им, что у меня рука в девятнадцати местах сломана, попросил, чтобы как-то полегче. Не смотрели ни на животное, ни на что: «Ты чо залупаешься?»

Первый раз, когда меня загребли: стоит толпа этих шлемофонов, в оцеплении — это было рядом с памятником Долгорукому. Уже была некая степень напряженности, а я еще один, без друзей, не с кем обсудить происходящее. Проходя мимо них, я немного огрызнулся вслух: «Ты смотри, шлемофонов — как макаронников в Италии!» За это меня скрутили, упаковали и отвезли в ментовку, хотя матом я ни одного слова не сказал.

Меня увезли в какой-то ОВД «Тверской»: везли меня туда полчаса, хотя потом я добрался до метро оттуда за две минуты. В ОВД я просидел часа два-три, не могу сказать точно. Я забыл телефон дома, и весь день был без связи. Когда меня отпустили, я хотел только в метро и домой, у меня были планы на вечер.

Но меня у памятника Пушкину окружила толпа с просьбой пофоткаться с енотом. Еще я случайно встретил там друга, он работает на «Бизнес FM» репортером. Он начал брать у меня интервью. Пока я давал интервью, вокруг собралась куча народа. И опять побежали шлемофоны, я слышу: «Пакуй того, с енотом, он у них главный!» И меня второй раз забирают в автозак. То есть на этот раз я уже вообще ничего не сделал и не сказал, но меня забрали. Я сидел около получаса в автозаке. Когда меня заводили туда, в автозаке было человек пять, но туда паковали столько народа, что нечем было дышать. Енот стал лезть в форточку, а я — кричать: «Вы животное убьете!» Люди начали скандировать: «Свободу енотам!»

Евгений Гитис в ОВД «Тверской» / Фото: Дмитрий Третьяков

Ментишки, лейтенантики, все вокруг прыгали, но на меня залупался мерзейший жирный хрен в футболке и в маске до глаз, без опознавательных знаков: «Я тебя вместе с енотом здесь на месте пристрелю! Хочешь жить? Сиди и заткнись». Но кое-как я выпросился, чтобы меня отпустили. После всей лоботомии, которой менты подвергаются, у кого-то осталась чуточка здравого смысла. Тем более я объяснил, что меня только что принимали и оформили, дал документы об этом (видимо, имеется в виду протокол — ОВД-Инфо). Все это, наверное, было около семи вечера.

Если честно, я чуть подыграл. Ничего еноту не было: наоборот, весь день он провел не в клетке. Мы же просто погулять пошли: у кого-то собаки, у кого-то кошечки, а у меня — енот, я с ним гуляю. Я и так своего енота называл бандитом и террористом, теперь все официально: у него две ходки за один день.

Я работаю в уличном театре: мы путешествуем, выступаем на днях города, праздниках, корпоративах, детских праздниках, я участвую в клоунских фестивалях. В основном, я на одноколесном велосипеде выступаю. Меня с ним и задержали, потому что я вообще пешком не хожу, я всегда на нем езжу, с тех пор как научился. Я — самоучка, не из цирковой династии.

Менты реагировали на енота, как обычно: тыкали пальцем со словами: «О, енот!»

24.04.2018, 20:25

«Или ты уже Петушков?»: Фигурант дела «Сети» рассказывает о нравах сотрудников ФСБ

20 апреля Следственный комитет официально отказался возбуждать уголовное дело по заявлению фигуранта дела «Сети» Виктора Филинкова о пытках, которым его подвергли сотрудники ФСБ. Более того, этим самым сотрудниками позволено посещать его в СИЗО. ОВД-Инфо публикует адвокатский опрос Филинкова, во время которого он рассказывает, как с ним общаются пытавшие его сотрудники спецслужбы сейчас.

19 апреля 2018 года около 11 часов меня вывели из камеры 5-го корпуса особого режима в СИЗО «Горелово», провели в локальный участок и вывели за ворота, где передали в распоряжение двух мужчин, в одном из которых я опознал оперативного сотрудника УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области Константина Бондарева. Данный сотрудник мне известен с 23 января 2018 года, когда он руководил моим задержанием в аэропорту «Пулково» и затем совместно с другими сотрудниками УФСБ около 30 часов применял ко мне физическое и психологическое насилие, лишая отдыха, сна и приема пищи.

Когда меня вывели из локального участка, кто-то из встречающих сотрудников УФСБ приказал убрать руки за спину и застегнул на них очень туго наручники. Посадили меня в легковой автомобиль «Шкода» серебристого цвета. Бондарев перед посадкой в автомобиль задал мне вопрос:

Ну, что, Филинков? Или ты уже Петушков?

На что я ответил: «К чему эти вопросы?» Бондарев отреагировал в агрессивной форме словами: «К тебе, долбоеб!»

После этого он сел за руль автомобиля. Меня посадили на заднее сиденье. Через некоторое время автомобиль выехал за ворота СИЗО-6. На всем пути следования до Санкт-Петербурга сотрудники УФСБ со мной больше не общались, но я реально опасался, полагая, что в любой момент они могут завезти меня в безлюдное место и применить ко мне насилие. Всего в движении мы находились около часа. В итоге меня привезли в здание УФСБ, завели в кабинет к следователю Климову, где в это время находился и мой адвокат Черкасов.

С адвокатом у меня состоялась конфиденциальная беседа, в ходе которой я сообщил, что нахожусь в подавленном состоянии, так как длительное время вынужден был ехать в одной машине с негативно и агрессивно настроенным ко мне оперативником Бондаревым, который использовал криминальный сленг для высказывания угроз мне в том, что в СИЗО-6 я могу быть изнасилован. Кроме того, я пояснил, что в следователе Климове опознаю одного из сотрудников, который 24 января 2018 года после моего доставления в УФСБ принимал участие в длительном психологическом воздействии на меня с целью получения признательных показаний. Полагаю, что следователь Климов видел, что я избит, а также нуждаюсь в отдыхе, сне, воде и пище.

На этом основании при ответе на вопрос Климова, готов ли я давать показания, я сказал, что от показаний не отказываюсь, но в настоящий момент пребываю в стрессовой обстановке из-за встречи с Бондаревым, а также из-за встречи со следователем Климовым, к которому я также не испытываю доверия. Кроме того, меня доставили в здание УФСБ, которое у меня ассоциируется с пытками и издевательствами, примененными ко мне здесь 24 и 25 января 2018 года. На этом основании я заявил следователю, что смогу обстоятельно и вдумчиво давать показания только в СИЗО-6, где ощущаю себя более спокойно и защищено. Эти пояснения я записал в замечаниях на протокол допроса.

После этого следственное действие было завершено. Следователь Климов вызвал конвой, и в кабинет зашли два человека в гражданской одежде и в масках на голове. Они застегнули мне руки наручниками за спиной, вывели из помещения и повели на улицу. Там меня посадили на заднее сидение автомобиля «Шкода» серебристого цвета. За рулем находился оперативник Бондарев.

По дороге в СИЗО-6 мне продолжали задавать вопросы. Например, Бондарев спросил: «Ну что, Петухов, тебе очко уже расковыряли?» Потом он сказал:

Я тебя теперь буду возить методически, Черкасов делает себе имя. А ты и Агора все в тюрьме сгниете! А сидеть ты будешь за Полярным кругом! В Мурманске, Карелии. Жизнь преподала тебе урок, а потом дала шанс. В СИЗО-6 знают, что твой адвокат ЛГБТ-шников защищает?

На это кто-то из оперативников, находившихся в автомобиле, откликнулся: «Видимо, урок не усвоил». Бондарев ответил: «Через голову не дошло, дойдет через ноги». Второй оперативник дополнил: «Через жопу дойдет!» После чего они весело рассмеялись. Я также запомнил, что кто-то из оперативников сказал, что «в Горелово можно хорошо жениться».

Данными и другими фразами Бондарев и его коллеги оскорбляли мое человеческое достоинство, нанесли мне глубокую моральную травму, привели к стрессовому состоянию. Помимо испытанного унижения, я окончательно для себя понял, что в рядах УФСБ есть недостойные сотрудники, которые используют тюремные понятия в своих целях, пытаясь с помощью них давить на заключенных.

Разговаривая со мной в таком духе, сотрудники ФСБ везли меня в изолятор около двух часов. В машину мы сели около здания УФСБ в 13 часов 30 минут, а в СИЗО-6 приехали в 16 часов. За временем я следил по часам, которые имелись в салоне автомобиля.

После общения с оперативниками УФСБ я вернулся в камеру в подавленном состоянии, от нервов, волнения и жары в автомобиле я был весь мокрый. У меня заболело сердце, пропал аппетит, я отказался от ужина, у меня обострилось проявление псориаза — от стресса я расчесал псориатические бляшки на своей голове.

Угрозы Бондарева и его коллег в мой адрес я воспринимаю реально и опасаюсь за свою безопасность, здоровье и саму жизнь.

С моих слов записано верно, мною прочитано. Разрешаю публиковать данную информацию в СМИ.

07.04.2018, 13:31

«Процесс мало чего общего имеет с юриспруденцией»: участник акции 12 июня о суде

Юрист Олег Кондратов — один из задержанных на митинге 12 июня 2017 года в Москве. Самостоятельно защищая себя на двух судебных заседаниях, он столкнулся с подсказками судьи сотрудникам полиции, спорами об Алексее Навальном и приобщением ходатайства как оказанием услуги.

На втором заседании судья, конечно, отжигал. Я просто в какой-то момент понял, что процесс мало чего общего имеет с юриспруденцией, с теми процессами, которые у меня были. Это больше похоже на политическую дискуссию: судья одни доводы приводит, я — другие. Хотя судья вообще не должен никаких доводов приводить, он же независимый арбитр по сути. Это просто смешно. Так что я в какой-то момент сам забил на какие-то процессуальные особенности и стал просто вести с ним дискуссию.

СУДЬЯ: Вам бы понравилось, если бы около вашего дома собрались люди митинг проводить за власть?

Я: За власть? Нет, не понравилось бы.

СУДЬЯ: Ну хорошо, а против власти, против коррупции?

Я: Ваша честь, я бы присоединился.

В таких процессах по сути нет стороны обвинения, и эту роль берет на себя судья. Нет прокурора, нет какого-то сотрудника полиции, любого вообще лица, которое выступало бы обвинителем. И судья исполняет эти функции. Он на заседаниях открыто демонстрировал свою предвзятость. Говорил, что Навальному и его сторонникам, то есть мне, нужны массовые задержания и беспорядки, хотя очевидно, что все наоборот. Подсказывал сотрудникам полиции, которых я вызвал в качестве свидетелей, когда они давали показания.

Я: В материалах дела написано, что я знал, что митинг не согласован. Откуда такой вывод?

Сотрудник полиции впал в ступор.

СУДЬЯ (сотруднику полиции): Скажите, пожалуйста, там была звукоусиливающая аппаратура, с помощью которой до граждан доводили сведения, что их действия не согласованы с властями?

Просто взял и подсказал. Я подал апелляционную жалобу на решение суда и приложил к ней диск — аудиозапись второго заседания. Судья Стеклиев, который рассматривал мое дело, взял и выкинул диск из материалов. И сделал это уже на стадии апелляции, когда он обязан просто собрать дело и передать Мосгорсуду в том виде, в каком это дело существует.

В сопроводительном письме он написал, что вернул CD-диск, поскольку его содержимое не устанавливалось в ходе судебного заседания. Такую чушь я за все время своей работы юристом никогда не встречал. Получается, что протокол судебного заседания, его аудиозапись — на все это нельзя ссылаться, если во время самого заседания не проверялось содержимое. Я даже не представляю, как физически можно проверить содержимое диска и на какой стадии процесса, так как по-хорошему запись судебного заседания и его протокол ведутся до самого конца этого заседания. Как можно установить в судебном заседании достоверность того, чего еще фактически нет в природе?

Еще на заседании судья мне говорил: «Обратите внимание, я все ваши ходатайства рассмотрел, все приобщил, что вы просили, вызвал свидетелей». Обращал на это внимание так, будто бы он услугу какую-то мне сделал, хотя это просто его обязанности.

В отделе полиции мне написали, как и всем, это стандартное обвинение, как под копирку — выкрикивал три лозунга: «Путин вор!», «Россия без Путина!» и третье еще что-то. «Путину позор!», по-моему, хотя так и не кричат. В моем случае вообще смешно говорить о том, что я выкрикивал какие-то лозунги, потому что у меня есть позиция определенная — я не выкрикиваю на митингах лозунги. Мне не хочется ради этой власти надрывать глотку. Мне кажется, что это просто бессмысленно и немного инфантильно выглядит. Все эти красиво звучащие «Жулики и воры, пять минут на сборы» или известное «Не забудем, не простим»… Да, по смыслу все правильно, конечно, но по факту это несерьезно. Кому кричать? Сотрудникам полиции, «космонавтам», которые всех винтят? И мне написали, что я выкрикивал, хотя я не выкрикивал, — обидно просто. Написали еще, что я распространял агитацию. Я, наверное, и распространял бы, если бы было что распространять.

При этом сотрудники полиции сами часто понимают, что это беспредел. Как задерживают всех, выкручивая руки, как избивают. В отделе слышал, как один сотрудник сказал другому: «Я не хочу с этим связываться. Там парню легкие повредили, я не хочу иметь к этому никакого отношения». И нас держали до двух или трех ночи не потому, что была дана такая команда, а потому что сами сотрудники полиции не знали, как оформлять людей. Звонили кому-то, спрашивали, ждали ответа. Нас фотографировали, у нас пытались взять отпечатки пальцев. Многие на это соглашались, просто потому что их запугивали статьей о неповиновении «законному» требованию сотрудника полиции.

Я: А где сказано, что у меня как у задержанного за нарушение правил участия в митинге нужно брать отпечатки пальцев? Вы готовите базу для будущих посадок, что ли?

СОТРУДНИЦА ПОЛИЦИИ: Ну, у нас есть приказ у всех задержанных на митинге брать отпечатки пальцев.

Меня вообще задержали за хороший поступок. Я отошел в сторону, чтобы покурить и не дышать на людей дымом. Отошел к ограде, смотрю — менты начинают двигать ограждения прямо на меня. Думаю, больные, что ли, нельзя аккуратно их подвинуть? А они, оказывается, сделали это специально, чтобы я начал их отодвигать. Меня просто было очень удобно задержать. Я стоял с краю — бери, хватай.

04.04.2018, 17:29

«Лицом к лицу с законом»: угроза отчисления за листовки о бойкоте выборов

Студента и волонтера московского штаба Навального Александра задержали за раздачу листовок перед выборами президента. Через пять дней в половину седьмого утра к нему в общежитие пришли полицейские. Прямо оттуда активиста повезли в суд. Александр рассказал ОВД-Инфо о нарушениях со стороны сотрудников правоохранительных органов.

Меня зовут Александр. Я студент первого курса Московского университета по землеустройству. Учусь на факультете архитектуры на бюджетной основе. В Москву приехал из Смоленской области, получил общее среднее образование в СОГБОУ «Сафоновский детский дом-школа».

Я сторонник Алексея Навального и веду активную деятельность в его политической кампании. Моя гражданская позиция — это минимизировать уровень коррупции в нашей стране. Я на безвозмездной основе способствовал распространению материалов о забастовке избирателей, которую проводил Навальный, и не считаю такие действия незаконными. Делал я это преимущественно в метро, что позволяло мне экономить время и использовать поездку в метро на пользу моему недопущенному кандидату. 22 февраля я стал жертвой полицейского произвола, опишу, как все происходило.

Примерно в середине дня я проходил по вагону с листовками Навального, пассажирам, которые протягивали руки в ответ на мои высказывания, я давал печатный материал. Вдруг ко мне подошел сотрудник полиции и попросил последовать за ним для ознакомления с правилами метро. Он попытался мне сказать, что я провожу агитацию. На это я ответил, что просто информирую граждан. Мы пошли в комнату полиции, где было составлено объяснение. Я не растерялся и все последующее время вел диалог с юристами из ФБК и ОВД-Инфо. Они мне подсказывали, что лучше делать и чего не делать. По их совету я хранил молчание, не говорил лишнего и старался не подписывать некоторые документы, которые мне подсовывали.

Сотрудники вели себя неподобающе, всячески высмеивая мою политическую позицию. Старались внушить мне, что я совершил очень опасное нарушение, и что в скором времени меня просто отчислят из универа, а мое участие в такой деятельности очень пагубно скажется на моей карьере.

Такие листовки раздавал Александр

Потом меня повели в 6 участок полиции по Басманному району (отдел полиции № 6 на Московском метрополитене — прим.). При понятых был совершен обыск, изъят печатный материал, переписаны номера всех дебетовых банковских карт, что меня очень возмутило. Мобильный телефон сотрудники попросили разблокировать для записи номера IMEI.

Девушка не в форме, которая никак не представилась, забрала телефон и совершала с ним неизвестные мне действия. Краем глаза я видел, что она переписывала контакты из телефонной книги.

Спустя какое-то время девушку отгородил другой сотрудник, всячески игнорируя просьбы вернуть мобильный телефон. Потом мне принесли определение о возбуждении дела об административном правонарушении. В это время на меня оказывалось психологическое давление: сотрудники окружили меня со всех сторон, зачитывали какие-то бумаги, не давая никакой возможности спокойно оценить обстановку. Все это время мне давали еще бумаги для подписи, нормально не объясняя, зачем они нужны. Я отказывался все это подписывать, решив, что сделаю это, когда смогу нормально оценить произошедшее. Телефон через некоторое время мне вернули, но не без настойчивости с моей стороны. Первая часть истории закончилась, продолжение не заставило себя ждать

Через пять дней в полседьмого утра ко мне в комнату общежития ворвались органы. Комната была не закрыта, адрес полиция узнала по студенческому билету, который был найден при обыске. Включив свет, они зачитали мне определение о назначении времени и места составления протокола по статье 5.12 КоАП (незаконная агитация). При этом старший инспектор О. Д. Беглова оказывала на меня давление, а точнее высказывала угрозы о моем отчислении из вуза по результатам решения суда, ссылаясь на статью 29.13 КоАП (представление об устранении причин и условий, способствовавших совершению административного правонарушения).

Полицейские в комнате Александра в общежитии / Фото предоставлено Александром

В это я время включил диктофон и записывал ее монолог. Она говорила, что направит определение в мой деканат и меня отчислят на основании статьи 29.13 КоАП. В статье говорится, что судья, рассматривающий административное дело, отправляет в организацию (в случае Александра это университет — прим.) «представление» о том, что стало причиной и условием, способствовавших нарушению закона. Беглова и ее коллега утверждали, что в моем случае причиной нарушения является то, что я проживаю в Москве и учусь в государственном учреждении.

Я согласился приехать в назначенное время для составления протокола, но сотрудники отказывались ждать меня в участке, они ждали меня возле комнаты. Меня отвезли в участок, где Беглова предложила подписать уже составленный без меня протокол. Я сфотографировал протокол и упомянул о том, что протокол должен быть составлен в моем присутствии.

Протокол составляет в отсутствии физического лица только в случае его неявки или неявки законного представителя (п. 1 ч. 4 ст. 28.2 КоАП) .

Беглова тут же его порвала и написала новый. Далее меня повезли в Басманный суд. В суде, пока ожидалось начало заседания, я просил сопровождавших меня сотрудников ознакомить меня с материалами дела, но они отказывали мне в этом. При поддержке юриста ОВД-Инфо Дениса Шедова по телефону на судебном заседании я ходатайствовал об отложении рассмотрения дела для ознакомления с материалами. Суд удовлетворил оба ходатайства и назначил заседание на 5 марта.

Фото предоставлено Александром

5 марта вместе с Шедовым я прибыл в суд. Хочу выразить благодарность Денису за безвозмездно оказанную мне помощь. На суде мы просили пригласить сотрудников полиции для участия в заседании в качестве стороны обвинения, в чем суд нам отказал. Также мною было четко объяснено, что в соответствии с законом «О выборах Президента РФ», где прописано, какой материал можно считать агитационным, мои листовки не являются агитационными. Суд проигнорировал данное сообщение. Позже будет ясно, что суд просто опирался на решение ЦИК о незаконности антивыборной агитации. Полиция направила мои листовки на экспертизу в ЦИК.

В решении суда говорится о совершенно других листовках, признанных агитационными, более того, решение ЦИКа датировано 1 февраля, отмечу что на тот момент раздаваемых мною листовок просто могло не быть. Дело в том, что названия моих листовок схожи с одним названием, упомянутом в решении ЦИКа, но на самом деле это разные листовки. Мои листовки называются «Забастовка избирателей Н», где буква «Н» означает, что забастовку проводит Алексей Навальный, а в решении ЦИКа указано название совершенно другой листовки, но с похожим названием «Забастовка избирателей».

В результате суд признал меня виновным и назначил штраф в одну тысячу рублей. После суда мы с Денисом составили апелляционную жалобу, и я отнес ее в суд. Ждем ее рассмотрения. Я намерен вести это дело вплоть до ЕСПЧ, отстаивать свое право на свободу выражения своих мыслей и взглядов.

Данная ситуация для меня оказалась очень полезной в плане опыта: я первый раз столкнулся с законом лицом к лицу.

Юридическая служба ОВД-Инфо, горячая линия и группа мониторинга существуют на ваши пожертвования. Поддержите, пожалуйста, нашу работу. Сделать это можно здесь.

03.04.2018, 16:34

«Бородатые мужики бегают с воздушными шариками»: рассказ наблюдателя на выборах в Чечне

Активист кампании Навального Сергей Лопатин описал свою поездку на выборы в Грозный. По его словам, даже когда вам лично угрожает Магомед «Лорд» Даудов, это еще не значит, что с вами действительно что-то случится.

Как все хорошо начиналось! Огромные бородатые мужики бегают по двору школы с воздушными шариками, милые бабушки из комиссии обещают накормить нас хингалшами собственного приготовления… И тут первая новость — Собчак прекращает полномочия своего доверенного лица, выдавшего нам новые направления, взамен направлений от Явлинского, отозвавшего их за день до выборов. Если вы считаете, что Грудинин чем-то лучше этих двух — не волнуйтесь, свои направления он отзовет вечером. В Кемерово из-за этого массово начнут выгонять наблюдателей с участков, но нам удастся отстоять свои позиции, доказав, что отзыв направлений в день голосования не имеет юридической силы. Ну не нужны кандидатам наблюдатели, и правда, зачем?

Итак, день начался прекрасно, голосующих на участке почти не было. Но так продолжалось часов до 12. После этого люди пошли, но не редким потоком, а порциями — 30 старушек, потом никого, потом 30 мужиков, и снова никого… И большинство из них, ничего не стесняясь, просили комиссию, наблюдателей или просто друг друга сфотографировать их с бюллетенем — «для отчета». Такое вот добровольное волеизъявление.

А еще я познакомился с удивительным человеком. Героем России, дважды награжденным орденом мужества и пока единожды орденом Кадырова — председателем парламента Чеченской республики.

Он пообещал меня выебать.

Дело было так. Мы обнаружили, что в коридоре УИКа… собирают паспортные данные избирателей. Натурально, сидит член комиссии и переписывает паспорта под видом голосования за «благоустройство города». Ну охренеть. Подняли шум, начали снимать на камеру. Приехал представитель ТИКа, поговорили, и он даже встал на нашу сторону. И все было бы хорошо, но с ним приехали мэр Грозного вместе с Лордом -тем самым героем-всего-что-только-может-быть. Для тех, кто не в курсе, именно его считают ответственным за публичные извинения» перед Кадыровом на камеру (в трусах на беговой дорожке, если помните) и… за уничтожение геев в республике. Специальные тюрьмы, пытки и вот это вот все. Ну вы поняли. Сначала он громко возмущался, как это я могу с ним спорить, если он меня старше?! А потом схватил правой рукой, прижал к себе и сказал на ухо: «Я. Тебя. Выебу. Понял?» Милейший человек.

А дальше вскрылось удивительное. Примерно в 5 часов, незадолго до вечернего наплыва людей, я зашел на сайт ЦИК сравнить промежуточную явку с моими данными. И обнаружил… что они завышены в два раза! На 12:00 реальная явка была около 14%, у ЦИКа — 29%; на 15:00 реальная — 28%, у ЦИКа — 44%. Этот момент стал ключевым в моем отношении к происходящему. Стало понятно, как они собираются дотягивать рекордно низкую явку до привычных 100 — будут переписывать протокол. Я спросил у председателя, кто на нашем участке отправляет данные в ЦИК. И услышал внезапный ответ: «Ооо, провокация!» Впрочем, когда тот же вопрос был задан на камеру, она призналась, что отправляет сама. После этого я показал данные ЦИК всем присутствующим, и секретарь пошла выяснять, как такое возможно. Что уж говорить, что после огромного, как всегда в эти часы, вечернего наплыва людей, явка по данным ЦИК поднялась всего на 7% и совпала с моими расчетами.

А как нервничала председатель! Запрещала фотографировать, передвигаться и даже с места вставать. Ну что остается делать в такой ситуации? Жаль человека, но понятно же, почему переживает. А как пресекать и фиксировать нарушения, сидя на месте и не снимая? Так что весь подсчет голосов мы слушали вопли председателя, но снимали процесс подсчета голосов со всех возможных ракурсов. Комиссия не знала, как он проводится, возмущалась, когда мы требовали действовать исключительно в порядке, прописанном в законе. К их чести надо сказать — возмущались, но слушались.

Но самый большой скандал разразился, когда я потребовал выдать мне копию протокола до того, как председатель повезет оригинал в ТИК. Что тут началось! Бедная женщина звонила во все возможные инстанции, требовала нас выгнать, плакала в трубку, что ничего с нами не может поделать; нам пытался угрожать двухметровый «ответственный за свет», все это время сидевший в помещении и отказывавшийся его покидать, несмотря на то, что не имеет права присутствовать при подсчете голосов. Но в конце концов копии были получены, с боем заверены и мы поехали в хостел на такси — отдыхать.

Зачем все это было нужно? Мы, впервые в истории Чечни, смогли зафиксировать реальное волеизъявление людей, пусть и согнанных на участки насильно. На моем участке явка составила 45%, а в целом по республике — 92%. У нас за Путина 69%, в целом — 91%. По-моему, это прекрасно демонстрирует, зачем вообще нужны наблюдатели. Но еще интереснее то, что и явка, и результат Путина, зафиксированный нами — ниже, чем в Москве! Неожиданный для Чечни результат, правда?

Но еще важнее, что до нас все боялись наблюдать на Кавказе. Но теперь, увидев, что все в порядке, можно рассчитывать и на более массовое наблюдение, чем 52 человека.

02.04.2018, 15:48

«Имена приходилось выдумывать на ходу»: рассказ о пытках по делу о разбитом окне ЕР

Святослав Речкалов, фигурант дела о разбитом окне в районном офисе «Единой России» в Москве, рассказал ОВД-Инфо об обыске, допросе и пытках электрошокером.

Ранее ОВД-Инфо публиковал рассказ подруги Речкалова.

Меня зовут Святослав, я создатель исторического паблика «Когда Боги Смеялись». Последние несколько лет я занимаюсь борьбой с квартирными рейдерами, мошенниками и недобросовестными работодателями в Москве. 14 марта я проснулся от того, что вооруженный бронированный спецназ вышибает дверь в мою квартиру. Как пояснили позже, я якобы разместил видео во «ВКонтакте». Вслед за спецназом в квартиру ворвались оперативники Центра «Э» с истерикой о том, что анархисты по всей стране проводят акции протеста в каких-то неприлично больших количествах и якобы я имею ко всему этому отношение. Закончилось для меня все пытками током с мешком на голове в микрофургоне, в ходе которых мне объясняли, что бороться с рейдерами нужно под флагом прокремлевских движений, требовали признать себя лидером анархистов всея Руси, организатором всех анархистских акций и кампаний в этой стране, а также обвинением в том, что, опубликовав видео во «ВКонтакте», я вступил в преступный сговор, и арестом на двое суток в ИВС по статье, которая вообще не подразумевает лишения свободы. Приближались выборы президента 2018, силовики пытались спасти их от анархистов, как могли.

Так оно происходит. Ты живешь обычной жизнью, играешь с друзьями в «Манчкин», планируешь следующий день. Перед сном с девушкой смотрите сказочный фильм дель Торо «Форма Воды» о том, как советские и американские спецслужбы хотят погубить чудного человека-амфибию. Его держат в цепях, пытают током, даже расстреливают из пистолета. Но в конце концов волшебная сила добра и любви побеждает, все плохие люди умирают, а хорошие обретают счастье и свободу.

Но это кино. В жизни же, сомкнув на этой счастливой ноте глаза, я был разбужен криками «открывай» и страшным грохотом из коридора — кто-то выламывал нашу дверь. Просыпаюсь, уже стоя на ногах. За окном светает, в комнате серо, пасмурно. Понимаешь реальность происходящего, но это происходящее будто из какой-то другой, параллельной жизни. Будто та жизнь, в которой ты смотрел перед сном «Форму Воды», а утром должен проснуться и пойти на работу, продолжается. А тебя какой-то злой волей занесло в эту параллельную вселенную, где входная дверь выломана и в твою комнату залетает спецназ в черной одежде, шлемах, балаклавах и доспехах на всех частях тела. Тычут в тебя автоматами, укладывают лицом в пол, приводят соседа из соседней комнаты и также укладывают лицом в пол.

Вслед за спецназом в комнату врываются ребята в штатском — политическая полиция, Центр «Э». Старший ликует и кричит, что мы не в сказке и за какую-то борьбу с государством у нас теперь будут крупные проблемы. Он играет роль строгого, но справедливого полицейского. Помимо него, в команде толстяк в бомбере — добрый полицейский. И молодой инфантильный «крепыш», исполняющий роль злого полицейского. Он, кажется, искренне переживает из-за анархистской активности в стране. Когда он говорит об акциях анархистов, складывается ощущение, будто каждая из них направлена против него лично и служит оскорблением всему, во что он верит. Крепыш подлетает ко мне и выплескивает все обиды, накопившиеся в результате анархистских акций. Ругается, вспоминает какие-то акции у посольств, вывешенные баннеры, несанкционированные шествия, какие-то радикальные акции.

Не совсем понимая, при чем здесь я, замечаю, что ни в каких акциях я не участвую и вообще тут ни при чем. На что получаю ответ: «Ты лидер всей этой х**ни, это ты виноват!» Статус лидера анархистов, конечно, льстит, но немало удивляет. До данного момента я даже не подозревал, что у анархистов может быть лидер.

Меня ведут к следователю на кухню, который объясняет мне, что обыск проходит в рамках расследования о погроме офиса «Единой России». Никаких офисов я не громил, о самом погроме узнал из СМИ, а потому причин волноваться у меня не было. Благоприятный исход обещало и поведение политической полиции. Добродушный толстяк в бомбере, пытаясь создать ощущение, что «мы все знаем», начинает перечислять какие-то мероприятия и аккаунты, к которым я не имею ни малейшего отношения, из чего становится ясно, что на меня вообще ничего у них нет. А озлобленный Крепыш пообещал лично применить физическое насилие, если акции анархистов будут продолжаться. К акциям анархистов я отношения не имею, но такая постановка вопроса, предполагающая возможность в них участия в ближайшем будущем, ясно дала понять что закрывать меня не станут, хотя и обещают обратное. Что немало ободрило в такой ситуации.

Последовал обыск, в ходе которого стало очевидно, что среди спецназа есть бывшие бойцы «Беркута» — очень живо, с характерным акцентом, реагировали на красно-черные цвета (совпадающие у анархистов и украинских националистов) и тему Украины. После обыска последовал допрос о моих политических взглядах и предложение или брать все на себя («стать героем»), или сдавать всех друзей и знакомых. От такого великодушного предложения я отказался, после чего мне сказали, что у нас не Питер и не Пенза, пыток не будет, и повели в микрофургон, в котором спустя пару часов мне надели мешок на голову и пытали током. Эшник, который говорил что «пыток не будет», при этом очень гордился тем, что держит слово: «Я **** говорил, что посажу, и посадил! Я всегда держу слово! И теперь говорю тебе — тебя тоже посажу! Мы тебя при этом даже пытать не станем, нам это не нужно».

Мне и моему соседу связали стяжками руки за спиной, завязали глаза черным скотчем и усадили в багажник микрофургона. Мы, кстати, были на данный момент еще свидетелями. Но на допрос нас, что характерно, везли то ли как террористов, то ли как бандиты вывозят в лес своих жертв.

Мы не столько ехали, сколько стояли на месте. Спецназ, перевозивший нас, ругался, что приходится ждать «тупых качков» из Центра «Э», которые каждые два часа бегают пожрать. Крепыш во время обыска, действительно, постоянно выходил на балкон покушать, но тогда было все равно. Теперь же, сидя в багажнике, скрюченный, с онемевшими ногами и перерезанными стяжками руками, я искренне разделял негодование спецназа. Было тяжело даже пошевелиться, чтобы чуть размять ноги или сесть удобнее, поскольку мы с соседом-свидетелем сидели вплотную, и шевелившись причиняли друг другу массу неудобств. Потому, когда спецназ ругался на эшников ублюдками, я искренне солидаризировался в том, чтобы поскорее эти «тупые качки» вернулись и забрали нас. Когда это произошло, впрочем, я понял, что уж лучше и дальше лежали бы мы в багажнике.

С нас сняли стяжки, скотч и пересадили в газель с полицейскими. Спустя минут 20 меня вновь забрал спецназ и вернул в микрофургон. При посадке мне сразу надели мешок на голову, сковали руки за спиной наручниками и усадили на сиденье. Рядом сели двое неизвестных мне человека.

Этих двоих сильно интересовали мои политические взгляды и моя деятельность. Я объяснил, что придерживаюсь гуманистических взглядов и занимаюсь, в основном, борьбой с квартирными рейдерами, мошенниками и недобросовестными работодателями. Например, приходит бригада бандитов к старушке домой, пробивают ей голову и выкидывают на улицу. Если приезжает полиция, то она обычно подкуплена. Говорит «сами разбирайтесь» и уезжает. Если приезжаем мы, то бандиты видят силу и уже предпочитают действовать через суды.

Мои собеседники сказали, что это очень хорошая деятельность, претензий к ней не имеют. Но, по их мнению, мы боремся с преступниками методами преступников. Спустя несколько минут эти ребята будут пытать меня током, скованного и с мешком на голове. А пока они рассказывают мне, что нельзя в борьбе с преступностью действовать, как преступники. Нужно идти под крыло власти и заниматься общественно-полезной деятельностью в сотрудничестве с органами. Вот как «Лев Против» (инициатива за здоровый образ жизни, применяющее достаточно агрессивные методы — ОВД-Инфо), говорят. Мол, он [ее лидер] тот еще пи**рас, бывший реструктовец (участник движения «Реструкт» неонациста Максима «Тесака» Марцинкевича — ОВД-Инфо). Но вовремя сообразил и пошел на контакт. Нам бы так же нужно бы сделать. Не то получается, что мы под благими целями борьбы с рейдерами заманиваем людей под анархистские знамена и направляем на противогосударственную деятельность. А надо, видимо, под благими целями заманивать под кремлевские флаги.

После чего приступили к сути нашей беседы. Ребят тоже сильно беспокоила активность анархистов. Говорят: «Вы вконец о**ели! Какого х*я анархисты внезапно стали проводить свои акции вообще везде, кругом, во всех городах?» Тоже почему-то считали, что в этом виновата «Народная Самооборона» и лично я, и переживали по этому поводу не меньше Крепыша.

Задали несколько вопросов о различных анархистских движениях. Так как я не знал ответа, помочь им с этим не сумел, после чего получил удар током в колено. Закричал, но скорее от неожиданности. Разряд был еще слабый и скорее неприятный, чем болезненный. Один из собеседников сказал с издевкой: «Ну, я думаю, что такой идейный революционер ради своей идеи выдержит любую боль. Мы пока отойдем, и с тобой пообщаются другие ребята, и ты решишь, захочешь ли отвечать на наши вопросы».

После того, как мои собеседники вышли, меня начали избивать двое или трое человек. Удары руками были несильными, но зато увеличилась мощность разрядов тока, которые стали довольно болезненными. При этом мне объясняли, что мощность и длительность воздействия тока можно увеличивать (что демонстрировали на практике). И более того, если откажусь общаться с сотрудниками, током меня будут бить не по ногам, а по яйцам. Кто-то сзади схватил меня за штаны, их начали сдергивать и кричать что сейчас перейдут к яйцам. После чего я сказал, что готов общаться.

В дальнейшем эта сцена повторялась еще дважды, когда их не устраивали мои ответы. После третьего раза им, видимо, надоело, и шокер плотно приставили к моему правому бедру. Удары током могли сопровождать вопросы, либо следовали, если я давал неудовлетворительные ответы или медлил, отвечая на вопросы.

Я не могу сказать, что боль была совсем уж невыносимая (хотя было довольно болезненно). Думаю, что из всех «электрических» пыток анархистов, меня пытали гораздо более лайтово, чем в Челябинске, Петербурге или Пензе. Когда я впоследствии читал рассказ Виктора Филинкова о пытках, которым подвергся он (его пытали также в микрофургоне), я был поражен, во-первых, той жестокостью, которой он подвергся. А во-вторых — тем мужеством, которое от него потребовалось, чтобы под угрозой повторения этого кошмара прямо заявить о пытках.

Самое худшее было не то, что меня били током. А то, что я действительно понимал, что разряд повышается, и вскоре он может дойти до действительно невыносимого. Что меня правда могут начать бить током в пах, как это было в Пензе и Челябинске. И что, вероятно, никто кроме моих девушки и соседа, также задержанных, не знает, что я здесь. А значит, у палачей полно времени и возможностей для перехода к петербургскому сценарию, которым мне и угрожали. Но самое худшее — это ощущение собственной беспомощности, когда ты ничего не можешь сделать в этой ситуации.

В результате таких электрических процедур я решил согласиться с тем, что я лидер «Народной Самообороны» и анархистов всея Руси. В процессе этого меня долго били током, чтобы я назвал конкретных людей и организацию, но так как никакой организации я не знал, а оговаривать никого мне не хотелось, пришлось сказать, что я организую все абсолютно один, просто получая отчеты от местных групп анархистов и координируя их деятельность через интернет, совершенно не понимая, кто находится по другую сторону экрана. «Что-то какая-то х**ня. По-моему, это п**деж», — недовольно ворчали мои собеседники и продолжали бить меня током. Но что я еще мог сказать, ничего не зная? В конце концов, пришлось им удовлетвориться этим ответом.

Аналогичным образом меня спрашивали о каких-то акциях в Москве, о несанкционированной демонстрации анархистов по Мясницкой улице и погроме офиса «Единой России». Совершенно не понимая, кто мог участвовать в этих акциях, пришлось также убеждать их, что я просто получаю отчеты и координирую, но не организую и не знаю никого лично. Попытка отрицать же и координацию мной уже даже не рассматривалась — было очевидно, что им нужно, чтобы я в чем-то признавался.

Спрашивали про мероприятия, посвященные борьбе с мошенниками. И так как на этих мероприятиях я был, а ответы в духе «не знаю, не помню» привели к тому, что собеседники вновь оставили меня на электрошоковые процедуры, а сами вышли из микрофургона, пришлось на ходу выдумывать случайные имена и называть их.

В конце концов, мне наказали говорить у следователя, что это я координирую анархистское движение в России, создал «Народную Самооборону» и стою за всеми многочисленными акциями анархистов в России. В противном случае мне обещали, что создадут невыносимые условия в СИЗО и ИВС, присоединят к делу «Сети» и отвезут покататься на микрофургоне еще раз. На этот раз в лес, где будет, как в Питере. Мне также запретили рассказывать про пытки и брать адвоката. Мол, они не помогут, а только хуже сделают. Никто здесь не поможет, «я могу тебе колено прострелить, и мне ничего не будет».

Меня отвезли в отдел дознания. Прямо на пороге меня встречала целая делегация. Старший из эшников — обладатель больших серых глаз, почти выкатывающихся из орбит, которыми он внимательно всматривался в людей, и давно не стриженной гривы волос (мы между собой называли его Гривастый) — стоял на пороге. Гривастый внимательно всматривался в меня, на лице у него была ухмылка, в глазах читались улыбка и какое-то садистское удовлетворение.

Меня подняли в кабинет на третьем этаже. Там, помимо гривастого, находились еще два эшника. Мужик с бородкой Чака Норриса и огромный раскаченный парень с детским мальчиковым лицом. Мы их так и назвали — Бородка Чака Норриса и Малыш. Малыш и Бородка Чака Норриса то заходили, то выходили. Спустя несколько минут к ним присоединился и дознаватель.

Гривастый начал задавать мне наводящие вопросы, и я повторил сказанное ранее в микрофургоне — я администрирую «Народную Самооборону», получаю отчеты об акциях, размещаю их и координирую группы, что присылают мне отчеты. Для них было принципиально важно, чтобы я сказал, что делаю это посредством мессенджера Wire.

Услышав то, что хотели услышать, люди в кабинете удовлетворенно кивнули и отвели меня на допрос к следователю. Помимо нас со следователем, там находился целый отряд эшников — Толстяк, Бородка Чака Норриса, Гривастый, время от времени сюда заглядывал Малыш, а после и Крепыш, сменивший роль на доброго полицейского.

Следователь принялась записывать мои показания, однако они внезапно не устроили Бородку Чака Норриса. Тот начал требовать, чтобы я не говорил, что делал все один, но называл другие имена и оговаривал других людей. Ребятам было очень важно сделать организацию. Я отказался, после чего эшники наперебой начали возмущаться моим отказом, угрожая мне повторной поездкой в микрофургоне. Обещания эти давались в присутствии следователя. «Зови Цербера», — сказал Толстяк кому-то из коллег. Я боялся, но страх начал дополняться злостью. Я сказал, что в таком случае я вообще отказываюсь от дачи показаний. Я уже сказал под пытками, А, и теперь от меня требуют говорить Б. Далее из меня будут выбивать В, Г и все что угодно, раз за разом, используя сказанное мной ранее и приплетая туда пытками все новые детали, людей, показания. Сказанное изначально послужит своего рода крючком, на котором меня будут держать и которым меня будут шантажировать. Я понял, что если сейчас не противостоять этому, пытки продолжатся, они будут многочисленными и более жестокими. И тогда меня заставят оговорить не только себя, но и кого угодно.

Высказав это эшникам, я заявил, что отказываюсь от дачи показаний, и приготовился ко второму раунду поездки. Это было вовсе не героически, как может показаться — я очень боялся и начал рассматривать различные варианты членовредительством отправиться в больницу, а не на прогулку. Кроме того, как раз за сутки до того у меня обострился гастрит, еще более усилившийся в результате стресса от пыток и голодания (с утра я ничего не ел). Так что видок у меня был, надо полагать, испуганный и болезненный. Впрочем, мне повезло. Следователя испугала возможность отказа от показаний. Заявив, что я с ней разговариваю и не надо слушать никого из эшников, она выгнала всех, кроме добродушного Толстяка. И следующие час или полтора мы провели в торгах о том, подписывать ли мне данные ранее показания и в каких формулировках. Ибо изначально там были записаны такие вещи, о которых я даже не говорил. На дальнейшие вопросы я отказался отвечать, пояснив, что если буду говорить «нет» — меня продолжат пытать. А если буду говорить «да» — это ляжет в основу для моего собственного обвинения. На подобного рода заявление о пытках следователь отреагировала весьма оригинально, с издевкой сказав: «Что я слышу! Ты, лидер анархистов, говоришь, что боишься чего-то? Как на это отреагировали бы твои последователи, будь они здесь?» Я ответил, что ничьим лидером не являюсь и последователей у меня никаких нет, и попросил звонок и своего адвоката. Никто, конечно, мне такой возможности не предоставил.

Несколько часов после допроса пришлось провести в отделении. Эшники постоянно подходили поговорить. Теперь они были настроены более дружелюбно, рассказывали какие-то офигенные истории про то, как задерживали различных анархистов, про Алексея Навального и т. д. Говорили, что решения о пытках принимаются помимо их воли, и им это не нужно, чтобы доказать мою виновность. Меня продолжали считать каким-то анархистским фанатиком, лидером анархистов. И даже удивлялись — мол, как так вышло что «такой авторитетный анархист» не участвует ни в каких анархистских акциях. Хотя, казалось бы, здесь все просто — не нужно натягивать на людей чужие роли, а потом удивляться, что они им не соответствуют. Можно назначить первого попавшегося человека «лидером», а затем удивляться, что-то не сходится, но это не самый рациональный подход. Еще ребята очень обижались, когда я им намекал на основной вид деятельности «Центра Э» — поиск крамольных картинок и аудиозаписей, — и уверяли что никогда бы сами таким не занимались.

А вечером меня даже покормили.

Ближе к ночи начался допрос в качестве подозреваемого. Меня поразила сама постановка подозрения — некие ребята разгромили офис «Единой России». По мнению следствия, меня там не было. Но я опубликовал будто бы видеозапись во «ВКонтакте» и тем самым вступил в преступный сговор и являюсь соучастником. Звучит как бред, особенно если учесть, что в действительности я даже не публиковал никаких видеозаписей. Более того, меня обвинили, что я опубликовал видео на паблике «Народной Самообороны». Однако элементарный поиск по названию видео по ВК показывает, что прежде, чем видео появилось на «Народной Самообороне», оно уже было опубликовано целым рядом других пабликов. Это действие, однако, оказалось слишком сложным для следствия.

На этом допросе мне даже предоставили адвоката по назначению. Весь допрос она сидела в наушниках, уставившись в экран телефона. Когда я эксперимента ради решил что-то ее спросить, она сказала соглашаться с дознавателем. Ну, все, как я и думал.

Повторив дознавателю то, что говорил ранее в качестве свидетеля на первом допросе, я получил двое суток задержания в ИВС. Было очевидно, что мои показания не устраивают следствие, и я на полном серьезе ожидал ночной прогулки на микрофургоне. К счастью, все обошлось. Возможно, от пыток меня спасла поднявшаяся в СМИ шумиха. Ночь я провел на скамейке в коридоре отдела, а утром меня отвезли не в лес, а в ИВС. Где, несмотря на угрозы эшников о том, что придется несладко, было очень даже ничего, про ИВС на Петровке ничего плохого сказать не получится. После всех этих поездок в микрофургонах, вламывающегося в квартиру спецназа, ночевки в отделении с обостренным гастритом и ожидания продолжения пыток — два дня покоя и ничегонеделания не самый плохой вариант, чем все могло окончиться.

Вскоре ко мне пришли правозащитники из ОНК, мой случай получил огласку (что, вероятно, избавило меня от продолжения пыток), и меня выпустили под подписку о невыезде. Такая история.

Оказавшись в такой ситуации, понимаешь, насколько важны своевременные публичное освещение задержаний, работа СМИ, правозащитников и медиа-проектов, пишущих о репрессиях. Публичность в случае задержаний и работа проектов вроде ОВД-Инфо порой служат единственной защитой от пыток для человека, оказавшегося в застенках.

30.03.2018, 14:10

«Молчание оборачивается против нас самих»: журналистка о неофициальном допросе ФСБ

Журналистка и анархистка Софико Арифджанова рассказала ОВД-Инфо о неофициальном допросе ФСБ, во время которого сотрудники пытались добиться от девушки информации об активистах и о том, что анархисты поддерживают Вячеслава Мальцева и его «революцию».

Это произошло в конце февраля прошлого года. Мне позвонил отец и сказал, что случилась большая беда, о которой он не может говорить лично, и попросил к нему приехать. Когда я уже была у него, он рассказал, что на moloko plus собираются заводить дело об экстремизме — якобы по итогам лингвистической экспертизы. Сказал, что его скоро зайдут навестить друзья и проконсультируют меня на этот счет. Отец был в тяжелом состоянии после инсульта.

Пришли двое. Изначально сотрудники ФСБ себя не палили и косили под папиных друзей. Я поняла, что-то идет не так, когда они прошли на кухню, и я спросила, что с «молоком», а мне ответили:

— Ну, подожди, обо всем по порядку. Каких политических взглядов ты придерживаешься?

Алексея «Улыбку» я узнала уже позже, второго, тощего молодого мужчину в очках, я не знала. Разговор продолжался почти три часа. Улыбка активно расспрашивал меня про Мальцева: что я о нем знаю, как к нему отношусь; пытался говорить о «революции 5.11», но вскользь. Меня спрашивали про «Автономное действие» (АД), и даже любезно выложили список людей, которые, по их мнению, имеют или имели отношение к АД. Фамилий питерских и пензенских фигурантов я не помню — тогда я не знала об этих людях, и потому фамилии их я могла просто не заметить. Плюс список был странный. Пара моих знакомых туда попали явно из-за того, что часто встречалась на моих фотках в инстаграме. О «молоке» больше толком не вспоминали, про «Сеть» не было ни слова.

Про Мальцева меня едва ли не уговаривали сказать хоть что-то хорошее, прямо давили. Говорили, что в анархо-среде его поддерживают, а АД как организация прямо разделяет его взгляды. «Неужели ты придерживаешься другого мнения? А если хорошо подумать?» Чувак в очках то и дело психовал и возмущался: «Хватит так разговаривать, мы прекрасно знаем о ваших курсах по поведению на допросах, все эти уловки стары как мир». Они хотели получить конкретные ответы.

Они выдумывали дикие истории, пытаясь спровоцировать меня на рассказ, пытаясь подорвать доверие, в том числе, к близким людям. Например, про Пашу Никулина говорили, что у них есть видео из офиса «Открытой России», как он получает от них деньги на поездку в Лондон. Это было смешно, потому что через день после допроса я вышла к ним на постоянную работу. Мне рассказывали идиотские ужастики о людях, которых я, по их мнению, должна сильно не любить и про которых из-за этого я, предположительно, могу сказать что-то сгоряча.

Потом они просто пытались меня запугивать: мол, папа болеет. Еще сказали тупую вещь, что поддержка Кольченко сулит мне уголовку за пособничество терроризму.

Я не предавала огласке это раньше, потому что переваривала семейную ситуацию: отец заманил меня на допрос. Допускаю, что он искренне верит в эту «дружбу», поскольку после болезни единственное его занятие — вести колонку в «Аргументах и фактах» о великом КГБ. Я передала информацию об этом случае тем, кого упоминали.

Потом мне как-то позвонили с неизвестного номера. Но я, перезвонив, поняла, что это те фсбшники, и стала игнорировать этот номер. Им почему-то было важно, чтоб я сама им позвонила, поэтому они отправили мне смс, где просили еще перезвонить. В сообщении они себя назвали «журналистами в черном», с которыми я познакомилась у отца. Это абсурд, я знаю, я не могу поверить, что рассказываю такое.

Мне кажется, ФСБ давно готовила фабрикацию дела «Сети». Я знаю, что с таким допросом приходили не только ко мне. И я уверена, что обысков по этому делу прошло гораздо больше, чем известно широкой публике.

Предотвратить безумный размах трагедии было возможно, вовремя предав ситуацию огласке. Проблемы стали появляться еще год назад, а заговорили о них, когда ФСБ уже успела пытками выбить из похищенных людей признательные показания.

Невозможно предугадать, что на уме у чекистов. Но нельзя молчать о таких случаях, просто нельзя. Они запугивают, давят, они могут строить из себя «друзей», желающих «взаимности», а иногда ты сама не считаешь, что ситуация стоит огласки. Тем не менее, каждый раз молчание оборачивается против нас самих.

  • По материалам дела, о которых рассказывается в публикации издания Republic, ФСБ считает, что с 2014 года в России существует террористическое сообщество «Сеть». Его ячейки якобы есть в Москве, Петербурге, Пензе, а также в Белоруссии. Петербургские отделения якобы назвались «Марсово поле» и «Иордан-СПб», пензенское — «5.11» (по иным сведениям, «Восход»), а московское — «МСК». В службе считают, что люди из «Сети» собирались во время выборов и чемпионата мира по футболу «раскачать народные массы для дальнейшей дестабилизации политической обстановки в стране» с помощью взрывов.

    В октябре 2017 года в Пензе арестовали пять молодых людей: Егора Зорина (позднее его перевели под домашний арест), Илью Шакурского, Василия Куксова, Дмитрия Пчелинцева и Андрея Чернова. Из Петербурга в Пензу доставили Армана Сагынбаева и также поместили в изолятор. Всех их обвинили в участии в террористическом сообществе (ч. 2 ст. 205.4 УК). В январе 2018 года в Петербурге задержали Игоря Шишкина и Виктора Филинкова. Их также обвинили в участии в «Сети». Члены петербургской Общественной наблюдательной комиссии зафиксировали следы пыток над арестованными в Петербурге, а фигуранты дела в Пензе рассказывали о психологическом давлении, пытках током, «подвешивании вниз головой» и оружии, которое сотрудники ФСБ им подбросили.

    Название «5.11», как утверждает «Медиазона», с датой «революции» националиста Вячеслава Мальцева не связано. По разным сведениям, эти цифры (названия страйкбольных команд, которым увлекались фигуранты дела в Пензе) отсылают либо к популярному бренду тактической одежды и снаряжения, либо к дате казни 17-летнего пензенского анархиста Николая Пчелинцева, повешенного в 1907 году.
28.03.2018, 18:22

«А он русский? А он веган?»: Виктор Филинков о беседах с сотрудниками ФСБ

Антифашиста Виктора Филинкова обвиняют в участии в террористической организации «Сеть» (часть 2 статьи 205.4 УК). Ранее он признал вину, однако позже заявил, что сделал это под пытками. Члены ОНК Петербурга зафиксировали следы ожогов от электрошокера на его теле. ОВД-Инфо публикует рассказ Филинкова о беседах с сотрудниками ФСБ, переданный в редакцию членами ОНК.

За те сутки после пыток было много неформального общения. Мне пришлось выслушать около десяти человек, большую часть которых, как я полагаю, составляли оперативные сотрудники ФСБ. Я не был инициатором этих разговоров, а часть из них вовсе происходила без моего участия — сотрудники общались между собой. Диалоги со мной имели странную структуру: мне задавали вопрос, я давал какой-нибудь банальный односложный ответ (если не давал, меня уговаривали «Да ладно, я же просто спрашиваю, не под протокол» — не понимаю, причем тут «протокол», вопросы никогда не касались чего-то такого), но мой ответ не был им интересен, им хотелось самим дать на него ответ. Они хотели выговориться. Почему мне? Я не знаю, возможно они видели во мне свою политическую противоположность. Нет, критика им была не нужна, скорее наоборот — они пытались убедить себя в своей правоте. Возможно, имеют место внутренние конфликты и необходимо организовать телефонную линию поддержки ФСБ. Правда, содержимое таких исповедей может шокировать.

Много рассказывали о силе России в текущий момент, в преддверии выборов и чемпионата мира по футболу: «Не то вы время выбрали! Россия сейчас сильная! Сейчас не тот 17-ый год!». В том, что цикл не 100 лет, а около 80-ти я убедился и сам. К печали нодовцев, про внешние угрозы не было сказано ни слова. Ни про Америку, ни про иностранных агентов.

Обсуждение моей командировки в Киев шло после угроз в адрес моей супруги. Оно закончилось фразой: «Да, жаль, что СБУ потеряли…». Я так и не понял, была ли эта шутка. Зато Сирийская кампания, со слов фсбшников, представлялась порталом в лучший мир. Они рассказывали про знакомого военного летчика, который был в Сирии «одним днем» прямо перед недельным отпуском — и уже стал ветераном. Это звание давало какие-то невиданные, чуть ли не магические плюсы.

Про сторонников Мальцева сотрудники ФСБ говорили как про «шизиков» и «детей», никакой угрозы они точно не представляют. Мол, задержали 100–150 юнцов еще на пути в Москву, якобы готовых использовать коктейли с зажигательными смесями. О Навальном и «выводимых им» людях фсбшники отзывались как о меньшинстве, ведомом «вожаком». От того они не опасны.

Время от времени речь заходила о большинстве — о народе. Я не думал, что когда-нибудь представитель органов будут рассказывать мне подобное: «Народ? Эти нищие? Бедняки ничего не понимают. Они же необразованные. Понимает что-то только средний класс». В попытке прощупать эту «классовую» границу я озвучил среднюю зарплату в СПб — 50 тысяч рублей, на что мне ответили что-то вроде: «50 тысяч? И что сейчас на 50 тысяч можно сделать? Снять квартиру и на еду?». Тем не менее, границу среднего класса они провели: «Все эти бедняки думают только о том, что бы им поесть. Если и выйдут на улицу, так от того, что на заводе зарплату не платят и есть совсем нечего. И уйдут сразу, как только на еду получат. Понимает что-то только средний класс, и они от 150-ти получают». Дальше сотрудник ФСБ рассуждал, что люди с такой зарплатой «живут в шоколаде», и их все устраивает. Меня они отнесли к этому самому среднему классу.

О причинах бедности, необразованности и кто за это ответственен я спрашивать не стал. Если и есть демократия в этой стране, то они в нее не верят. В разговорах между собой, как в разговоре с консьержкой, остро стоял национальный вопрос: «А он русский?». По рассказам, пытать русских фсбшники не любили, но зачастую им приходилось делать это — и это вызывало у них досаду. Когда речь шла об антифашистах, их интересовало веганство: «А он веган? А ты веган? Ну то есть нормальный?».

Также говорили о ЦПЭ. Один фсбшник ограничился несколькими небрежными фразами про интеллектуальные способности и полезность сотрудников Центра «Э». Второй рассуждал более развернуто:

— Вот детское порно, это же аморально? И преступление. За это садят — тех кто в ВК выкладывает. А свастика? Ну ничего такого, что бы за это срок давать, наказывать. Но закон-то про свастику есть! Значит надо сажать. Искать нацистов где-то сложно и грязно, а в ВК свастик куча, вот они и садят их. Надо же ЦПЭ чем-то заниматься. А дел нет. У них ведь тоже отчетность, план.

В статусе сотрудников ФСБ была некая дихотомия: безусловно, они ассоциировали себя с сильным государством, но вместе с тем в их собственной «классовой» оценке находились ниже среднего класса и влиять на политику не могли. То, что они были всего лишь инструментом в чьих-то руках, вызывало у них тоску. Это чувствовалось в их разговорах между собой. При этом, они были патриотами — патриотами власти, а не государства.

«Так сколько следственных действий на сегодня Снежок* нам приготовил? — Пять. — Ого».

29 января, листая фотографии некоей дамы на своем смартфоне (он пронес телефон в следственную комнату, нарушив тем самым правила), сотрудник ФСБ долистал до фотографии текущего президента РФ В. В. Путина на черном фоне с какими-то надписями. Заметив, что я пытаюсь вглядеться в фото, он бросил взгляд на экран и поспешил отлистать обратно: «Ой, это уже не то».

Сложилось впечатление, что политически они не очень грамотны — меня пытались приписать и к мальцевцам, и к украинским националистам.

— Что ты делал пятого ноября?

— Собирал вещи в рюкзак!

— А что это ты решил так вдруг улететь пятого?

— Я улетел с командой разработки в туристический отпуск на Кипр! Это был отпуск! Мы его летом запланировали!

— Пиздишь! — И меня продолжили пытать.

— А в Киеве ты что делал? — спрашивали они.

— Знакомы тебе такие люди — «атошники» называются, — спрашивал другой голос. И удары, удары током… В то, что я мог быть в отпуске с любимой супругой, им никак не верилось. По их мнению я — «антифа» — просто обязан быть ярым расистом и националистом. Ну, хоть имя мое они запомнили.

Убедился я и в чудотворности «корочки» сотрудника ФСБ. Она открывает все двери (в прямом и переносном смысле), это как чит-код к нашему миру. Полицейские не задают вопросов и готовы выполнять приказы. Доктора готовы бросить дела и спешат на помощь. Также пропадает необходимость иметь документы на машину — да, да, документов на «Приору», в которой меня возили, у водителя не было. Этот факт не вызывал у него ничего, кроме шуток. Да что там, можно даже документы в суд, на которые ссылается следствие, не приносить, как это было сделано с рапортом Бондарева К. А. Если судья возмутится (уже после вынесения решения), то документы можно будет прислать потом по факсу.

Обещания сохранить в тайне некоторые слова сотрудников ФСБ, сказанные в личных беседах, я сдержу, мне знакома честь. Уходите со службы, сознавайтесь в преступлениях, предстаньте перед законом, которым кичитесь.

Мода на экстремизм прошла? Теперь появился способ закрывать активистов не по одному, а толпами. К тому же, «мы поймали опасных террористов» звучит еще более гордо.

17.03.2018, 16:46

«Его катали по Москве с черным мешком на голове»: рассказ подруги задержанного анархиста

14 марта в Москве силовики задержали не менее девяти активистов в рамках уголовного дела о вандализме. Дело завели в связи с акцией у офиса «Единой России»: в здании разбили окно и кинули внутрь дымовую шашку. Почти всех задержанных в тот же день отпустили, под стражей остался анархист Святослав Речкалов, который позднее сообщил о пытках. 16 марта он был освобожден. ОВД-Инфо публикует рассказ его подруги о том, как их задерживали.

В 6.30 утра к нам ворвались люди в касках с лазерными автоматами (автоматы с лазерными прицепами — ОВД-Инфо). Они сломали дверь. Именно от страшного шума мы и проснулись. Они утверждали, что сначала стучали, но никто из нас точно не слушал стука.

Они с силой открыли дверь в нашу комнату. Кричали «Мордой в пол». Слава лежал, я сидела у стены. Я пыталась смотреть, что они будут делать, на меня орали, чтобы я смотрела в стену иначе буду лежать, как Слава, лицом в пол. Мне кинули на голову футболку, чтобы я не могла видеть, что они делают. Кричали на меня и спрашивали, есть ли дома еще кто-то. Я сказала, что не знаю. Они стали еще больше орать. В итоге к соседу ворвались в комнату, под дулом автомата ввели к нам и заставили лечь лицом в пол, руки за голову.

Я не видела, чтобы предъявляли какие-то документы об обыске, по какому делу, кто и по какому праву врывается в наш дом. Ни единого документа несмотря на то, что я спрашивала много раз у разных людей. В итоге сказали, что показали Славе. Когда я спросила о том же на допросе, мне ответили, что документ показали Славе как квартиросъемщику. Хотя еще при обыске смотрели договор и уточнили, что квартиросъемщик я. Когда я упомянула об этом, мне ответили: «Хм. Странно», — и так и не показали ничего. Протокол об изъятии подписывал только Слава, хотя вещи забирали у всех троих.

Были понятые — соседи. То они стояли практически за стеной, то их закрывали спинами СОБРовцы в масках. Но когда появились понятые, я могла уже следить за происходящим. Вроде ничего не подкинули. Хотя изъятие проводили несколько человек сразу, и невозможно было уследить за всем. Протокол об изъятии и номер дела я увидела лишь в 00:30 ночи 15 марта, когда мы (я и сосед) уже подписали допрос по 51-й статье без указания имени следователя и оглашения сути дела. Не помню, чтобы нам даже говорили номер дела.

Я сидела на стуле лицом в стену, но могла смотреть по сторонам. Ребята сидели на корточках лицом к стене. Ко мне были более лояльны, чем к парням. Если их могли и пнуть, типа «сядь правильно», то меня нет.

Слава подписал протокол. Сначала был не согласен с некоторыми моментами — на него орали. В итоге вроде даже дали проверить что- то. Но не уверена. Это все происходило на кухне, и протокол составляли на кухне. Мы все время были в комнате. Иногда выходили в туалет.

На допрос ребята ехали с СОБРом, а я в «газели» с эшниками. Они все старались беседовать со мной. Если я не хотела говорить или заявляла, что считаю себя невиновной, они орали на меня.

В 12:30 мы были у УВД на «Тульской» (отдел дознания ГУВД Москвы — ОВД-Инфо).

После часа сидения в машине меня пересадили к СОБРу (оказалось, Слава и сосед все это время сидели сзади на корточках, на лице и руках у них был скотч). Где-то через час нас всех пересадили в «газель» к полиции в форме, они нас просто охраняли. Еще через минут двадцать забрали Славу в другую машину и увезли. Я испугалась и спросила, куда его. В шутку мне ответили, что за МКАД. Потом Слава рассказал, что его катали по Москве с черным мешком на голове и задавали вопросы об анархическом движении. Если отвечал неверно, били током по бедрам.

Святослав Речкалов / Фото: телеграм-канал «Прометей»

Мы с соседом до 16:30 сидели в машине и ждали дознания. Нас не водили в туалет, пришлось терпеть часа три.

В итоге в этом здании дознания нам откатали пальцы и сфоткали. Далее повели задавать вопросы. Сосед сидел в кабинете, а я в коридоре до 19:00 или 19:30. Я говорила, что ничего не знаю, потому говорили о моей учебе. Но постоянно пытались что- то выведать. Говорили гадости про Славу. Что он во всем виноват, что мы из-за него тут. Что Слава сказал им про меня что-то. Часов в пять или шесть привезли Славу, у него было лицо серого цвета, ему было плохо, и он мне показал большой палец вниз. Я долго сидела в коридоре и слышала отрывки допроса. Его заставляли подписать бумагу, записанную как бы с его слов. Когда он пытался с чем-то не согласиться, на него стали орать, спрашивали, не хочет ли он еще покататься с «масками» по городу. Он говорил, что нет. Было понятно по интонации, что он знает, что ему будет до ужаса плохо, если он там окажется. Потом вышел один из эшников и сказал другому сотруднику, что Слава все портит и он, наверно, хочет, чтобы было больно, — и указал на пах. Все это было сказано при мне, чтобы я услышала.

Кстати, когда его били током по ногам, он сказал, что будет отвечать на вопросы только перед тем, как его собирались ударить током по яйцам.

Дальше мы сидели с соседом в кабинете и слушали истории эшников про правых, левых, фриков, Собчак. Они тянули время до двенадцати ночи и ровно в полночь начали дознание. Мы оба пошли по 51-й статье. Они сделали вид, что рады, хотя долго пытались что-то да узнать.

Славу я не видела до половины первого ночи, пока не подписала это дознание без указания имени следователя и без информации, по какому делу. Обещали, что все скажут, как подпишем.

Слава был в коридоре. Показал и отдал все протоколы обыска, задержания, уведомление о подозрении в совершении преступления.

Тогда мы в первый раз увидели хоть какие-то бумаги. Увидели дело, к которому не имеет отношения никто из нас. Нас держали в надежде, что мы оговорим Славу.

«Понял, за что, сука?»: анархист из Челябинска рассказал о пытках в здании ФСБ

19 февраля в Челябинске задержали пятерых молодых людей. Трех из них подозревают в хулиганстве (часть 1 статья 213 УК) из-за акции солидарности с преследуемыми в разных городах России анархистами: в ночь на 15 февраля неизвестные повесили баннер «ФСБ — главный террорист» на здание Управления ФСБ, а на территорию бросили дымовую шашку. Один из задержанных — анархист Дмитрий Цибуковский — рассказал ОВД-Инфо о пытках в здании ФСБ.

Кроме Цибуковского задержали его подругу Анастасию, анархиста Дмитрия Семенова, а также его двоюродного брата Максима Анфалова и их общего друга Максима. Вечером 20 февраля молодых людей отпустили. Анастасию и Дмитрия Семенова также подозревают в участии акции, Анфалов и их приятель Максим проходят свидетелями по делу.

Задержание: «они требовали сознаться, но в чем именно — не говорили»

Вязали меня на заводе, где я работаю, во время ночной смены. В цех приехали заводские сотрудники ЧОП, которые сказали, что мне нужно заменить пропуск. Один из них предусмотрительно убрал мой пропуск себе в карман, но я не придал этому особого значения. После меня отвезли в комнату охраны на проходной, а там толпа — маски-шоу, нашивки ФСБ. Бросок в стенку, удары по шее и по почкам, подзатыльники. Вопросы «Понял, за что, сука?», залом рук за спину. Надели наручники. Потом посадили в машину, где сидели два человека в масках и два оперативника. Поехали в цех искать мой телефон. Я отказался говорить, где он лежит, и они начали бить под дых, в живот, по шее, по ногам, стали выкручивать руки в наручниках. Когда приехали, поднялись в раздевалку. Техничка открыла им шкаф с моими вещами, но телефона в нем не нашли и снова стали крутить руки. Сочли не нужным дать мне переодеться, оставили в спецовке.

Сотрудник ЧОП сказал, что телефон может быть на рабочем месте. Меня снова посадили в машину, чтобы доехать до цеха. Оперативники пошли за телефоном, а двое человек в масках снова стали выкручивать руки, бить по ногам. Они требовали сознаться, но в чем именно — не говорили. Я пытался узнать у них причину происходящего, но вопросы мои игнорировали. Экзекуция продолжилась. Позднее в цеху нашли телефон. Когда оперативники вернулись, то начали требовать пароль от устройства. Я не сказал, и меня продолжили бить. После поехали на обыск.

Обыск: «положили меня лицом в пол, стали переворачивать все вверх дном, потрошить шкафы, диваны, тумбочки»

Меня привезли по адресу съемной квартиры. Вывели из машины «ласточкой» лицом к земле, открыли дверь домофона моим ключом и потом им же пытались открыть квартиру. Не получилось. Они начали ломиться. Никто не открывал. Стали заламывать мне руки, говорили, чтобы я крикнул, чтобы открыли. Я отказался. В ответ на это стали еще сильнее загибать мне руки, прислонили вниз головой к стене и продолжали требовать. Безуспешно. Вызвали бригаду для вскрытия, которая практически выломала дверь, но в последний момент Настя, моя девушка, открыла ее.

Силовики ввалились вместе со мной в квартиру, предъявили ей какой-то ордер. Потом уложили меня лицом в пол, стали переворачивать все вверх дном, потрошить шкафы, диваны, тумбочки. Изъяли ноутбук, жесткий диск от компьютера, телефоны, книги и еще много всего. Втихую требовали признаться во всем, но в чем — не уточняли и угрожали. Сказали, чтобы я расписался в неизвестной бумаге, где было зафиксировано изъятие наших вещей и техники.

Пытки в здании ФСБ: «резко ударили шокером прямо в пах»

Потом также ласточкой вывели из подъезда в машину, а Настю повезли в другом авто. Как я потом понял, нас привезли в Управление ФСБ. Поднялись на этаж, меня поставили на колени лицом в пол. Пока я так стоял, кто-то за спиной несколько раз пробегал и с разбегу пинал меня по ногам. Так было три или четыре раза с промежутками по паре минут. Мне показалось, что этим занимались несколько человек. Один из них подошел ко мне и ударил электрошокером в ягодицу. Потом меня подняли и завели в кабинет.

Там избиение продолжилось. Они ставили меня в «ласточку», в полуприсяд, требовали показаний на себя и всех задержанных. Впоследствии от них же узнал, что задержали Диму Семенова, его брата и кого-то еще. Несколько часов я так и простоял, на полусогнутых ногах. Оперативники постоянно следили, чтоб я не менял положение — давили на плечи, «мотивировали» не менять позу ударами и тычками.

В процессе они объяснили, что хотят услышать от меня признание в вывешивании баннера на здании ФСБ. Я ответил, что в акции не участвовал и всю ночь отказывался говорить что-либо. Под утро в ход пошел электрошокер — сначала его поднесли включенным к лицу. Потом они стали наносить им интенсивные удары в голеностоп, бедро, внутреннюю часть бедра, ближе к паху. По минуте они прерывались и спрашивали у меня, не хочу ли я признаться в том, что им нужно. Потом резко ударили шокером прямо в пах. Жесточайшая боль. После этого я не мог больше продолжать молчать.

Они сказали, что хотят услышать про акцию во всех мелочах и подробностях. Задавали вопросы о баннере на заборе у здания ФСБ и дымовой шашке, которую после этого кинули на территорию. Угрожали, что если я не начну говорить, они продолжат бить в пах, только уже не через штаны. После этого я понял, что больше не выдержу пыток, и был вынужден взять на себя организацию акции, закупку и изготовление всех материалов. От меня стали требовать назвать всех задержанных ребят соучастниками. Про Диму и Настю, указать которых опера назвали необходимым условием, я сказал, что они не знали, куда шли, баннер увидели только на месте, а дым вообще не видели в глаза и не знали о нем. Я надеялся, что таким образом получится временно прекратить эту вакханалию с выбиванием показаний без максимально серьезных последствий для себя и ребят.

Настя, как оказалось, конкретно на Диму показаний не дала. Она говорила, что не уверена, он ли это был. Настя слышала (или ей дали услышать) мой крик под шокером и получила от меня звонок по внутренней линии по инициативе сотрудников ФСБ. Во время разговора я передал, что взял организацию на себя, а ее и Диму указал как участников, которые не были в курсе происходящего.

Мне говорили, что, возможно, Настю тоже пытают. Ей самой намекали, что могут начать применять более жесткие способы для получения нужных им показаний. Но до дела, к счастью, не дошло. Опера продолжали давить, чтобы мы дали показания на Диму как на организатора, но мы отказывались. Они пытались развести меня на дачу показаний на задержанного брата Семенова, Максима Анфалова, и их общего приятеля Максима. Я не дал. Брат Димы, как оказалось, продолжал настаивать на том, что был в гостях. Но сотрудники ФСБ заставили его изменить первоначальную версию и заявить о том, что он был там без Семенова.

После этого меня отвели в соседний кабинет. Там провели опрос, сказали подписаться на бумаге о его проведении. Состояние у меня было если не овощное, то близкое к этому. Они нисколько не удивили, когда предложили мне «загладить вину перед ведомством» и «сотрудничать в дальнейшем». Мой отказ на их предложение прошел без последствий.

Наручники на жестком креплении (модель «БР-С» — ОВД-Инфо), сопровождавшие меня с вечера прошлого дня, наконец, перевели из-за спины на сторону живота. Когда мои руки начали синеть, они догадались их снять. После начались нудные разговоры о бессмысленности моей жизни. Затем последовали речи о том, что они даже в чем-то со мной согласны: «Ты правильными делами занимаешься, не то что вся эта серая масса, во многих вещах мы с тобой согласны, но баннер зря вешали». Во время всех этих бесед у меня пытались узнать обо всех анархистских акциях в Челябинске, которые сотрудники ФСБ нашли в интернете. Лица менялись, вопросы нет. Начался рассвет.

Дознание в полиции: «пытались узнать пароли от аккаунтов, телефонов, о знакомстве с какими-то людьми»

Меня вывели в коридор, потребовали не поднимать голову. Я увидел Настю, брата Димы Семенова — все измотанные. Завели в лифт, повезли на дознание в отдел полиции. Меня жестко трясло все это время. Но это был не холод и не паника, а, вероятно, последствия электрических манипуляций. В отделе дали адвоката по назначению. Все время угрожали упечь в СИЗО. Многочисленные опера из, как я понял, нескольких ведомств задавали многочисленные вопросы. Пытались узнать пароли от аккаунтов, телефонов, о знакомстве с какими-то людьми. Позднее из ФСБ привезли Диму. Последовала затянувшаяся процедура переписи показаний из ночных опросов, уговоры указать Семенова как организатора и увещевания в том, что он плохой человек и что мы попали туда из-за него (как же). Они дали понять, что очень хотят закрыть Семенова — наверное, мстили за то, что он все время был в отказе и не дал ни на кого показаний. Мы не стали им в этом содействовать, и в показаниях оставили, что я был организатором акции. Продержали нас до позднего вечера. Еда и сон, как известно, задержанным не нужны, поэтому нас оставили без них.

После допросов, двух очных ставок, множества попыток неформальных бесед нам раздали паспорта, повестки и отпустили до случая. Мы вышли из отдела без телефонов, компьютеров и любых средств связи вообще. Никто из родственников не был в курсе, где мы были.

После всего произошедшего я выспался, потому что не спал двое суток. Затем поехал в больницу — после пыток болело все тело. Врач зафиксировал у меня две гематомы на руке и животе, ожоги, которые остались от электрошокера, — две точки на бедре. Видимых повреждений было немного — наверное, специально били так, чтобы не оставить на теле следов.

Сейчас мы пытаемся отстаивать свою версию произошедшего: в акции мы не участвовали, а показания дали под пытками и давлением. Мы считаем, что таким образом нас преследуют за анархистские убеждения. Надеемся на лучшее, но готовимся к самому неожиданному развитию событий.

  • Задержанный вместе с Цибуковским Дмитрий Семенов также рассказал о пытках в здании ФСБ: «После обыска ночь и следующий день провели в ФСБ, применялись меры физического воздействия. <…> Я стоял в неудобной позе часами, пережимали руки наручниками, следы от наручников есть. Брата и моего проезжего друга били шокером».
04.03.2018, 13:40

Нам поступило указание не печатать «Путинскую правду»

Максим Миронов — экономист, профессор финансов в бизнес-школе в Мадриде. Перед президентскими выборами 18 марта 2018 года Максим решил издавать в России оппозиционную газету для людей старшего возраста. Но после первого же тиража это решение обернулось погоней от сотрудников полиции, изъятиями газет и напуганными владельцами типографий.

В России 43,4 миллиона человек в возрасте от 20 до 39 лет.
40,6 миллионов — от 40 до 59 лет.
И 30,5 миллионов человек старше 60-ти лет.

То есть благодаря интернету у оппозиции есть эффективный канал доступа только к 38% избирателей.

Если учесть, что процент участия в выборах среди молодежи обычно существенно ниже, чем среди людей старшего возраста (по некоторым возрастным группам разница в явке составляет два раза), то у оппозиции есть эффективный доступ только к 25% потенциальных избирателей, которые участвуют в выборах. Если даже оппозиция напряжется и придумает очень убедительную агитацию в интернете, сумев на свою сторону склонить, к примеру, 60% аудитории (что очень много), это даст результат на выборах в 15% (25% умножаем на 0.6).

Для большинства людей старше 40–45 лет главными источниками информации остаются газеты и телевидение. Там можно говорить про важность политических свобод, защиту прав ЛГБТ, незаконность присоединения Крыма и тому подобное. Но любые попытки выйти за пределы этой узкой ниши жестко пресекаются. Я недавно испытал это на себе.

Я работал в советах директора таких газет как «Аргументы и факты», «Труд». Это газеты, как раз нацеленные на аудиторию старше 45 лет. Во время мэрской кампании я решил издавать газету «Правда о Москве», которая критиковала Собянина. Эксперимент оказался достаточно эффективным. Затраты на один голос, отобранный у Собянина, у меня были почти в два раза ниже, чем затраты у кампании Навального или Мельникова, и в 6 раз ниже, чем у Митрохина. На этих выборах я решил повторить эксперимент и сделал газету «Путинская правда».

Хочу подчеркнуть, что газета — абсолютно законная. На использование фотографий и шрифтов я получил разрешение правообладателей, на каждый факт, упомянутый в газете, есть ссылка на источник. Закон не запрещает частным лицам агитировать против чего бы то ни было. Дизайн, верстка и стиль подачи контента — точно такие же, как у «Правды о Москве», к которой тогда ни у властей, ни у полиции никаких претензий не было.

Скрин с макета «Путинской правды»

Я договорился о сотрудничестве со штабом Навального. У них есть сеть волонтеров для распространения, я могу сделать газету. Первый пробный тираж в 50 тысяч мы напечатали и распространили в Петербурге без особых проблем. Отклик от аудитории был именно тот, которого мы ожидали — люди старшего возраста газету с удовольствием брали и читали. Полиция задержала двух волонтеров-распространителей, но, убедившись, что они ничего не нарушают, отпустила их с миром.

Второй тираж мы напечатали в Екатеринбурге. Мы забирали его на пяти легковых машинах, и за ними прямо от дверей типографии была организована погоня. Все машины догнали, 50 тысяч газет изъяли, водителей отпустили, протокол не составили.

Затем на печать моей газеты пошел блок по всей России. За последние три недели я, в общей сложности, пытался договориться с 42-мя различными типографиями во многих городах-миллиониках: Москве, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде, Самаре, Новосибирске, Уфе, Красноярске, Челябинске, Краснодаре, Перми, Кемерово, Воронеже, Омске, Волгограде, Кирове, Иркутске, Казани, Чебоксарах.

Большинство типографий сразу отказались. Ссылались на загрузку мощностей, запрет на печать со стороны юридического департамента или просто бесхитростно отвечали: «Мы такое не печатаем». Спишем это на самоцензуру. Пять типографий в Новосибирске, Самаре, Санкт-Петербурге, Москве и Уфе печатать все-таки согласились. Но после принятия заказа все они позже заказы отменили. Две из них даже успели взять деньги, но в день выполнения заказа им позвонили и крайне настоятельно рекомендовали не печатать мою газету.

Причем типография в Петербурге уже напечатала один тираж без проблем. Заказ на печать второго тиража они отменили уже после изъятия газет в Екатеринбурге. Менеджер, с которой я работал, была очень напугана, сказала, что больше исполнять такие заказы не будет. Отметила, что уже нашла себе адвоката, так как ее вызвали на «разговор».

В одной московской типографии мой заказ был отменен уже после согласования всех деталей, одобрения макета и выставления счета. Когда я позвонил спросить, в чем причина отмены, мне ответили, что некие проверяющие органы не разрешают им такое печатать до выборов. После выборов — пожалуйста. А сейчас нельзя. Причем в этой московской типографии меня знают лично, я уже с ними до этого работал.

Видимо, после ареста тиража в Екатеринбурге, власть смогла оценить возможный эффект на свой ядерный электорат и дала команду «запрещать и не пущать». В одной из типографии в Нижнем Новгороде прямо так и сказали: «Нам поступило указание не печатать „Путинскую правду“».

Источник

22.02.2018, 13:56

«Важно не поддаваться панике»: жена фигуранта дела «Сети» о жизни после ареста супруга

23 января в Петербурге пропал антифашист Виктор Филинков. Вскоре стало известно, что он арестован и признал вину в участии в террористической организации «Сеть». Позже Филинков рассказал о пытках. Его жена Александра уехала в Киев и ждала, когда к ней приедет муж. Она поделилась опытом помощи близкому, когда тот в опасности, а ты в другой стране.

Быть левым — естественно. Выступать против дискриминации, за свободу самовыражения, кооперацию и взаимопомощь — нормально. Это выигрышная модель поведения, что хорошо видно на теории игр. Нормально чувствовать неприязнь к расистам, полицейскому насилию, пьяным попам, сбивающим людей, и бывшим бандитам, занимающим управляющие посты. Кому это нравится? Раньше мы участвовали в антифашистском движении, но в Петербурге вели оседлый образ жизни. Я училась, Виктор работал. Общались с людьми похожих взглядов, но шанс поспорить о несправедливости не упускали.

Прошлой весной мы гуляли в районе Чернышевской и наткнулись на пикет НОДа у посольства США: все нарядные, в шарфах цвета георгиевских ленточек, в ватниках, орут. Начали спрашивать, по какому поводу у них мероприятие. НОДовские дедки и тетеньки подумали, что мы заинтересованная молодежь, и сели на уши. Оказалось, они выступают против прав человека. Они кричали: «Законы Российской Федерации должны быть превыше Конституции! Это все Запад и США навязывают Путину свои правила игры, все эти ювенальные юстиции, эти вот зоозащитники! Враги России рядом с границей устанавливают противоракетные установки и эхорадиолокаторы, чтобы все самолеты теряли связь и падали!» Виктор — человек технически развитый, его заинтересовали слова про «эхорадиолокаторы». Он спросил, известны ли НОДовцам законы физики. После вопроса тетенька в георгиевском шарфе начала кричать на Виктора: «Законы физики могут существовать если не противоречат законам Российской Федерации! Полиция! Уберите провокаторов!» Печальный полицейский, охранявший этот контактный зоопарк, попросил не усугублять ситуацию и уйти. На этом наша «акция» закончилась. Парочку из тех активистов я узнала на фотографиях у здания ФСБ.

Активисты НОД на пикете / Иллюстрация Александры, жены Виктора Филинкова

С Виктором мы жили вместе, брак — юридическая формальность. В Петербурге у нас нет родственников, и это было нужно, чтобы юридически иметь право представлять супруга или если кто-то в больницу попадет. Мы с Виктором хорошие друзья и почти все время проводим вместе. Человек он сдержанный и добродушный. Его нельзя назвать конфликтным, но некоторых знакомых иногда раздражает, как он спорит, хотя позже они сами признают, что достаточного количества аргументов в споре у них не было. В ином случае Виктор сам признает свое поражение. Правда для него выше собственной гордыни. Такой уж он человек.

Я не хвастаюсь хорошими отношениями, это все к тому, что мой муж не может просто так пропасть на пару дней, как пропал ночью 23 января 2018 года. Он не мог неожиданно уехать тусоваться с друзьями, вступить в какой-то конфликт на улице, быть сбитым машиной из-за того, что пошел на красный свет. Я стояла в аэропорту до последнего. Пассажиры давно ушли, служба безопасности закрыла двери зоны прилета. Больше выйти никто не мог. Я пыталась дозвониться до него. Никто не брал, потом телефон выключился, потом снова включился, но никто не брал трубку. Я начала звонить в авиакомпанию, пограничные службы России, Украины, Беларуси. Дергала службу безопасности аэропорта, пока не проверили прибытие пассажиров. Сказали, что Виктор в Киев не приезжал.

Вариантов того, что могло произойти, — немного, и я начала их перебирать. Он не опоздал на рейс, потому что вышел заранее, рейс не задержали, его не было на «собеседовании» с СБУ на границе, он не проходил регистрацию на рейс, не выходил на связь при исправности устройств и наличии интернета. Я обратилась к адвокату Виталию Черкасову.

Мы начали искать. Вереница звонков, факсов, электронных писем, заявлений о пропаже, отделение одного района, другого, третьего. В некоторых уже раздраженно брали трубку и рычали «Да не поступал он к нам», где-то не брали трубку вообще. Прокуратура, неотложка — просто полная жесть. Без помощи членов ОНК я это точно не осилила, точно не за один день.

25 февраля позвонила Яна Теплицкая (одна из двух членов ОНК, посетивших Филинкова в СИЗО — ОВД-Инфо). Сказала, что Виктора нашли — в суде с серьезными обвинениями и признанием в участии в террористическом сообществе.

Я не знала, что заставило его согласиться с таким обвинением. Думала, это ошибка и готовилась к худшему. В такие моменты важно не потеряться, не поддаться панике. Если ты начинаешь паниковать — ты уязвим, нужно действовать методично, записывать звонки, сохранять факсы, заявления.

Потом к Виктору поехал адвокат Виталий Черкасов. После короткой встречи он позвонил мне и сказал, что моего мужа вывезли в лесополосу и пытали электрошоком. Что у него ожоги на груди и внешней части бедра, и что пытки продолжались пять часов. К такому нельзя быть готовым. Вас начинает тошнить от происходящего и от ненависти к тем, кто сделал это.

Автопортрет в аэропорту / Иллюстрация Александры, жены Виктора Филинкова

Мне не страшно. Я в безопасности, думаю, это главное и для Виктора, и для меня в борьбе с преступлениями сотрудников ФСБ и ФСИН. Виктору регулярно пишу через друзей из России, потому что боюсь, что из Украины письма будут долго идти. К сожалению, еще ни одного письма он не получил. Я не поддаюсь жалости, депрессии и страху. Я считаю, что для нас ничего не поменялось. В письмах пишу то же, что и в повседневности, шучу, рассказываю, как прошел день, что биткоин упал, что не получается что-то с учебой, отправляю интересные статьи. Подписала его на журналы. Писала о том, что он давно хотел в отпуск и восстановить режим сна — вот и хорошая возможность для этого. Не хочется, чтобы нынешние условия изменили его как человека. Этот кошмар закончится рано или поздно, и он должен выйти тем же человеком, что и попал туда.

Помогают те, от кого не ожидали, а от кого ожидали — не всегда. Мне кажется, людей страшит эта ситуация и некоторые делают вид, что ничего не происходит. Думаю, пока не попадешь в такую ситуацию — не поймешь как сильно нужна помощь других. Тем не менее, я благодарна своей семье, своим друзьям и неравнодушным за поддержку меня и Виктора.

Что делать? Не трусьте. Будете колебаться — вас и вашего близкого задавят. Вам будет нелегко, захочется ныть, жаловаться, говорить, что никто не помогает — оставьте это. В данный момент вы, возможно, единственный человек, который может помочь вашему близкому, и сейчас не время думать о том, как вам грустно, какая дерьмовая ситуация. Заранее обсудите с близким то, как вы должны поступать в экстренной ситуации, имейте номер адвоката и знайте — чем дольше вы будете молчать, тем больше времени будет у садистов, и вы не будете знать, что происходит. Не поддавайтесь на манипуляции, не верьте в благородство со стороны правоохранителей.

UPD: 18 февраля член ОНК Екатерина Косаревская написала, что одно письмо от Александры Филинкову передали. Ответа девушка пока не получила.

Александра попросила добавить, что с Виктором у нее романтические отношения. Фразой «брак — юридическая формальность» она хотела сказать, что формальная регистрация отношений на них самих никак не повлияла.