Год назад, 9 июня, Мосгорсуд признал ФБК и штабы Навального экстремистскими организациями. Это по-разному отразилось на бывших сотрудниках. Независимого депутата Томской городской думы и экс-сотрудника местного штаба Навального Андрея Фатеева сначала внесли в список террористов и экстремистов, а потом объявили в федеральный розыск. Публикуем его монолог.
ФБК и штабы Навального признали экстремистскими организациями в июне [2021 года]. На мою жизнь это, конечно, сильно повлияло. Причем повлияло в моменте, когда прокуратура [Москвы] направила в Мосгорсуд соответствующий иск. Уже тогда стало понятно, что ничем хорошим дело не кончится.
Я это понимал и сразу после того, как стало известно об иске, подал документы на загранпаспорт. До этого момента у меня его даже не было. Я жил и работал в России, уезжать никуда не собирался. Но тут понял, что можно получить реальный срок, особенно учитывая, как все развивалось в России по нарастающей после отравления Навального.
После иска прокуратуры во многих городах прошли апрельские митинги. Люди поддержали Навального, когда он объявил голодовку в знак протеста против отказа оказывать ему медицинскую помощь в колонии. На этих акциях меня задержали, вменили мне их организацию (ч. 2 ст. 20.2 КоАП — ОВД-Инфо) и посадили на 30 суток в спецприемник.
Алексей Навальный после отравления с женой Юлией и сыном / Фото из инстаграма Навального
Пока я отбывал арест, [Леонид] Волков объявил, что ФБК и штабы [Навального] официально прекращают свое существование. Я узнал об этом то ли сам, когда мне в очередной раз выдали [в спецприемнике] на 15 минут телефон, то ли от адвоката. Было, конечно, очень печально. Когда я освободился после ареста, у меня не было уже ничего: ни работы, ни офиса, ни понимания, что делать дальше, потому что штаб был моей основной работой.
Я продолжал работать как муниципальный депутат в городской думе и нашел еще одну подработку. Она была частично тоже связана с политикой. В тот момент у нас проходили областные выборы, я помогал на них одному из кандидатов.
На какое-то время все снова стало спокойно, а потом в июле неизвестные прокололи мне шины и оставили на моей машине надпись: «Беги». Связано ли это с работой в штабе, не знаю. Я связываю это больше с депутатской деятельностью. Я занимался тогда таким вопросом: у нашей мэрии есть свой автопарк, на который они тратят около 120 миллионов в год. Я предлагал пересадить их на такси. Моя инициатива, конечно, вызывала мало энтузиазма у сотрудников администрации. Утверждать, что именно они прокололи мне шины, однако, не могу. Заявление в полицию я написал. Они там все зафиксировали, опросили даже кого-то, но потом отписались мне, что найти причастного невозможно.
Машина Фатеева / Фото из соцсетей Фатеева
Со стороны обычных граждан я наоборот всегда чувствовал только поддержку. Бывало, узнавали на улице, давали позитивные отзывы [о моей работе]. Я думаю, что это связано в целом с атмосферой в нашей городской политике: у нас в думе нет большинства «единороссов», а у независимых депутатов тоже есть право голоса.
Все изменилось в ноябре [2021 года], когда задержали [экс-координатора штаба Алексея Навального в Уфе] Лилию Чанышеву. (Ей вменили руководство структурным подразделением экстремистского сообщества и отправили в СИЗО — ОВД-Инфо). Стало понятно, чем все это может закончиться, поэтому я сразу же начал думать об отъезде из страны.
На тот момент у меня уже был на руках загранпаспорт. Оставалось решить, куда ехать. У меня знакомая тогда летела в Тбилиси, и я в общем-то сел ей на хвост: вместе-то веселее.
Решение принимал быстро. Проснулся на следующий день после ареста Чанышевой и решил ехать. Понимал, что нет времени откладывать: могут прийти за тобой хоть завтра. Собрал рюкзак с вещами. Что поместилось, то и взял. Остальное — оставил. Билеты покупал уже по дороге в аэропорт.
Решение об отъезде далось тяжело, потому что уезжать изначально никуда я не планировал. Но просыпаться каждое утро от звука шагов в подъезде еще тяжелее. Я же понимаю, что не совершал никаких преступлений, всегда вел открытую политическую деятельность, а осудить тебя в России могут буквально даже за это. Понял, что ситуация, в которой я нахожусь, превышает приемлемый для меня уровень риска.
Занимаясь политикой в России, я понимал, что риски есть всегда. Например, я выхожу на митинги или организовываю их, это мое право на свободу собраний, которое у меня никто не может отнять, оно прописано в Конституции. Тем не менее в России за это меня не раз арестовывали, назначали административные штрафы. Это неприятно, но пережить можно. Штрафы никогда не останавливали меня от организации протестов. Возможность уголовного преследования — это уже совсем другой уровень рисков.
Лилия Чанышева, экс-координатор штаба Алексея Навального в Уфе, на судебном заседании по видеоконференцсвязи из СИЗО-6 Москвы / Фото: RFE/RL
Как только я приехал в Тбилиси, психологически стало гораздо легче. Понял, что могу продолжать тут работать. Я все еще муниципальный депутат и снимать с себя полномочия не собираюсь. У нас по регламенту разрешено участвовать в заседаниях по видеосвязи, поэтому я первое время и не сообщал никому, что уехал. Просто написал заявление, что буду участвовать во встречах заочно.
Сначала все было нормально, а потом меня объявили в федеральный розыск, и два месяца мне по надуманным причинам не давали к заседанию подключиться. Они просто отключили мою учетную запись. Я это понял, когда проверил аккаунт другого депутата, и у него все работало, а у меня [при подключении] выдавало техническую ошибку. Я «пободался» с ними, и теперь меня снова подключают.
Фото из базы ФССП
В федеральный розыск меня объявили в марте [2022 года]. До этого — в январе [2022 года] — я узнал, что меня включили в список террористов и экстремистов Росфинмониторинга. Я увидел новость о том, что Навального включили в этот список, зашел на сайт и увидел там свою фамилию. У меня на российской карточке тогда оставалось буквально несколько лари. В тот же день я их все потратил, а на следующий — мою карточку заблокировали.
То, что меня добавили в этот список, удивительным не было. Я тоже ведь прохожу фигурантом по делу об экстремизме, так что включение в реестр было вопросом времени.
С федеральным розыском та же история. Периодически, когда появлялась информация, что кого-то из бывших коллег объявили в розыск, я ради интереса заходил на сайт МВД в раздел «розыск», задавал свои данные. И тут в один прекрасный день он выдал мое имя среди тех, кто в розыске. Никаких сильных эмоций по этому поводу у меня не было. Страшно было бы, если бы остался в России.
Самым тяжелым эмоционально днем для меня было 28 декабря [2021 года], когда в отношении Ксюши Фадеевой (экс-координатора штаба Навального в Томске, независимого депутата городской думы — ОВД-Инфо) возбудили уголовное дело. Перспективы там были очень печальные: СИЗО, реальный срок. Вечером, когда ей назначили запрет определенных действий, я выдохнул.
До задержания Ксюши я публично не говорил, где нахожусь. Думал, что, возможно, еще вернусь в Россию. К тому же не хотел Ксюшу подвергать дополнительным рискам — она же не уехала, а мы раньше занимались фактически одним и тем же. После 28 декабря начал рассказывать, что я в Тбилиси. А смысл скрывать? Следователи, думаю, и так уже прекрасно все знали.
Ксения Фадееева, экс-координатор штаба Навального в Томске, май 2021 года / Фото из инстаграма Фадеевой
Родители у меня живут в Казахстане. Я сам там родился и вырос. В Томск приехал по учебе, а потом остался там жить и работать. Надавить на меня через родственников российским правоохранителям будет сложно.
Какую-то логику в том, кого именно следственные органы преследуют, кого объявляют в розыск, я уже перестал искать давно. Я представляю это так: власти спускают некое указание в черный ящик. В нем сидят исполнители — те, кто должен выполнять указания на местах. И вот они в рамках своих умственных способностей и полномочий что-то делают. Что получается на выходе, мы видим сами.
То, что я сейчас нахожусь в федеральном розыске, конечно, добавляет стресса. Я сразу начал выяснять, выдает ли Грузия таких России. Вроде как тех, кого судят по политическим мотивам, не выдает. К тому же есть примеры людей, которые уже несколько лет находятся в федеральном розыске и живут в Грузии. Есть большая вероятность, что все хорошо будет и у меня. Не стопроцентная, но и этого достаточно. Если вдруг пойму, что мне тут больше не безопасно, уеду.
Неприятно, конечно, что не могу поехать к родителям в Казахстан, потому что Казахстан как раз выдает. Но приехать в Грузию для встречи со мной моим родителям будет точно проще, чем в Россию в СИЗО.
Меня многие спрашивают, как я вообще решился все-таки уехать. В Томске же у меня была работа, друзья. Тут все просто: передо мной стоял выбор — домашний арест, СИЗО и до двенадцати лет лишения свободы или жизнь где-то за пределами России. Я сделал выбор в пользу последнего.
Записала Карина Меркурьева
