Я в Крыму в командировке по одному уголовному делу. Мы катались с украинскими знакомыми по городу. Задержали нас за то, что Вельдар, который был со мной, сфотографировался у памятника Ленину на самой большой площади с флагом Украины.

Сначала нас вели по городу, мы это видели. Мы сначала засекли две машины, но от них ушли. Мы поняли, что за нами едут с площади, потому что там везде видеокамеры.

Нас задержали уже около моей гостиницы. Я начала выходить, чтобы идти уже к себе домой, но тут три машины сотрудников полиции нас окружили и в очень грубой форме попросили всех проехать с ними в отдел. Сказали: «Все вышли из машины и поехали с нами». Когда я показала свое удостоверение, они начали немножечко по-другому разговаривать, но все равно очень дерзко: «Мы не знаем, что вы за адвокат, а может, у вас удостоверение левое».

Нас всех доставили в отдел. Опера были не из этого отдела, нас привезли просто в ближайший отдел. Сначала было непонятно, что происходит, кого-то ждали, потом начали оформлять рапорты. Я выписала ордеры на защиту остальных двоих, но меня не допустили. Нас развели в три кабинета. Сначала сотрудник говорил мне: «Мы вас не задерживаем, можете идти». Я начала уходить, спустилась спокойно на первый этаж. Сначала за мной никто не шел, а потом слышу — побежали, на первом этаже уже практически около дежурки догнали, стали цеплять за руки: «Никуда вы не пойдете». Я стала просить сотрудников полиции позвать дежурного или отвести меня к начальнику отдела, чтобы прояснили ситуацию, почему не выпускают адвоката. Вообще никакой реакции. Я говорю: «Если я задержана, составляйте протокол». — «Вы не задержаны». Я начинаю уходить — они меня хватают за руки и отталкивают. То есть не пускали.

Лена Першакова (глава правового отдела «Общественного вердикта» — ОВД-Инфо) мне скинула телефон местного дежурного прокурора. Я дозвонилась до него при них. Я так понимаю, мой звонок был зафиксирован, и они слышали, что я с ним разговариваю. Начали кричать: «А что вы нас бьете, а что вы нас толкаете? А что вы неповинуетесь сотрудникам полиции?» Прокурор мне говорит: «Выходите оттуда, раз вас не задерживают». Я начинаю выходить, а они меня толкают: «Куда вы идете?» Я прокурора спрашиваю: «Вы слышите, что они мне говорят?» — «Я ничего не слышу, но вы можете идти, потому что вас не могут задержать». В конце концов прокурору, видимо, надоело все это слушать, и он мне сказал: «Ну, придете завтра к нам, напишете заявление», — и отключился.

После этого разговора отношение ко мне переменилось. Ко мне пришел, как я поняла, старший среди них — фамилии и документы мне никто из них не назвал и не предъявил, только у одного опера я переписала удостоверение. Тут уже и кофе стали предлагать, и воду, и все на свете. Все пошло гладко. Меня даже отвели в кабинет начальника — единственный кабинет с кондиционером.

Пришел один сотрудник и сказал: «Мы сейчас пройдем с вами на дактилоскопию». Я говорю: «Где написано, что я с вами должна пройти?» — «А вы что, адвокат и не знаете российских законов?» Я говорю: «Вы мне покажите российский закон, где написано, что я вам вообще что-то должна». Он немножко смутился и говорит: «Так что, вы отказываетесь сдавать отпечатки пальцев?» Я говорю: «Конечно, отказываюсь». — «А что, вас совесть за это не мучает? Вы же адвокат, вы же российский адвокат, вы же должны чтить нормы закона!» Я говорю: «Подождите, закон меня не обязывает, это добровольная процедура. Если вы меня подозреваете в совершении преступления, давайте какие-то документы». Он опять: «Ну вот, у вас совести нет никакой». Потом развернулся и ушел. Ребята тоже не стали сдавать отпечатки пальцев.

Я никаких показаний давать не стала, ребята тоже. Потом к нам туда пришли сотрудники ФСБ. Они стали спрашивать, с какой целью я в Крыму. Я им ответила, что в служебной командировке и, кстати, у них в управлении была и оставляла адвокатский запрос по одному из дел. Они пообещали, что все проверят. Стали расспрашивать, какой смысл был в акции у памятника, чего мы хотели этим добиться, почему я участвовала в ней. Я им отвечать не стала. Разговаривали, надо признать, крайне вежливо. Сотрудник ФСБ сфотографировал мой паспорт, оперативники, которые нас задерживали, по очереди сфотографировали мое удостоверение и паспорт, какие-то сотрудники несколько раз приходили и фотографировали меня.

Хотя фотографировался с флагом один Вельдар, на камерах видно, что Ирина там тоже была, и я тоже. Один из старших стал спрашивать, зачем Вельдар кричал «Слава Украине! Героям слава!», хотя ничего он такого не кричал, и никто из нас тоже, более того — до того, как Вельдар сфотографировался, мимо нас проходили сотрудники охраны какого-то местного органа власти, который на этой площади находится. Тем не менее, как я понимаю, ему записали в протокол, что он кричал «Слава Украине! Героям слава!». Когда Ирина начала в протоколе писать, что не согласна с ним, девушка, составлявшая протокол, вырвала его у нее, вызвала понятых, они все подписали. Копию Ирине не дали, пояснив, что российским законом не предусмотрено давать копию протокола, если отказываются подписывать. Ирина сказала, что не отказывается подписывать, а просто хочет написать, что не согласна. Копию ей так и не дали. Когда ей вручили для подписи лист, где разъясняются все ее права, она написала там большую петицию, что ей не разъяснили права, адвоката не пригласили, следы повреждений снять отказались (при задержании ее очень крепко держали за руки, но синяки вряд ли останутся). Когда они увидели, сколько она всего написала, у нее отобрали этот лист. В итоге материалов у нее вообще никаких нет. Ей стали говорить, что она пыталась порвать документ, обещали составить на нее протокол о неповиновении и говорили, что вообще тут уголовным делом попахивает.

В конечном итоге выяснилось, что на всех троих составили протоколы по 5-й части 20.2 за участие в несанкционированном митинге, и всех отпустили. Когда будут слушания, не знаю.

15 января встреча сторонников Навального и людей, неравнодушных к репрессиям, была запланирована на семь часов. Но, как нам доложили наши разведчики, уже за час до этого НОДовцы, антимайдановцы, националисты собрались заранее в этом месте, развесили свои плакаты, стали групповым пикетом по шесть-семь человек с плакатами «Нет Навальному», «Навальный должен сидеть в тюрьме», «Всех агентов Госдепа выгонять в шею из России». С ними вместе, рядом стояли сотрудники полиции, сотрудники Центра «Э», казаки, все мирно переговаривались, беседовали по-приятельски. Ждали нас.

Мы собрались на площади, только в другом месте. Через минут десять — мы еще плакаты не разворачивали — уже появились первые шпионы с фотоаппаратами, несколько человек нас пофотографировали, по рации доложили основной группе, и тогда уже основная группа этих титушек двинула. У нас уже начали люди вставать в одиночные пикеты, и на первом же пикетчике появилась стройная шеренга представителей нашей мэрии, эшники, вопросы задавали. Тут появились эти титушки и полиция, естественно. Титушки провоцировали только словами, никаких действий физических не предпринимали — «навальнистов» было человек двадцать нормальных крепких ребят, — но развернули свои плакаты. Смешная была ситуация: полковник полиции просит пройти одиночного пикетчика, а сзади него стоят несколько человек с плакатами «Нет Навальному».

Я удивился тому, что все прошло как бы мирно. До этого несколько раз в прошлом году тактика была, в основном, такая: полиция не появляется, а появляются титушки и бьют человека, отбирают и рвут плакат. На акции за федерализацию Кубани Вячеслав Мартынов просто стоял, его избили тут же, угрожали пистолетом, и этому же Мартынову дали 14 суток — якобы спровоцировал конфликт, — а тех, кто его избивал, сразу же отпустили. (В настоящее время Вячеслав Мартынов находится на территории Украины, где попросил политического убежища в связи с возбуждением дела по следам акции. — ОВД-Инфо)

Прокалывание колес и прочее — это происходит постоянно, как началась Олимпиада, когда силовики приехали в Краснодар. Когда был пронос факела, был вообще трэш: следили за нами за всеми, проходу не давали, со всех сторон наблюдатели были, били машины в наглую. Их ловили тут же на месте преступления, вызывали полицию, полиция приезжала, а эти ребята ухмылялись, смеялись, с полицией здоровались, а полиция арестовывала, сажала на десять-пятнадцать суток пострадавших людей. Я думаю, этих титушек из Москвы привозили. А нынешние — местные, доморощенные. Они начали появляться примерно с мая прошлого года. В основном, исподтишка где-то нападут, машину изувечат, человека изобьют.

На больших митингах у провокаторов было несколько направлений деятельности. Первое — сатирическое, чтобы как-то дискредитировать собравшихся, устроить костюмированное шоу, дискредитирующее мероприятие. В самом начале они гоняли вокруг мероприятия машины со «смехом» (из машины через колонки транслировалась запись со смехом, призванная заглушить выступавших на оппозиционных митингах — ОВД-Инфо), потом приходили в арестантских робах, в костюмах хомячков и овощей. Из последнего — когда я ездил в Ярославль на митинг, они подогнали машину, выгрузили несколько тележек бананов и под лозунгом «Бананы от Обамы» стали раздавать всем желающим, выходившим с митинга. Правда, старушки очень интересно отреагировали: вот, мол, какой Немцов хороший депутат, выступил на митинге и нам бананы раздал. Так что иногда это срабатывает и не так, как они задумывают. Сюда же разбрасывание закладок в виде денег с намеком, что мероприятие проплачено Госдепом.

Второе направление — пытаться троллить внутри, рассчитывая на то, что против них будет применена сила. Они проникают внутрь мероприятия, разворачивают свои лозунги, имеют силовую группу поддержки и группу по фиксации происходящего; цель, на мой взгляд, — снять и потом опубликовать в СМИ материал о том, как оголтелые хулиганы набрасываются на добропорядочных людей, которые просто хотят выразить свое мнение.

Сейчас мы видим, что они используют, в том числе, условно говоря, тактику «эскадронов смерти», когда ходит силовое прикрытие, обвешанное символикой, и пытается регулировать происходящее на оппозиционных мероприятиях. На несогласованных мероприятиях по 31-м числам, например, помню, были попытки такой организации, когда ходили группы молодых людей, рвали плакаты и приставали, в том числе, к пенсионерам, которые туда выходили и что-то держали. 30 декабря (2014 года, во время схода в поддержку Олега и Алексея Навальных — ОВД-Инфо) мы просто видели, что они подавляют численностью, я видел группы из двух десятков молодых людей с символикой, которые вместе держались, ходили, судя по фотографиям, там и казаки довольно большими группами выступали и физически взаимодействовали с собравшимся. Такое запугивание: нас много, мы готовы к активным действиям, нас ничто не остановит, вы получите в зубы, прежде чем полиция как-то вмешается. Это тоже действует.

Еще бывает, что провокаторы перед мероприятиями расклеивают стикеры против оппозиции по столбам. Помню, для меня довольно яркий был момент, когда во время одного из шествий по бульварам мы снимали людей, которые устанавливали фанерные контурные фигуры на одном из зданий по бульвару. Задача — позлить собравшихся и показать картинку, что в городе есть много жителей, которые против такого оппозиционного выражения мнений.

Кроме того, следует упомянуть прорывы к сцене во время больших митингов. Эти прорывы к сцене, которые вроде как осуществляли националисты, были скорее всего инспирированы властью, потому что потом появились фотографии людей, которые участвовали в этих прорывах, а позже были замечены вместе с представителями МВД. Здесь цель — под соусом «нам не дают слова» или «мы не согласны с тем, что говорят либералы», устроить драку, попытаться захватить управление мероприятием и таким образом его сорвать или полностью опорочить, дискредитировать.

7 августа в суде в качестве эксперта выступил московский кинокритик Антон Долин: защита попросила его оценить изъятые у кинорежиссера Сенцова во время обыска фильмы — снятый BBC «Третий рейх в цвете» и классическую ленту Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм», наличие которых у обвиняемого следствие посчитало одним из доказательств его нацистских взглядов и связей с праворадикалами. Прокурор Олег Ткаченко возражал против вызова Долина в суд, заявив, что и без всякого специалиста понятно, что «наличие данных фильмов не может свидетельствовать о наличии у человека фашистских взглядов». Однако когда судья Сергей Михайлюк предложил ему самому попросить об исключении этих фильмов из числа доказательств, тот отказался. Согласившись пригласить кинокритика в зал, судья тем не менее заметил, что, по его мнению, адвокаты позвали его только для того, «чтобы Сенцов смог коллегу увидеть».

Антон Долин рассказал ОВД-Инфо о своих впечатлениях от дня, проведенного в суде.

Изначально меня вызвали адвокаты, сказав, что нужна экспертиза по фильмам, найденным в домашней видеотеке Олега Сенцова, поскольку обвинение подозревает, что эти фильмы могут свидетельствовать о его склонности к фашизму или каким-то крайне радикальным движениям. Узнав, что это за фильмы, я, естественно, моментально расслабился, потому что не нужно быть семи пядей во лбу и иметь специальной кинематографической квалификации, чтобы понять и легко доказать, что эти фильмы никак не могут оцениваться таким образом. Я прилетел в Ростов на один день. У меня приняли документы — кроме паспорта и диплома о высшем образовании, поскольку диплом у меня не киноведческий, а филологический, там были разные справки с разных мест работы о том, что я профессионально занимаюсь кино. Все это рассмотрели. Я ждал часа три, наверно, был маленький обед в комнате для свидетелей, где нас было несколько человек.

Когда я был корреспондентом «Эха Москвы», я регулярно освещал судебные процессы. Но участвовать в них — не участвовал, так что это у меня впервые. В последний раз я в московских судах был довольно давно, поэтому мне трудно сравнивать. В целом, впечатления у меня как от совершенно цивилизованного места. Я не сомневаюсь, что за цивилизованной внешностью могут скрываться самые жесткие карательные функции — не утверждаю, что скрываются, но могут скрываться, — но внешне это выглядит более чем культурно. Судья был очень приветлив, приставы были невероятно корректны и не только со мной и с другими свидетелями, но и с подсудимыми, с адвокатами, с прессой. Я не заметил никаких нарушений прав человека в процедурной части процесса.

Меня вызвали, я дал свои показания, это заняло минут двадцать — двадцать пять. Вопросы были совершенно внятные и вменяемые, но, в основном, это были вопросы от адвокатов, которые меня и вызывали. Прокурор задал мне ровно один вопрос, по своей природе манипулятивный, о том, можно ли использовать фрагменты фильма «Обыкновенный фашизм» для пропаганды каких-то радикальных идей. Я ответил, что можно — как и любое произведение искусства. Это чистая правда, потому что манипулировать художественными образами, в том числе связанными с историей, не то что легко — это азбука, пропагандистские режимы любых стран мира только этим и занимаются. Простейший пример — это то, как имя Гитлера и слово «фашизм» используются в конфликте между Россией и Украиной: Россией против Украины, а Украиной — против России, с равным рвением, хотя, на самом деле, строго по учебнику квалифицировать как фашистский и тем более нацистский ни нынешний российский, ни нынешний украинский режим, нельзя. Любой историк скажет, что это антинаучно. Но слово маркировано, и его употребление тут же помогает правильно направить зрителя или слушателя. А если к этому добавить усатую рожу Гитлера, то это направление осуществить будет еще проще. Но штука в том, что Сенцов никаких таких подобных манипуляций не производил — он вообще никаким документальным или монтажным кино, насколько мне известно, не занимается, а только художественным и, по всей видимости, обладал копиями фильмов «Третий рейх в цвете» и «Обыкновенный фашизм» просто как зритель и как киноман. А наличие у киномана в коллекции этих фильмов, в основном, может свидетельствовать только об их антифашистских взглядах, а никак не иначе.

Мне приходило в голову, что мой ответ прокурору могут использовать не в пользу подсудимых. Но я же не могу врать. Я присягу дал. Я пришел и честно говорил то, что я думал. Мне кажется, что честность и откровенность — это лучшая стратегия, в особенности если я просто сторонний эксперт.

Но по факту все-таки мой ответ на вопрос привел к пониманию даже судьей абсурдности этой коллизии. Судья вынес решение убрать из материалов дела эти фильмы, что, конечно, наполнило меня ощущением покоя от выполненной миссии. Надеюсь, это решение не будет пересмотрено.

После этого я досидел в зале суда почти до конца рабочего дня.

После меня выступали двое ребят, хорошие знакомые Кольченко. Молодые ребята, недавние выпускники. Они были шапочно знакомы с Сенцовым и в компании с ним ездили в Киев на Майдан, фактически как туристы, хотя и заинтересованные, на сутки, а Сенцов там остался, но не по каким-то революционным делам, а по своим кинематографическим, которые и были целью его поездки, как я понимаю. Они рассказывали об этой поездке и отвечали на разнообразные вопросы обвинения о том, не было ли у Сенцова или Кольченко каких-либо склонностей к праворадикальным движениям, на что те отвечали, что, наоборот, Кольченко и Сенцов — люди антифашистских взглядов, которые никогда в жизни не стали бы связываться с радикалами, с «Правым сектором», о функционировании какового в Крыму, впрочем, оба этих молодых человека, жители Крыма, никогда в жизни не слышали.

Когда зимой 2012 года Антон Демидов из «России молодой» пытался порвать уведомление на митинг, которое я должна была подать, и, мягко говоря, заодно мой паспорт, потому что это все было в одной и той же пластиковой папке, он весьма негуманно шлепал мной о стенки мэрии при моей попытке забрать папку обратно. Документы оказались спасены только потому, что один из наших соратников, Стас Поздняков, который не мог с ним справиться, — тот очень сильный, они вообще очень тренированные ребята, — в какой-то момент просто упал ему в ноги, подбил ему коленки, и тогда полиция, которая на нас радостно смотрела, наконец проснулась и обоих вытащила из мэрии. Демидова отпустила, но Стаса нам повезло из ОВД тоже утащить. Эти же самые «румоловцы» на того же самого Володю Ионова лет пять назад на «Бауманской», зимой, когда он раздавал доклады или листовки, вылили ведро холодной воды. Мы-то знали, что Володя в проруби купается — еще в прошлом году купался, — поэтому он героически все это выдержал, но сами представьте себе: на пожилого человека вылить ведро воды зимой!

Но они всегда делились — тогда были «Россия молодая», МГЕР и движение «Наши». «Наши» больше занимались троллингом, провокациями — задавали вопросы всякие, окружали, не давали что-нибудь раздавать, совали в лицо камеры. А ребята типа «России молодой» всегда более «силовые» были.

Когда на меня напали возле мэрии, там же был не один Демидов, их было довольно много, сам этот Максим Мищенко (в то время лидер «России Молодой» — ОВД-Инфо), который всеми рулил. Мы тогда подавали заявление на 5 марта, митинг на Пушкинской площади после президентских выборов. Я была заявителем, начиная с 10 декабря 2011 года, и 5 марта был четвертый большой митинг на моей памяти. Его отличало от всех других больших митингов то, что там было больше всего провокаторов. Туда десятками шли люди восточного вида, похожие на дагестанцев, причем полиция запустила их до того, как открыла рамки, их было человек пятьдесят-шестьдесят как минимум, и во дворах видели еще. Потом на этот митинг шла какая-то молодежь с опознавательными знаками в виде ленточки цветов российского флага на руке, типа браслетика. И еще не один десяток, несколько групп человек по двадцать, по тридцать условного «Уралвагонзавода» — такие странного вида мужички и тетки, в основном в темных куртках, с баннерами типа «Мы за Путина», которые тоже проходили по одному, потом собирались в группы, у них был руководитель, и мы потратили очень много времени, чтобы их выявлять и с помощью полиции с митинга выводить. Они ничего не успели сделать, поскольку мы их вылавливали на моменте входа. Думаю, они собирались скандировать за Путина. У меня есть дежурная фраза: «Я прошу увести этих людей, потому что тема их баннера не соответствует заявленной теме нашего мероприятия». Я тогда была в такой истерике и так загоняла полицию, что под конец случайно выгнали человек десять оперов, которые, чтобы друг друга не потерять в толпе, повязали георгиевские ленточки. Полицейский, уже заведенный от меня, орал так, что они просто сначала убежали, а потом один пришел и документы стал показывать. Я к тому, что, поскольку это было связано с выборами Путина, был, видимо, оплачен проект — помешать проведению мероприятия, и это началось еще с подачи уведомления и продолжалось до самого мероприятия.

В какой-то момент, уже после спада их активности, после 2012 года, после «Болотки», когда шел «Болотный процесс», была замечена активизация движения «Наши», которые приходили на все мероприятия, связанные с политзаключенными, в костюме овощей — типа «мы на грядке, посадите нас».

Силовая волна полностью никогда не прекращалась — просто в какой-то момент возникал план ее использовать. Какие-то нападения бывали всегда. На наши украинские пикеты первое время они приходили, если мы писали в паблике (мы не всегда пишем в паблик, потому что слишком утомительно с ними драться, да и смысла особого нет), и нас троллили — мол, мы тоже имеем право высказать свою позицию, и всякая подобная чушь, — притаскивали свои плакаты. Естественно, полиция не обращала внимания на то, что они нарушают правила пикетирования — мы тоже стояли с плакатами, но у нас-то было согласование, а у них нет.

А где-то ближе к поздней осени они начали реально лезть в драку, рвать плакаты и флаги, ломать древки, толкать людей, то есть противостояние стало в большей степени силовым. Видимо, какое-то время это будет идти по нарастающей, пока на них не начнут экономить, например. Это всегда было видно: начались большие митинги, поэтому, чтобы содержать безумное количество членов движения «Наши», нужны были уже очень большие деньги, и их положили на полочку. Может, они занимались другими проектами — у них же какая-то еще деятельность есть. Потом было видно, что с полочки периодически снимали, но в минимизированных количествах, типа этих «овощей». Поэтому сейчас все крики, что появились титушки — да не появились они, они всегда были, их рядят в разные одежды, называют разными именами, но наличие такой публики всегда поощрялось нашей властью, иногда в более активном, иногда в более пассивном варианте.

Я стоял с комбоусилителем и гитарой напротив ресторана «Шашлык-Машлык», где памятник Окуджаве. Играл, баловался себе с гитарой, денег ни у кого не просил. Ко мне подошел подполковник Коцур (заместитель начальника ОВД «Арбат» — ОВД-Инфо) в гражданском. Он очень целенаправленно шел ко мне — я прямо издалека его фигуру заприметил. Представился по документам и, особо меня не выслушивая, особо не расспрашивая, попросил пройти с ним в отделение. Я: «Что такое?» Он: «Пойдем, узнаешь». Я говорю: «Ну хорошо, я иду, соглашаюсь, по вашему личному пожеланию, но, может быть, вы мне все-таки объясните?» Он начал говорить, что я деньги собираю — вроде как чехол на земле лежит. Я говорю: «А где чехлу лежать-то?» Вот такое непонятное собеседование. Так мы дошли до отделения. Ничего он мне не предъявил, никакую статью не зачитал, что я нарушаю. Я человек послушный, да еще я сам с другой страны, с Украины — мало ли что, подчинился.

Он меня привел и пошел дальше ходить по Арбату, насколько я знаю. В отделении пошли разборки, меня начали обвинять в том, что я собираю деньги, с комбоусилителем шумлю или мешаю — они сами не определились, что именно я нарушаю: то ли скопления людей из-за меня происходят, то ли я деньги собираю не по закону. А рядом со мной никто не стоял, я никому не мешал, Коцур первый ко мне подошел — не понравился я ему, наверно. В отделении он появлялся иногда, контролировал процесс. В итоге по протоколу получилось, что я торговлей занимался. В скобочках указано, что использовалась гитара, комбоусилитель, пел для людей.

Меня забрали в восемь вечера, где-то без двадцати час я дождался понятых, без них я не собирался ничего отдавать — у меня же забрали всё. Гитара и усилитель остались там. Успел на метро. Мне показалось, что там в отделении немного бардак творился, и я уже рад был тому, что понятые нашлись.

3 августа я ходил в другое здание (управу района Арбат — ОВД-Инфо), разбирался, что и как, мне выдали протокол об административном правонарушении и штраф выписали.

Комментарий юриста Бориса Маматова, представляющего интересы задерживаемых музыкантов

Александра оштрафовали на две с половиной тысячи. Гитару и усилитель не отдают, пока не оплатит. Я ему посоветовал оплатить штраф, а потом у него есть право обжаловать, если он захочет. Сейчас идет кампания против уличных музыкантов, художников, речевиков, акробатов, циркачей. Мы, юристы, занимаемся этой историей вместе с музыкантами. Когда Александра задержали, ему дали наш телефон, он с нами связался. Мы с ним пошли в управу, и ему выписали штраф. В связи с этим у нас вопрос. Когда полиция его задерживала, они должны были составить протокол, на каком основании задержали, рапорты, там должны быть объяснения. При составлении протокола должны быть понятые. Если ему выписывают административный штраф, мне интересно, что они сделали с теми бумагами, которые оформляли в отделении? Уничтожили? У них должно быть какое-то процессуальное решение. Они часто, бывает, нарушают процедуры. Они везут человека, а потом там, в отделении, начинают все эти бумаги писать о том, что было и чего не было. Нарушением является уже то, что они там эти бумаги пишут, они должны на месте их составлять. Непонятно, как у них полиция взаимодействует с управой: почему штраф ему выписали в управе? Их можно было бы за это зацепить. Надо было бы написать жалобу, чтобы была проведена проверка, чтобы показать эти обстоятельства. Они обязаны будут провести проверку. Но всё зависит от Александра.

Мы занимаемся делами и других музыкантов. У Максима Демидова забрали гитару и до сих пор не вернули. Мы нашли с ним человека, который проводит проверку. По закону есть время на проверку, мы пока наезжать не стали, но под контролем держим. Но я ему посоветовал еще и в прокуратуру написать, поскольку прокуратура имеет право надзирать над проведением проверки. Есть еще дело Артура Фоменко (задержан 30 июня на Никольской, у музыканта отобрали саксофон — ОВД-Инфо), 10 августа будет суд. Оштрафовали на десять тысяч.

Мы с другом фотографировались у памятников 9 мая. Подошли к памятнику воинам-спортсменам. Друг стал фоткаться с шарфом, привезенным из Греции. На шарфе было написано «antifa hooligans». Снимок сделать не удалось — планшет заглючило. Тут подоспели какие-то братки-казаки. Они были в камуфляже и в своих шапках.

Оказалось, они сидели в засаде в припаркованной машине. Они стали задавать странные вопросы: почему надпись на шарфе на английском? А я их спросил: «Почему у вас джип американский?» Они нас фактически задержали: сказали — звоним в полицию, она приедет, будет с вами разбираться. Я понял, что нет смысла бежать: они нападут еще, завяжется драка, будет хуже. Я от полиции ждал адекватного поведения, думал, нас сразу отпустят — ведь мы ничего не делали противоправного. В процессе ожидания я сам позвонил в полицию узнать, едут ли к нам. Они приехали минут через 5–7, забрали паспорта и телефоны.

Один из казаков за руку поздоровался с начальником патруля. Они обменялись репликами — видно было, что они заодно. Полицейские заявили нам, что нельзя фотографироваться на фоне памятников без разрешения полиции. Я сразу понял, что их требования незаконны. Нас доставили в отдел, где стали брать объяснения: я рассказал, что мы просто фотографировались.

Нас продержали 14 часов. С нами работали первые два часа, а потом мы просто сидели. Хотя мы были трезвые, совершенно адекватные. Мы были единственными в отделе полиции кто не матерился. Некоторые полицейские, напротив, источали нецензурную брань. После дачи объяснений мы сидели в комнатушке, расположенной перед камерами, которая местами была замазана следами крови, а потом — в камере. До водружения в камеру я предложил им взять шарф, из-за которого нас задержали, на экспертизу. Они сказали «конечно заберём», но так и не приняли его на экспертизу. Совершенно ясно, что они прекрасно понимали незаконность нашего задержания, что в шарфе ничего противозаконного нет. Затем, когда я обратил внимание полицейского, караулившего нас, что нас не имеют права держать больше 3 часов без составления протокола и предъявления обвинения, он сказал «попробуй это сказать нашему начальнику, он вообще вас на неделю запрёт». Нам сказали, что будут держать всю ночь, ссылаясь на приказ начальника полиции. Я попросил телефон, сказав, что хочу позвонить домой и позвонил знакомому правозащитнику Вячеславу Башкову. Правда, примерно на 5-й секунде разговора полицейский вырвал у меня из рук телефон.

Потом в камеру заходит полицейский и говорит: «Сейчас приедет этот Башков, бери матрац». (Вячеслав Башков — член екатеринбургского ОНК. — ОВД-Инфо). Полицейский требовал, чтобы я говорил Башкову, что у нас все в порядке — тогда нас побыстрее отпустят. Я рассказал все, как было, но, действительно, не пожаловался на условия содержания.

Нас продержали до утра, после чего сказали либо подписать протокол, либо «держать нас будут еще долго». То есть мы провели в камере целых 14 часов, без протокола о задержании и предъявления обвинения. В результате, нам приписали нецензурную брань в общественном месте и выписали штрафы в 500 рублей. Мы подписали, планируем обжаловать в суде.

Мне позвонил товарищ, говорит, ялтинские гаишники, как обычно, занимаются беспределом. Некий человек в штатском переписывает данные задержанного из Херсона. Я приехал, в ДПСной машине сидел, действительно, парень какой-то, приехавший на мерседесе с номерами 123-го региона — у него акцент был неместный. 123 регион — это Краснодарский край.

Он переписывал, я остался до выяснения, чего он там пишет. Когда он вышел из машины, представился всем, что агент ФСБ. Ему поступила информация о том, что человек, данные которого он переписывал, говорил полицейскому, что Крым — это оккупированная территория. Гаишник Денис Хожайлов, которому он говорил, был еще при Украине известен нехорошими выходками. С моей помощью отменили один или два его протокола.

Началось все из-за мелкого ДТП — одна машина поцарапала другую. Гаишник Денис Хожайлов спровоцировал парня на слова об оккупации. Эта фраза послужила основанием для того, чтобы ФСБшик провел обыск в его автомобиле.

Я подошел к ФСБшнику и сказал, что хотел бы проводить видеосъемку. Он говорит: «Кто вы такой, чья камера?» Я: «Камера моя, я — гражданин Российской Федерации. Хотите, я могу быть понятым». Он согласился.

Через пять минут он мне пригрозил, что если запись попадет в СМИ или интернет, на меня заведут уголовное дело. Я спрашиваю — за что? За разглашение его личных данных. Я говорю: «Я могу вам на записи глаза замазать». Он отвечает: «Я тебе тоже потом глаза замажу». ФСБшник не ожидал, что я буду задавать ему вопросы — потому и вел себя агрессивно.

Подбежал Хожайлов: начал кричать, что я — провоцирую. Я говорю: «Чем я препятствую? Что вопросы задаю?» Говорю: «Ваш президент, Владимир Путин, не препятствует тому, чтобы его снимали на видео. А вы чем лучше?» Вы же тоже на службе, я не снимаю вашу личную жизнь.

Когда составили протокол досмотра, он говорит — вы обязаны предоставить запись. Поехали в ялтинское ФСБ. Я остался ждать на проходной, он забрал у меня камеру. Меня все это время сопровождал полицейский — не знаю, зачем его ко мне приставили. Я ждал минут 40 с этим полицейским.

Затем меня пригласили в ФСБ: начали расспрашивать, знаю ли я задержанного парня и кто меня вызвал. ФСБшники вели себя корректно. Затем они вернули мне камеру. Дома я обнаружил, что все записи отмечены знаком вопроса — что-то они с ними делали. Один умелец мне их почти восстановил.

Молодого человека посадили на 10 суток — по причине неоплаченных штрафов, а не за высказывания. Я пытался ФСБ-шникам объяснить: вы не тем занимаетесь. Парней гоняете, которые не то что-то ляпнули, людей в вышиванках. А воры-чиновники при России на повышение пошли, Хожайловым заниматься надо…

Все это время — пять-шесть часов — я был с женой и двухлетним сыном.

Ну что, для «Голоса» по взрослому началась избирательная кампания:) Обыск у меня дома, у Романа Удота, у Татьяны Тройновой и в офисе.

В 6 утра звонки в дверь. Незнакомая девушка. Говорит, что затопил несколько этажей и требует срочно открыть дверь. Говорю, что протечек нет. Бесцеремонно дергает ручку не перестает звонить в дверь. Затем заклеивается глазок и начинается взлом двери без каких-либо представлений.

Когда справились с щеколдой зашли сотрудники СК, НТВ, предъявили постановление, что предстоит обыск по делу самарского фонда ГОЛОС-Поволжье. Самарское дело скоро закроют и они пытаются выжать по максимуму, чтобы использовать повод изъять побольше компьютеров и док-тов у «Голоса».

Ну, а потом традиционно, в каждой комнате все внимательно выпотрошили. Компьютеры, телефоны, флешки, бумаги со словом Голос. Адвоката на обыск следователь Томчик категорически отказался пускать. Переговаривались через дверь. Говорит, не предусмотрен адвокат. Изъяли даже коллекцию аккредитационных удостоверений с разных международных миссий наблюдения за выборами. Причем тут ГОЛОС-Поволжье? Для «Голоса» все похоже на конец 2011, только с повышением градуса. Не хотят чтобы мы наблюдали 13.09.

Оригинал: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9

Я узнал о митинге из ЖЖ, но потом прочел, что еще и анархисты туда собираются. Я давно уже никуда не ходил и решил пойти. Просто посмотреть, кто протестует против храма, и на фриков от православия.

На митинге я провел минут десять. Мы тихо-мирно стояли и слушали речь сталинистов из КПРФ, которые затирали про единство народа с религией, но против храмов. Тут нас под белы рученьки и повязали. Винтил не второй полк ОМОН, а какие-то местные менты. Меня удивил их вопрос: «Сам пойдешь?»

Народ был немного в шоке, и я успел таки услышать, что нас назвали провокаторами. В автозаке часть соратников уже сидела, часть привели позже. Было смешно, что мусора спрашивали начальство, почему нас задержали, кого и куда сажать. Привезли быстро, так как ОВД «Лосиноостровский» очень близко — наших там оставили человек 15. Не знаю, сколько задержанных было в других ОВД.

Мусора не знали, что писать, и сказали, что пробьют по «Папилону» и отпустят. Оказалость, что среди нас по угару задержали еще и стороннего чеченца, но он, привыкший к задержаниям, вообще ничего не понял. Мы его поздравили с днем рождения Тимура Муцураева, и тут он прифигел. Чуть позже привели трех правых, с которыми мы не стали обсуждать суть акции, а просто ржали.

Мусора пытались быть вежливыми и рассказали, что нас повязали по наводке их начальства, которое требовало задерживать «парней в поло, в кепках, шортах». Потом нас повели на второй этаж, типа для фото. Но, постояв там 20 минут, я понял, что мы тупо стоим как в очереди на флюорографию и спокойно вышел через КПП с фразой: «Ну да, я все уже подписал». Никаких протоколов не подписал, фоточек мусорам не оставил. ОВД «Лосиноостровский» очень «зеленый» — с задержанными на политических акциях там не привыкли работать.

Меньше года назад (осенью 2014) арендаторами земельного участка городского леса по ул. Нижегородской под застройку незаконно было вырублено свыше 200 деревьев. (Незаконность вырубки уже доказана областным судом). Под документами на вырубку небольшого количества сухостойных деревьев был вырублен обширный участок хвойного соснового массива. Возмущение жителей вызвал и тот факт, что место преступления (незаконная вырубка — ст. 260 УК) охранялось сотрудниками жуковской полиции во главе с ее начальниками Мосягиным О.А и Немешаевым А.В.

Недавно, 17 июня сего года, в нашем городе по месту моего проживания снова были произведены незаконные вырубки более 100 деревьев, на этот раз уничтожили липовую аллею вдоль автомобильной дороги по ул. Семашко для строительства парковочных площадей. Целесообразность проведения данных работ никак не обсуждалась с жителями данного района, а особенно с жителями дома, напротив окон которого вместо «зеленого» защитного барьера от автодороги и больничного городка планируется расположить автостоянки. Но даже не это главное в данной ситуации. Главное заключается в том, что автостоянки строят под высоковольтной линией электропередач (110 кВт), что по нынешним законам об охране электросетей и использовании земельных участков в охранной зоне запрещено. Также, согласно законам и установленным правилам без письменного разрешения собственника линии (в данном случае ОАО «МОЭСК» Южные электрические сети) проведение вырубок деревьев запрещается. Неоднократные требования жителей и депутата горсовета Безлепкиной С.Н. предоставить подобное разрешение директор МБУ «Центр дорожного хозяйства» Харитонов В.В. (работники которого проводили вырубку) игнорировал. Мы убеждены, что прокуратурой города в ближайшем будущем будет доказана незаконность вырубки липовой аллеи, и работы по строительству парковок в охранной зоне ЛЭП остановлены. Но ведь деревья уже назад не воткнешь! («Ой, извините, ошибочка вышла»).

В тот день я на велосипеде ехала на обеденный перерыв домой, когда мне начали звонить мои соседи и сообщать о начавшейся вырубке. Подъехав на место, я увидела, что там уже собралось достаточно много жителей, которые остановили начавшиеся работы и вызвали полицию. Я тоже позвонила в полицию. Как и другие жители, я считала, что незаконность проводимых работ под линиями высоковольтных сетей без разрешительной документации настолько очевидна, что сотрудники полиции немедленно остановят незаконные работы и задержат нарушителей. А вместо этого задержанной оказалась я и еще один житель близлежащего дома. И опять ситуация повторилась, как и на ул. Нижегородской. Вместо того, чтобы остановить незаконную вырубку — полиция ее охраняла. Да, как и остальные жители, вместе с депутатом Безлепкиной С.Н., я пыталась остановить незаконные работы. Я стояла, обхватив руками широкий ствол липы, а в это время над моей головой, нисколько не остановленные моим присутствием, рабочие с подъемника спиливали верхнюю часть ствола. Примечательно, что полиция просила меня покинуть территорию, но она не требовала остановить работы по спиливанию деревьев, которые в тот момент представляли угрозу для моей жизни (и их жизни, кстати, тоже). Так мы и стояли какое-то время: я, обнимающая содрогающийся от спиливания ствол, а напротив полиция, прекрасно осознающая беззаконие, совершаемое у них на глазах, и то же время, охраняя его. Дальнейшая ситуация развивалась предсказуемо для нашего города. Меня потащили в машину и доставили в участок, где на меня был составлен протокол по ст.19.3 КоАП (неповиновение законным требованиям полиции). Дальнейшую вырубку я уже не видела, но очевидцы рассказывали, что во время проведения работ неоднократно создавались ситуации угрозы падения высоких деревьев на необесточенные провода.

Что хочется сказать напоследок? Несмотря на наши многочисленные жалобы на действия (бездействия) полиции на ул. Нижегородская в прошлом году, никто так и не был привлечен к ответственности. Это в свою очередь привело к тому, что и на этот раз сотрудники полиции не встали на сторону закона, а встали на сторону его нарушителей. Конечно, в настоящий момент нами пишутся жалобы во все инстанции, но будут ли они услышаны в этот раз?

Вчера нашей дружной компашкой пошли по улицам Магадана раздавать брошюры ФБК. Раздавали нормально, брали почти все, народ реагировал адекватно, сразу засматривались на дачу Якунина.

Раздали штук 50 и тут к нам подошли поочередно двое бандитского вида людей.

Вот один:

Начал задвигать стандартные кинематографические штампы про темные ночи, спрашивал «чо нам здесь надо», говорил, что начальство приказало нас убрать из города, воспроизводил истории про стрельбу на выборах, называл адрес нашего штаба, короче, всячески угрожал и торговал страхом, после чего удалился с месседжем «скоро познакомитесь с „начальством“» и сел в машину, которая так и оставалась стоять, пока мы не начали к ней приближаться чтобы снять.

На персонажа мы сегодня написали заявление по поводу угроз, все фото приложили, найти его будет очень легко, если захотят.

С «начальством» мы и правда вскоре познакомились. Через 2 минуты к нам подошли 2 полицейских, взяли брошюру, ушли в УАЗик, вернулись еще через 2 минуты и сказали ехать с ними.

Если московские полицейские уже как-то научились придумывать оригинальные ответы на вопрос «причина задержания?», то эти прямо ответили про приказ из дежурной части. В итоге, после препирательств и консультаций с юристами, поехали с ними.

В городском отделе полиции продержали больше трех часов, опросили всех по 2 раза: сначала простой участковый, потом сотрудник уголовного розыска. Со вторым удалось нормально поговорить и мы выяснили, что это так люди с «большими погонами» выясняют что нам здесь надо и не устраиваем ли мы «майдан». Сказал как есть: «майдан не устраиваем», а боремся за мандат в областной думе. Наша позиция максимально открыта, если есть вопросы — пусть обращаются лично, все всем расскажем.

Сегодня мне оформили протокол по статье 20.2 КоАП, грозит до 10 суток, суд в понедельник-вторник. Раздачу брошюр квалифицировали как «митинг», до такого даже в Москве не додумались, будем разбивать эту ересь в суде. Видимо, «хитрый план» местных властей заключается в том, чтобы не дать нам таким образом вовремя выдвинуться. У нас, разумеется, такое учтено и список будут подан даже без моего личного участия.

Исключая этот постановочный трэш от местной администрации и тупую наружку в виде постоянно следующих за нами автомобилей, все идет нормально. Штаб собран, волонтеры есть, разносят по ящикам 750 брошюр в день, у них проблем никаких.

Еще вся команда сейчас готовит мне коварную месть, потому что мы не делали вчера фандрайзинг — собрали бы на продукты до конца кампании, а то ходить по магазинам с ценами в 2–3 раза выше московских мы пока не привыкли.

В общем, в целом все хорошо и кампания идет по плану. В понедельник или вторник подаем документы в местный избирком.

Оригинал

1 мая мы (представители разных левых сил — Рот-Фронт, РКРП-КПСС, Левый фронт, беспартийные анархисты и просто сочувствующие) собрались на перекрестке проспекта Ленина и Первомайской, чтобы в дальнейшем присоединиться к колонне КПРФ, которая формируется выше — на площади Толстого и идет по проспекту к cкверу Коммунаров мимо нас. Такая традиция у нас существует уже давно, не первый год. Потому что мероприятия КПРФ согласуют, а нас всегда отправляют к черту на кулички, где нет людей.

Так мы думали поступить и в этот раз. Собрались, раскрыли несколько флагов с символикой Левого фронта, Рот-Фронта и РКРП-КПСС пока ждали колонну КПРФ. Мы не использовали звукоусиливающую аппаратуру, не выкрикивали лозунги и транспарантов у нас не было. Из всей атрибутики только флаги.

Пока мы ждали, недалеко от нас припарковался автозак с полицейскими. Появился гражданин в штатском, который стоял невдалеке и записывал нас на камеру. Как только он закончил, к нам подошли полицейские и потребовали прекратить митинг (никто не митинговал и даже не думал). Мы ответили, что не нарушаем закон и продолжили стоять. Наш диспут продолжался около пяти минут, затем нас начали задерживать. В первую очередь — людей с флагами. Меня в том числе. А также задержали еще одного человека, который просто стоял без какой-либо атрибутики в нашей группе.

Повели в автозак. Насилие к нам не применяли. Но и права не зачитывали, и свидетелей со стороны полиции не было. [Для задержания на митингах они и не нужны — прим. ОВД-Инфо]. Есть видеозапись с телефона момента задержания, когда я начал сворачивать флаг.

В автозаке работник центра «Э» нас фотографировал. Я отказался, он пытался меня заставить, угрожая тем, что в таком случае со мной будут разговаривать «иначе», но я не поддался, и он остался ни с чем. В отделении к нам относились нормально. Правда, одному товарищу хотели подсунуть пустой протокол, чтобы он подписал. Товарищ отказался. В туалет пускали, звонить разрешали.

Выдали мне копию протокола по моему требованию, правда, не подписали, что это копия — просто ксерокопия. В ней написано: «…Установлено, что гр. Драбик участвовал в публичном мероприятии, а именно пикетировании, проведенном без подачи в установленном федеральным законом #54 „О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях“ порядке уведомления о проведеннии публичного мероприятия. Ст. 20.2, ч. 2». Потом отпустили.

У нас в городе отвратительное состояние дорог. В прошлом году мы проводили очень серьезное крупное мероприятие, формальным организатором которого был я. Прошло оно весело, с киданием покрышек к дому правительства. Пришло много людей с очень интересными призывами. Ничего экстремистского, но довольно жесткие вещи были высказаны. Видимо, МВД и администрация в этом году, когда мы пообещали, что проведем такой митинг снова, очень испугались и решили чинить всякие препоны. И это несмотря на то, что мероприятие мне довольно быстро согласовали в Минюсте, в тот же день, когда я отнес бумажку.

Когда мероприятие согласовали, я тут же, не теряя ни минуты, решил начать агитировать всеми возможными способами, в том числе снять видеоролик. Мы выбрали интересный сценарий — открытие памятника идеальному квадратному метру дороги. Снимали ролик на довольно оживленном перекрестке, где есть камеры наружного наблюдения. Выходили на проезжую часть.

Нас никто на месте не задерживал, мы спокойно отсняли материал, ролик смонтировали и выложили на портале «7×7» (в настоящее время ролик недоступен — ОВД-Инфо). Затем, в начале следующей недели, меня вызвали в МВД якобы для вручения бумаги о недопустимости экстремистских действий на публичных мероприятиях. Это стандартная процедура. Я без всякой задней мысли пошел в МВД, и там вместо выдачи этой бумаги на меня составили протокол по части 6.1 статьи 20.2 КоАП — что мы проводили пикетирование с созданием помех транспортной инфраструктуре. То есть приглашал меня Центр «Э», а попал я в отделение исполнения административного законодательства.

Потом меня вызвали во второй раз, через несколько дней, и составили задним числом за нарушение пункта 4.5 Правил дорожного движения протокол по статье 12.30 КоАП. Нас обвинили в том, что мы создавали помехи движению, неправильно переходили дорогу. Выписали обоим штраф, 1000 рублей. Я свой штраф обжаловал в суде, но мою жалобу не удовлетворили.

Было судебное разбирательство по 20.2, назначили мне 40 часов общественных работ. В качестве доказательства использовали записи с городских камер видеонаблюдения, где невозможно установить личность, ничего не видно, даже я сам не могу подтвердить, что это был я, и наш смонтированный ролик.

Я отправил апелляционную жалобу в Верховный суд Республики Марий Эл. Подготовил доказательную базу. Я не первое мероприятие провожу, знаю, что является пикетом, а что не является. Для пикета должен быть объект пикетирования, пикетирование должно проводиться без передвижения, а я в разных местах находился во время съемки, и они почему-то все это в совокупности рассматривали.

Я считаю, что это чистый заказ — только не совсем понимаю, от кого. У нас выборы губернатора в этом году. Поскольку осужденный по такой статье не может быть организатором публичных мероприятий, скорее всего, есть мотив меня обездвижить в этом смысле.

Митинг наш прошел, причем вполне результативно — пришли люди, пришли СМИ, после этого началось определенное взаимодействие с мэрией. Но осудить меня осудили. То есть, видимо, тут уже заказ не на городском уровне, а республиканские власти на меня косо смотрят.

Видимо, обвинения будут связаны с публикацией в различных блогах высказываний в адрес этих двух депутатов — в мае—июне 2013 года. Дело расследуется уже два года, крутится оно вокруг слов, которые Мизулина и Баталина посчитали оскорбительными. Они написали заявление, в июле 2013 года завели дело.

В рамках этого дела было довольно много людей опрошено: и журналисты «Ленты.ру», и Ксения Собчак, и Альфред Кох, и Лена Костюченко. И обыск у меня в доме проводился в рамках этого дела еще в августе 2013 года.

Вещи, изъятые при обыске, были возвращены только спустя десять месяцев. В порядке 125-й статьи УПК был судебный процесс о незаконности удерживания этих вещей. Сейчас это дело в ЕСПЧ — это отдельный процесс. Как свидетель я давал подписку о неразглашении материалов дела, и все, кого допрашивали, давали такую подписку.

Заявления Мизулиной и Баталиной я не видел — я увижу его только после того, как получу доступ к материалам дела, если они переведут меня в статус обвиняемого. Тогда будет понятно, против меня это заявление или против каких-то неустановленных лиц. Но изначально было очевидно, что дело планировалось против меня.

За последние года три было столько различных комментариев на тему законотворчества Мизулиной — и они не прекращаются — если бы она посмотрела соцсети, она была бы в шоке. Там много всего гораздо круче, чем то, что хотят вменить мне.

Обвинение по этому делу хотели мне предъявить еще в октябре прошлого года. Был точно такой же вызов в Следственный комитет, точно такая же повестка. В момент, когда я явился на предъявление, все было переиграно. Тогда они отказались от обвинения.

Я не знаю материалов дела, но думаю, что с октября прошлого года не изменилось в деле ничего. Просто заканчивается срок давности — он истекает в конце июня. Кроме того, дело это подпадает под амнистию. Довести его до вступившего в силу приговора суда невозможно. Они хотят сделать хорошую мину при плохой игре, удовлетворить всех. Это мое предположение.

11 мая по случаю дня рождения Надежды Савченко кто-то из активистов (на суде ответственность за это взяла на себя Ирина Скачкова) решил пораздавать листовки недалеко от украинского консульства. По правде говоря, считаю, что листовка эта была составлена плохо — почти никаких аргументов о невиновности Савченко, но много каких-то слезливых отзывов о ней.

Лично я даже точного места не знал — только примерно время и потому сначала кружил по району на велосипеде. Потом развернул флаг группы «Екатеринбург — за свободу» и стоял с ним на разрешенном расстоянии — даже через дорогу от раздававших листовки. Люди обращают внимание на флаг даже лучше, чем на плакаты, берут листовки. Большинство спрашивают: «За свободу от чего?»

В свое время мы на ряде специальных собраний выяснили, что же нас в фейсбучной группе «Екатеринбург — за свободу» объединяет. Оказалось, что объединяющими являются права человека и требования открытости, подотчетности государства гражданам. Поэтому на флаге рядом с названием группы изобразили символ Декларации прав человека. Ведь свободным может только человек, имеющий права — не имеющий прав свободным быть не может.

В какой-то момент на слишком малом расстоянии от меня оказался знакомый с плакатиком (давно уже сделанным к другому мероприятию) — #FreeSavchenko. Чтобы не нарушать, предложил ему взять его плакатик — сколько бы плакатов и флагов ни было, пикет все равно считается одиночным — главное, что человек один.

Не прошло и десяти минут, нарисовались гаишники и заявили, что я «ходил по проезжей части». Потом потребовали «разрешение на пикетирование». Пришлось объяснять им про одиночный пикет. Затем еще одному экипажу (ППСникам). Пока разговаривал с ними, мои знакомые перешли дорогу и стали снимать разговор с разных ракурсов. Полицейские пошли совещаться с начальством. На том и разошлись.

Спустя более, чем час (!), эти же ППСники в квартале от первого места решили меня задержать (и еще восемь человек, включая Анну Пастухову из «Мемориала»), хотя к тому времени я уже далеко отошел от группы и подъехал, только когда увидел, что людей задерживают. Флаг отобрали и в участке оформили изъятие как «орудия преступления».

Есть хорошее видео задержаний. Первая точка съемки от последней отстоит более, чем на квартал, ну и там видно, что они собирали уже разошедшихся.

На суде меня, так же как и Анну Пастухову, приговорили по 20.2 за участие в «несанкционированном митинге». Сюр в том, что суд даже переквалифицировал с части 2 на часть 5 (снял обвинение в организации, но те же 10 тысяч штрафа). Поскольку остальные были из отделения отпущены и юридически не участвовали ни в чём, то получается, что «мы вдвоём участвовали в несанкционированном мероприятии».

Надо отметить, что из трёх вызванных в суд полицейских, врал только один — два других предпочли сказать правду (что когда подъехали, был одиночный пикет и что никаких предупреждений или требований не высказывалось), но судья это не учёл.

На суде полицейские подтвердили, что никто никакого предупреждения мне не делал. Гаишники подтвердили, что по сути проходил одиночный пикет, когда они подъехали (видимо, боялись противоречить видео, которое удалось приобщить). Но суд все равно присудил штраф «за митинг». Самое возмутительное в решении суда, что вынесли решение «уничтожить флаг». На каком основании? Уничтожить флаг с символом прав человека — довольно символично для суда, нарушающего эти самые права. Приговор будем обжаловать, конечно. Но у активистов есть опасение, не поторопятся ли в полиции исполнить приговор.

11 мая 2015 года я пришла к СИЗО «Матросская тишина», чтобы поздравить Надежду Савченко с Днем Рождения. Я переписываюсь с ней, открытку отправить не успела, и поздравить как-то хотелось. Когда я подошла, группка полицейских уже смотрела в сторону нескольких активистов, стоявших неподалеку. Ирина Калмыкова достала свой плакат «З Днем народження, Надiя» и запела песню «Надежда, мой компас земной…». Конечно, никто не думал, что Надя ее услышит, но все же мы надеялись и надеемся, что она узнает о поздравлении. Подошел полицейский, который согласился, что Ирина ничего не нарушает… Он попросил ее представиться, что она и сделала, сказав, что бояться ей нечего. Но тут же подошли другие, которые без объяснения причин потащили ее к автозаку. Мы вошли вслед за ними в небольшой дворик, но на вопросы о причине задержания ответа не получили. Через какое-то время после этого полицейские обратились ко мне, тоже попросив представиться. Я даже не развернула плаката и просто стояла, и, когда я спросила об основаниях, в ответ меня тоже потащили в автозак.

Отделение «Сокольники» поразило и меня, уже кое-что повидавшую… Как только нас доставили в ОВД, тут же начали силой отбирать вещи, толкать, крутить руки — к Ирине применяли болевой прием. На наше требование внести нас в книгу доставленных не реагировали, на вопросы не отвечали, время доставления при нас не отметили. Меня один из сотрудников ударил по голове, правда, не сильно. А когда я сказала, что ему придется за это отвечать, стал угрожать психушкой, говоря, что мне показалось. На вопрос, почему он позволяет себе так обращаться с людьми, ответ был, что мы вообще не люди. Некий мужчина в штатском стоял рядом, видимо, для его моральной поддержки. Ирину затолкали в другую комнату. Вообще, столько оскорблений, как в этом ОВД, я давно уже не слышала — в основном отличился указанный сотрудник. После того, как вещи отобрали, нас с Ириной посадили в отдельные клетки. Позже задержали Владимира Ионова, Настю Медникову, Алену Королеву… Еще двоих задержанных, среди которых была украинская журналистка, потом отпустили. Сначала остальных держали отдельно от нас, не в клетках. Но к позднему вечеру девушек подселили к нам, а Володю Ионова заперли в третью клетку рядом, где уже сидели двое, сильно избитые. Как мы узнали, этих ребят не кормили и не давали им ни матрасов, ни одноразовых простыней в течение двоих суток. Только потом, уже вместе с нами, когда приехали наши защитники, им дали постель и положенный паек. Паек, кстати, теперь (после того, как на него обратили внимание в ОНК и по этому поводу прошел судебный процесс) положен неплохой — там есть мясные консервы, паштет… Другое дело, что мало кто его видит, тем более, в таких «захолустных» ОВД, как Сокольники. Ко мне на какое-то время подселили выпившую женщину, у которой поднялось давление, тоже очевидно избитую. Ближе к вечеру ее отпустили. Из защитников первой к нам приехала Александра Букварева, — ей даже удалось увидеть кого-то из задержанных. Нам было очень приятно знать, что какая-то связь с миром есть.

На ночь Владимира Ионова, Настю Медникову и Алену Королеву увезли в ОВД «Преображенское», где было очень холодно и не кормили. Когда остальных от нас уже увезли, приехали Эдуард Рудык, Николай Кавказский… Хотя защитников к нам с Ирой не пустили вообще, все же полицейские немного испугались. В общем, благодаря их приезду нас двоих даже свозили в травмпункт, где зафиксировали синяки. Огромное спасибо всем, кто принимал участие в нашей судьбе — без них беспредел был бы полным! Утром, когда остальных привезли обратно, 75-ти летнего Ионова избили двое полицейских — причем сильно. Затолкав его в клетку, они сорвали с него ботинки и выбросили их наружу, оставив его босым. Одному из бивших лет было, наверное, 20… А мы с Ирой видели это из-за решетки, и ничего не могли сделать, кроме как возмущаться.

На следующий день нас привезли в суд, там мы провели какое-то время, а часов в 5 вечера оказалось, что протоколы оформлены полицейскими неправильно. Все это выглядело очень странно. Сначала нам приписали статью 20.2 часть 2, а потом в суде мы увидели, что 2-ю часть поменяли на 8-ю (повторное нарушение) — причем всем, даже Алене, у которой это было первое задержание. И это при том, что 20.2 часть 8 предусматривает арест до 30 суток, обязательные работы от 40 до 200 часов или штраф от 150 до 300 тыс рублей (!!!). Но в результате мы снова оказались на свободе до вызова в суд, увидели яркое, уже совсем летнее солнце… Конечно, я была рада такому неожиданному развороту событий.

Нарушений, конечно, было множество, но по сравнению с избиением 75-летнего Ионова, все это отошло на задний план. И все же грустно думать о том, что в ОВД «Сокольники», как и в ОВД «Преображенское», некому защитить человека от беспредела, что никто не получит там положенный паек. Кроме прочего, например, нам не дали реализовать свое право на телефонный звонок и не предложили кого-либо известить, как положено по закону; Насте, молодой девушке, без всяких причин надевали наручники. Только благодаря защитникам мы получили матрасы и одноразовые простыни, и, хотя мучились от холода, все же спали не на голых досках. А что же говорить об абсолютно беспомощных людях, не имеющих помощников и не знающих своих прав?

Мы уже не первый год боремся с проблемой махинаций с землей, изучили ее, наверно, вдоль и поперек. К сожалению, прокуратура Чувашской Республики не видит нарушений, на которые мы указываем. Нарушается градостроительный кодекс: территорию, где стоят дома, в которых живут три поколения, выставляют на аукцион! Пусть кто-то из этих людей юридически неграмотен, своевременно что-то не зарегистрировал — но к людям нельзя так относиться. Постановление главы города № 1319 о развитии застроенной территории на Мясокомбинатском проезде было отменено судом. То есть по сути дела глава города Чебоксары девять месяцев не исполнял решение суда — он должен был отменить все договоры с застройщиком, а вместо этого, наоборот, пошел дальше выдавать земельные участки. Глава региона не согласился со мной, что он должен был отрешить главу города от должности, хотя у него есть такие полномочия в случае, если глава администрации города не выполняет решение суда. Мы пытаемся что-то решить, чтобы помочь жителям, хотя бы нормально их переселить, но полномочия по расселению граждан, то есть по выделению квартир, администрация Чебоксар почему-то скидывает на застройщика. А застройщик, по сути дела, мошенничает: он пытается дать людям за их дома по 33 квадратных метра — понятно, что семья из шести человек на 33 квадратных метрах никак не сможет жить. Договоры заключаются по мошеннической цене: эти квартиры на 33 квадратных метра, которые им предлагают, стоят миллион двести рублей, а договоры оформляются на 120 тысяч, то есть здесь имеет место уход от налогов. Мы обращались вместе с жителями к главе региона, чтобы он эту проблему разрешил, но, к сожалению, даже официального ответа на это обращение жителям дано не было. Я обращался в прокуратуру с обращением, но там опять же не нашли нарушений.

Люди бьются, уже не один митинг, не один пикет здесь провели. Не раз бывало, что нам отказывали в проведении акций, говорили, что место занято, другая организация заявила мероприятие. Мы приезжаем — никакого мероприятия нет. Это не единичные случаи, а правило. Можно спросить у любых политических деятелей Чувашской Республики — если ты хочешь где-то провести публичное мероприятие в городе Чебоксары, обязательно будет отказ. Но фактически, если приедешь на это место, выяснится, что отказ необоснован. Сожгли мой туристический автобус на 50 мест — только из-за того, что я влез в эту клоаку. Это подтверждение того, что руководство города и республики готово пойти на любые криминальные действия, только бы не помогать людям. Этот автобус принадлежал моему отцу, он мне его дал для моей политической деятельностью. Автобус не использовался для коммерческих поездок. Возили спортсменов — у меня есть футбольная команда «Кулагин народный депутат». Возили моих друзей, которые занимаются фольклором, на разные чувашские праздники. Возили людей на святые источники. На пикет, на митинг ездили на автобусе, у нас всегда был под рукой транспорт. У него на борту было написано «Кулагин народный депутат». Сейчас мы без него как без рук. Видимо, мои пикеты и митинги очень кому-то мешали, поэтому было принято решение его уничтожить. Следствие ведется таким образом, что до сих пор ничего не найдено. Думаю, если бы сожгли автомобиль главы республики, человек десять виноватых нашли бы. Я считаю, что об этом поджоге надо говорить как о террористическом акте: я публичный человек, это было устрашение общества. Так что с этим не МВД должно обращаться, а ФСБ, по большому счету.

Когда мои помощники решили организовать публичное мероприятие в мою поддержку, им в администрации города сказали, что на том месте, где они собирались проводить акцию, будет проходить установка снеговиков. Если Пасха, то обязательно будет мероприятие по подготовке к пасхальной неделе. А на самом деле, никого нет, ни души, у меня даже видео с мест есть.

Глава города и глава республики должны были пообщаться с людьми и найти способ переоформить земли, где стоят их строения, чтобы потом уже люди самостоятельно, общаясь с любым застройщиком, договаривались о цене за их земельный участок. Если рыночная цена одной сотки на земле, где у этих людей стоит дом, от миллиона и выше, а у них по две, по три сотки, они могли бы купить себе нормальные квартиры, и всех нынешних споров не было бы. Но, к сожалению, у нас никто жителей не слышит, приходит застройщик с деньгами, и вокруг него все танцуют. Проблема касается не только Мясокомбинатского проезда, это и деревня Банново в городском округе Новочебоксарск, и поселок Южный в городе Чебоксары, и поселок Восточный. Я давно предлагал главе республики и главе Чебоксар объединить Чебоксары, Новочебоксарск и поселок Кугеси — появится огромная территория для строительства, для развития города. Зачем трогать тех жителей, которые по сути не имеют возможности законно зарегистрировать свои земельные участки? Законодательство совершенствуется, депутаты уже работают в этом направлении, наступит момент, когда все пробелы законодательства исчезнут, и люди смогут нормально зарегистрировать свои дома. Жители просили главу республики дать им возможность воспользоваться «дачной амнистией», но не были услышаны.

Мы решили с нашими нерешенными вопросами поехать к руководству страны, чтобы хоть кто-то нас услышал, чтобы посмотреть, какие могут быть выходы из ситуации, как можно помочь людям. Чтобы доехать до Москвы, каждая семья была вынуждена заплатить по тысяче рублей за человека. Мы поехали на автобусах. С арендой автобусов была отдельная история. Было два перевозчика. Один сначала согласился, но в последний момент автобус чудесным образом сломался. Другой стал говорить: я боюсь, нам обещали, что у нас будут проблемы. В общем, начали запугивать. Но все-таки нашлись вменяемые люди, которые нас повезли. В последний момент, всеми правдами и неправдами удалось найти автобусы. Пришлось поменять место, откуда мы вывозили людей. Чтобы не пострадали автобусы перевозчиков, мы провели целую спецоперацию: сначала маленькими автобусами везли людей за город, а там сажали в большие — и в Москву.

Мы подавали уведомление в два места: площадь Революции и парк «Сокольники».

Мы приехали на площадь Революции, и там с нами стали общаться, как с людьми, которые не знают законов. Мол, вам здесь митинг запрещен, вы не можете его проводить. Я подавал уведомление 5 мая, но в течение трех положенных по закону дней никакого официального ответа не увидел. Только 13 мая я увидел документ, и то в электронном виде, о том, что мероприятие не согласовано, так как в этом месте в это время будет проводиться другое мероприятие. Но в законе написано, что исполнительный орган должен предложить другое место или другое время для проведения акции, если что-то не получается. 31-ю статью Конституции никто не отменял. Как иначе людям высказаться? Люди же просят не чего-то сверхъестественного, их права нарушаются. Поэтому в Москву и поехали — а кому еще жаловаться, если все инстанции, которые были в регионе, мы прошли? Мы на площадь Революции приехали еще и для того, чтобы зафиксировать, что нам незаконно запретили проводить там мероприятие. Я разбирался с сотрудниками полиции, цитировал нормы закона. Они сказали, что не могут мне ничего ответить, потому что из правительства Москвы никого нет, есть только приказ, на основании которого нам не разрешают проводить мероприятие. Мы записывали все на камеру, чтобы в дальнейшем обращаться в суды, в Генеральную прокуратуру.

Когда мы поняли, что у нас не будет согласованного мероприятия, я попросил сотрудников полиции, поскольку мы приехали с детьми, раз уж мы стоим рядом с Красной площадью, пройти туда, сфотографироваться там как туристам. Мы хотели сфотографироваться с флагом Чувашской Республики, и нам сотрудники МВД запретили развернуть наш флаг. Мы долго их уговаривали, и нам разрешили только маленький флажок. Что мне теперь, депутатский значок снять? У меня там тоже флаг Чувашской Республики нарисован. Китайцы ходят с флагами, а житель Чувашской Республики не может! Я только в страшном сне могу представить, чтобы Кадыров позволил запретить жителям Чеченской Республики поднять свой флаг. Я понимаю, если бы мы, допустим, какой-то лозунг достали или какой-то политический флаг.

На площади Революции нам сказали, что наше мероприятие разрешено к проведению в «Сокольниках». Нас сопроводили с мигалками в «Сокольники» — а там нам добрым, милым голосом сообщили, что и там не разрешено. А ведь это же гайд-парк, там можно провести любое мероприятие практически без уведомления. На сайте гайд-парка было написано, что мероприятие согласовано. Даже сотрудник парка в конце концов сказал, что согласовано, но сотрудник полиции сказал, что у него нет такого разрешения. Рядом проводила митинг какая-то партия («РОТ-Фронт» — ОВД-Инфо), они предложили нам выступить у них. Но сотрудники полиции сказали, что у нас иная цель митинга. Кроме того, у них на митинге было всего лишь 50 человек, а нас приехало 120. Мы спорить не стали, потому что подстраиваться под какую-то другую организацию, которая заявила другие цели, было бы незаконно. Хотя высказаться, наверно, можно по любой теме, любое выступление можно к любой теме притянуть за уши. Пока мы стояли два часа под дождем и ждали, я пытался достучаться до руководства сотрудников МВД, которое дает такие поручения, потому что я считаю, что действия полиции были незаконными. К сожалению, мы не смогли убедить сотрудников МВД дать нам возможность провести мероприятие. Примерно в течение часа я пытался дозвониться до дежурного прокурора, чтобы нам прояснили, на что мы имеем право.

В итоге мы решили поехать в администрацию президента на личный прием. Ведь люди не просто так приехали издалека, проехали 700 километров, люди привезли с собой детей, чтобы видно было, что это не какая-то оголтелая публика, это люди, которые завтра вместе с детьми окажутся на улице. Договорились, что один автобус поедет в администрацию президента, а другой — в Генпрокуратуру. Сотрудники МВД это услышали, был вызван ОМОН, наши двери заблокировали, в автобус вошли сотрудники ОМОН и сказали: «Мы вас сейчас проводим, поедем с нами». Там были еще сотрудники ДПС — не знаю, в какой момент они появились. Водители не подчиниться сотрудникам ДПС не могли и проследовали с ними сначала до МКАД, а потом уже до Владимирской области, проехали всю Московскую область. Опять нарушили статью о Конституции — о свободе передвижения. Никаких протоколов задержания или вывоза куда-то никто не составлял. Когда мы ехали, сотрудники полиции рассказали нам, что их вызвали сообщением о массовой драке. Когда они приехали и увидели, что там маленькие дети, женщины, пенсионеры и депутат Госсовета Чувашской Республики с помощниками, они сразу все поняли, но сказали: «Давайте мы вас проводим, у нас приказ, мы обязаны его выполнить». Я не имею права подставлять жителей республики под штрафы или, может быть, даже применение силы. Я был вынужден согласиться на требования, и нас вывезли за пределы Московской области. Во Владимирской области мы оказались уже после семи вечера, вернуться смысла уже не было, поскольку мероприятие было согласовано до 19:00.

Не знаю, чего они так испугались, что такого мог узнать Владимир Владимирович. Значит, нашим чиновникам есть что скрывать.

Особая благодарность руководству страны и спасибо средствам массовой информации, которые написали о нас, — вскоре после того, как мы приехали домой, у нас прошла встреча с руководством региона, с главой республики, с главой администрации города на предмет того, как разрешить данную проблему. Жители пять часов сидели и рассказывали о своих проблемах. Надеюсь, что их услышали, что это не станет очередным популизмом и обманом жителей, чтобы пар вышел. После встречи я встречался с активом с Мясокомбинатского проезда — им в администрации стали говорить: да что вы так много просите, вы не правы. То есть опять пытаются обмануть, чтобы потянуть время, пока средства массовой информации поутихнут. Жители предложили 6 июня все-таки еще раз попытаться доехать до Москвы и провести митинг. Если до этого времени что-то решится, то уже не будет смысла проводить публичные мероприятия. Но такой уверенности, честно скажу, ни у кого нет, уже никто ни во что не верит.

Мои друзья, активисты неформальной группы «Екатеринбург за Свободу», собрались отметить день рождения Надежды Савченко.

Я намерена была присоединиться к ним из сочувствия к Надежде и в целях мониторинга общественных событий, который веду в большей стапени для себя самой, чтобы быть в курсе общественных тенденций в городе… Но осталась допечатывать в «Мемориале» раздаточные материалы по программе правовой помощи призывникам, которые я должна была передать чуть позже одному из участников этих одиночных пикетов. Приехала я на велосипеде, когда все листовки (в поддержку Савченко — ОВД-Инфо) уже раздали, но один активист, Сергей Зыков, еще стоял в одиночном пикете. В момент моего приезда его стала окружать полиция. Мы (человек 10–12) подождали немного, наблюдая ситуацию с другой стороны дороги, чтобы не нарушить его ОДИНОЧЕСТВО на пикете, а потом подошли к коллеге, доказали полиции, что он ничего не нарушает.

Полиция уехала, а мы спели у консульства Украины песню, посвятив ее Надежде Савченко, и пошли гулять в Исторический сквер. Прямо на пешеходную часть сквера въехал полицейский автомобиль, и туда затолкали двух самых молодых ребят, сказав, что они похожи по ориентировке на маньяка-насильника (оба? между тем, они сами друг на друга не похожи!). Я стояла ближе всего к ребятам и сказала, что хочу поехать с ними в отделение полиции и посмотреть сама ориентировку и прошу меня взять в автомобиль. Меня довольно грубо оттолкнули, а потом, видя наше общее продолжающееся возмущение происходящим, сказали, что и на меня тоже есть ориентировка по подозрению в преступлении (на маньяка-мужчину?!) и затолкали в полицейскую машину. Впрочем, я не сопротивлялась, естественно.

Мне вменили организацию митинга и руководство оным, видимо, потому, что мои более юные друзья уважительно обращались ко мне по имени-отчеству… Ну, еще я разозлила сотрудников полиции тем, что отказалась подписывать протокол задержания, полный вранья, и давать какие-либо объяснения. Из 9 задержанных 7 отпустили, а меня и того, кто стоял в одиночном пикете (Сергея Зыкова), задержали на 48 часов. Должны были при этом повести на суд на следующий день, но просто из вредности продержали 2 ночи.

Друзья завалили нас передачами вкусной еды, передали спальники, 4 раза приходили члены двух групп ОНК (общественной наблюдательной комиссии). Благодаря этому за время нашего сидения значительно улучшились условия содержания заключенных… Суд назначили на раннее утро второго дня, чтобы никто не успел проснуться (но люди все 2 дня были на низком старте и многие все же пришли на заседания!). Полиция уже стремилась поскорее избавиться от нас, так как мы к этому отделению привлекали слишком много внимания. Провожали нас из отделения разве что не по ковровой дорожке… То, что мы были задержаны не из-за прямых конкретных нарушений, приписанных нам, а именно за поддержку Надежды Савченко, получило подтверждение фразой полицейского, сказавшего при нас своим коллегам, что ведет в машину задержанных «по Савченко» (а вовсе не по поводу нарушенных правил проведения публичных мероприятий!).

Мой адвокат оказался идейным противником Савченко, поэтому его нельзя было заподозрить в предвзятости и ангажированности в нашу пользу, тем не менее, он проявил себя высоким профессионалом и очень четко точными вопросами всё вывел на чистую воду — все противоречия, точнее, полное вранье полицейских протоколов… Весь процесс мы записали и расшифруем на днях — это того стоит. Выяснилось, что это был вовсе не митинг, а одиночный пикет и после него — прогулка, что я не была организатором и руководителем, что мы не выкрикивали лозунги на несанкционированном публичном мероприятии, а я не раздавала листовки, которых у меня не было… Меня по решению суда освободили из-под стражи, но признали участником несанкционированного мероприятия и оштрафовали на 10.000 р. (при этом других «участников» вообще освободили от административной ответственности еще в полиции сразу после задержания, признав, что не было самого события правонарушения!)! Мы, естественно, будем штраф обжаловать. Суд над моим «подельником» Сергеем Зыковым перенесли на 19 мая.

В камере было ужасно утомительно НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ. Я читала вслух стихи, которые помню. А Сергей пел песни в соседней камере (нам друг друга было хорошо слышно). Выспалась я на месяц вперед. Приобрела ценный опыт, который оцениваю вполне позитивно.

И «свобода нас встретила радостно у входа» в суд объятиями друзей, которые все два дня дежурили у полицейского участка и около суда… Ради этого стоило поспать на жесткой лавке, честное слово!!!

Спасибо всем за дружбу и поддержку!

Надеюсь, это наше общее чувство передастся Надежде Савченко, поздравить которую в днем рождения мы вышли в этот день в разных городах.

Хочу выразить глубокую признательность Глебу Эделеву («ДПН-Информ») и его другу — адвокату Роману Качанову,
которые постоянно интересовались ситуацией и в значительной мере координировали ее «снаружи», информируя широкую общественность, а также оказали неоценимое содействие в предоставлении достойного адвоката — Владимира Яковлевича Капустина. Очень благодарна зам. председателя ОНК Свердловской области Вячеславу Башкову и всем его коллегам, посетившим нас, и, конечно, самому адвокату Владимиру Яковлевичу Капустину.

У нас вчера открылась выставка «Мы победили». Мы выразили свою позицию по поводу истерии с использованием символов победы, когда день скорби превращается практически в Новый год, в праздник. У нас были инсталляции по этому поводу: что война — это мясорубка, что война — это трагедия. И о последствиях: вот, мы победили — и какой итог, в сегодняшней России мы возвращаемся обратно, во времена Сталина, в тоталитарное общество, где нет свободы слова, где закон попирается. И на этой выставке произошло то же самое.

Я находился в галерее, она была закрыта. Открытие было вчера, мы провели вечер и не обговаривали, будет ли она открываться еще. Постучался человек, я ему открыл — подумал, может, это сосед или посетитель, в эту галерею часто заходят знакомые Петра Войса (хозяина галереи — ОВД-Инфо). Он сказал: «Я хочу посмотреть выставку». Назвался журналистом. За ним вошли все остальные. Они запустили его как троянского коня.

Ворвались люди в штатском, полицейские, не представились, естественно. Среди них был Алексей Окопный из Центра «Э». Шесть таких бугаев. Стали требовать паспорт от меня. Когда я сказал, что паспорт им не отдам, они начали меня в подсобке избивать. Били по животу, по голове, чтобы не оставлять следов. Скрутили меня, забрали ключи, студенческий. В подсобке начали шарить. Когда меня скручивали, я кричал «Помогите!». В соседней комнате были сотрудники полиции при исполнении, был этот журналист — то ли «РЕН-ТВ», то ли «НТВ», — но они даже никак не среагировали.

Они изъяли практически все экспонаты, переворошили всю подсобку, кабинет без присутствия владельца, конфисковали процессор компьютера. Потом опечатали помещение, меня отвезли в ОВД, там взяли какие-то объяснения, отпечатки пальцев сняли и отпустили. Туда же привезли все вещественные доказательства, чтобы, как они сказали, после праздников переправить все в прокуратуру. Дальше прокуратура будет думать, что это — экстремизм, оскорбление каких-то чувств, пропаганда.

Это была художественная выставка, мы использовали художественные приемы, то есть никакой идеологической пропаганды здесь не было.

Эта галерея существует с 1989 года, это вторая в России частная галерея, после нее уже Гельман открывался. Мы в легком шоке, особенно я, потому что меня в первый раз избивают сотрудники Центра «Э» в подсобке. Но мы будем бороться против этого беззакония и произвола.

По моему глубокому убеждению, с дурными законами необходимо бороться единственным способом — не соблюдать их. Просить у власти разрешения провести массовый митинг или шествие, выражающие протест против власти, издающей дурные законы, и согласиться на пикет с плакатиками, оплевываемыми проходящими мимо «патриотами», — это позор, более того — и это главное — замораживание массового характера оппозиции к дурной власти. Власть, учуяв слабину, порожденную отсутствием мужества и стойкости, отбросила оппозицию на задворки не только города, но и времени, и в результате ее протест не возрастает, а ослабевает. А нужно просто, пользуясь Конституцией, оповещать власть о предстоящем марше или митинге и призвать выйти на улицы вне зависимости, как к этому относится сама власть. Вспомните конец 80-х. Вначале выходили десятки, жертвующие свободой, потом сотни, тысячи, десятки тысяч и в конце миллион на Садовом кольце. Массы сломали хребет советской власти, массы остановили танки на Садовом кольце, массы готовы были взять в руки заготовленное оружие, чтобы защитить отвоеванное.

С этими мыслями мы с Игорем Царьковым приближались к Болотной площади, игнорируя жалкий пикет, оскорбляющий наше политическое достоинство. Впереди, оглядываясь во все стороны, медленно шла старушка. «Вы что ищете?» — «Где тут Болотная площадь?» — «А вам зачем?» — «Хочу помолиться за заключенных». Я не мог удержать слез. Она шла к людям помолиться. Может быть, ее внуки оказались за колючей проволокой, и она принимала скопление людей за молебен, полагая, среди многих ее молитва быстрее достигнет ушей Бога. «Бабушка, вы не оглядывайтесь на те купола за кремлевской стеной, они осквернены, вон молитесь на купола на Софийской набережной». Мы пошли дальше. Да что такое, опять старушка, маленькая, сгорбленная, морщинистая, ну, прямо грибочек, а седые волосы перехвачены желто-голубой лентой. «Иду со всеми, чтобы кровь не лилась». Я не стал расспрашивать, не выдержал бы, разревелся. Может, ее внуками Путин играет в солдатики на Украине.

Площадь заставлена автобусами, новенькими, чтобы пяди не осталось для протестантов. Тут же дежурят автозаки, готовые к утрамбовыванию своих внутренностей. На пятачке против мостика влюбленных понемногу собираются люди, все больше пожилые. Но пока их меньше, чем ментов и омоновцев. Встречаем знакомых или знакомимся. Вот одинокий, должно быть, татарин, стоит в сторонке. Знакомимся. Ведь здесь все свои, одной крови. Оказывается, специально прилетел на митинг (заметьте, не на пикет) с Екатеринбурга. Оля Кашкарова потом рассказала, что его задержали, ночью отпустили, он тут же улетел в свой город и утром вышел на работу (она с ним созвонилась). Сергей, под 80, ходит, вибрируя — знаете, такая старческая тряска. Из шестидесятников. Не пропустил ни одного митинга. Приходим с ним к общему философическому заключению: мол, в России все течет, и ничего не меняется. Саша, обвешанный фотоаппаратами, старый знакомый. Говорит, если все заснятые им снимки и видео сложить в один ряд, то ими можно обмотать экватор, но эта его работа напоминает ему сизифов труд. Я задумался и пришел к выводу, что это тоже философическое заключение.

Мы с Игорем, обвешанные белыми лентами, словно священные древа, передвигаемся от кучки к кучке. Все больше молодежи. Забегали менты, обеспокоенные равенством сил. Вот с мостика спускаются толпы, сбежавшие с блок-поста пикета. Равновесие нарушается. Похоже, полиция выходит на тропу войны. Замелькали томагавки, слышны боевые кличи рупоров: «Граждане, расходитесь, митинг не санкционирован», — и дальше рефреном. Народ безмолвствует. Никто не сдвинулся с места. Засуетились репортеры. В информационный век их становится всё больше. Скоро они заселят всю планету. Интересно, кого они тогда будут снимать?! Впрочем, я их понимаю, сам был таким суетливым, не помню, на кого работал: то ли на Южно-Африканский Союз, то ли на Альфа-Центавру. Мы с Игорем успели дать интервью «Рейтеру»: если они успели снять момент, когда нас упаковывали в автозак, сюжет, можно сказать, удался, и гонорар обеспечен. Нас с Игорем будут созерцать в Южно-Африканском Союзе и на Альфа-Центавре, поскольку в России радиоволны заглушаются шумом патриотических березок. И вообще, к слову пришлось, шум отечества нам сладок и приятен.

Наконец, омоновцы перекрыли истекающий людьми мостик, а менты занялись огородным делом: выдергивали людей, как репку, и складывали в решетчатые корзины на колесах. Я никак не мог понять, каким принципом они руководствуются, выхватывая людей из толпы. «Вон того в белой рубашке!» — слышу микрофонный голос. Смотрю, стоит парень, спокойно наблюдает за охотой на ведьм, ленточек на нем нет. Подбежали четверо и поволокли, за парнем следует дорожка, оставляемая граблями его ног. Понял — белая рубашка, запретный цвет. «Позор, позор!» — это боевой клич с противоположной стороны, увы, безоружной. Удивляет жестокость, с которой выхватывают людей. Вот ухватили Сергея и поволокли в автозак. Молюсь, чтобы его не прихватил инфаркт по дороге. Вон догоняют подростка. Догнали. Мало тренировался малый. С размаху швырнули в гостеприимно распахнутую дверь автозака. Вокруг бегают общественные счетчики, считают, скольких упаковали. Упакованные автозаки отъезжают, подкатывают новые. Я тоже считаю — около сорока. Но сбиваюсь со счета — не успеваю вертеть головой, чтобы охватить всю панораму срежиссированного театрального действа. Вижу кучку репортеров вокруг Льва Пономарева. Его не хватают — авторитет, много ненужного шума накануне театрализованных торжеств по поводу взятия штурмом то ли Берлина, то ли Дебальцево. Мы с Игорем ждем своей очереди, отодвинув подальше Олю Кашкарову от наших украшенных опасным цветом фигур (у Оли больные руки). Репортеры тоже понимают, что подходит наша очередь, и сосредотачиваются вокруг в готовности. И точно, пришел и наш черед. Но, видя, что я с клюшкой, поддерживаемый под руку заботливым Игорем, вежливо предлагают пройти. Я усиленно хромаю, навалившись беспомощно на Игоря, демонстрируя телеоператорам безжалостность системы. Тоже театральное действие. Сопровождаемые полицейским эскортом оказываемся перед ступеньками дверей автозака. Ага, тут тоже можно продолжить роль. Мои ноги теряют способность сгибаться в коленях и никак не могут нащупать, куда ступить. Мне угодливо помогают люди в черном. Оказавшись в салоне, я вновь приобретаю способность нормально передвигаться.

Ба, знакомые все лица: Елена Глушко, Оля Мазурова, Оля Трусевич, Нина Фальковская. Учителя, медики, гуманитарии, одним словом — пятая колонна. У всех смартфоны и ноутбуки. Нас бурно приветствуют, снимают и тут же передают информацию в Белый дом Обаме: мол, гони деньги на выкуп плененных. Знакомимся с незнакомыми. Среди нас член-корр Академии наук с другого города (не буду называть его имя и название города, а то по возвращению домой он обнаружит, что со вчерашнего дня добровольно уволен в звании младшего научного сотрудника). Ввели человека, сразу вызвавшего подозрение, — вот оно, профессиональное чутье. «А вот и провокатор!» — голос из салона. — «Я провокатор? Докажите!» Почуяв неладное, попросился назад, уверяя, что журналист, и демонстрируя какую-то карточку, никак не похожую на удостоверение журналиста, уж в этом я разбираюсь. Его вывели. Теперь здесь все свои, не считая ментов в кабине, откуда доносился мат — обычная лексика патриотов. Женщины стали орать на них, требуя пользоваться менее украшенной лексикой, и чтобы не слышать ее, запели. И так с песней покатили по Москве в поисках свободного приюта для нас, так как все ОВД были переполнены. Как все знакомо по 80-м годам, когда мы с Игорем и нашими единомышленниками совершали многократные автозаковские экскурсии по Москве, которые заканчивались 15-20-суточным отдыхом в «пансионате» «Березки» (так мы нарекли это гостеприимное заведение), где мы отказывались от его изысканной кулинарии, предпочитая медицинское голодание ради похудения.

Место для нас нашлось в Красносельском ОВД. Женщины тут же вынудили командира взвода извиниться за мат. И тот, извиняясь, объяснил свою языковую несдержанность стрессовой ситуацией при его работе. Ему рекомендовали сменить работу, где бы он мог общаться с людьми на чистом русском языке. Надо сказать, что женщины — а их было большинство в нашем автозаке — не упускали любую возможность подловить ментов в их правовом невежестве и тут же хором набрасывались на них, от чего я испытывал колоссальное удовольствие, каждый раз разражаясь смехом.

Мы с Игорем прекрасно понимали, что сажать нас не будут — зачем давать повод накануне торжеств иностранным журналюкам лишний раз клеветать на демократичную Россию? Перед нами разложили какие-то бланки и попросили написать объяснения нашего преступного поведения, после чего сразу же отпустят. Игорь поднялся и громогласно потребовал от них извинений за неправоправное задержание и убрать охрану от выхода, в противном случае мы прекращаем с ними всякое формальное общение. Я добавил, что в свою очередь требую от них письменного объяснения за их правонарушительные действия. Мы не прерывали связь с внешним миром, передавая приветы друг другу. Самое приятное было от Бори Беленкина из Мемориала: «Вот, суки, и тебя взяли». Саша Черкасов, который тщательно следил за процессом, рьяно подбадривал нас. Тимоша, мой внук, сожалел, что он не с дедушкой, а дедушка радовался, что он здесь не со мной. Таня Кудрявцева тоже пожелала быть вместе с нами. Понимаю, сколько бы типов в черном с номерными бляхами могли бы появиться в фейсбуке.

Для меня было новостью, что теперь протоколы мы должны были писать сами на себя (объяснения), подтверждая данные предъявленными паспортами. Новые времена, новые песни. Прежде протоколы оформляли сами милиционеры, требуя подписать любую ахинею, которую они туда вносили. Мы никогда их не подписывали и не предъявляли паспорта, а обыскивать они не имели права до суда, хотя знали каждого из нас наизусть. Помню, как они однажды вышли из положения: взяли меня за ноги, подняли и трясли до тех пор, пока не вывалился паспорт. С тех пор я застегиваю карманы.

Женщин, заполнивших анкеты, тем не менее не отпускали, как было обещано. Подозреваю, издеваясь, удерживая до тех пор, пока остановится транспорт, а там как хотите, хоть ночуйте на улице. Одна девушка, имени не знаю, умоляла отпустить ее, она живет за городом, а последний автобус отправляется в полпервого ночи. Не снизошли. Ей стало плохо, вызвали «скорую». Как стало известно позже, ее рвало, и она потеряла сознание. Может, была в положении. Отпустили только член-корра — у него билет на самолет. Он попрощался, оставив нам с Игорем визитки. Положение смешное. По протоколу в милиции должны были вести разъяснительные беседы с нами. Получилось наоборот. Вели разъяснительные беседы с ними. И надо сказать, довольно умно-убедительные — все-таки высшее образование. Полицейские выглядели жалко-беспомощными. Переключили внимание на нас, угрожая оставить нас на трое суток, снять отпечатки пальцев для опознания и пр., а мы их крыли юриспруденцией. Милые женщины, вполне разделяя нашу позицию, были обеспокоены нашей судьбой. Не решаясь уговаривать нас, обратились за помощью к внешнему миру. Ко мне обратился Лев Пономарев, предлагая снизойти, ведь на свободе мы капля за каплей преодолеем их. Я понимаю позицию Льва, по-человечески ему жаль нас — свои ведь, кровные, — но согласиться с ним не мог, как мы не соглашались с ним в 80-е, с лозунгом «Вся власть Советам!», в то время как мы ратовали за разделительную структуру власти. Он пожелал нам с Игорем сохранить себя для борьбы. Наконец к нам прорвался адвокат, Виталий, опять же преодолев барьер правового невежества. Он не мог не согласиться с нашим непреклонным принципом поведения. И в требовании к полицейским освободить нас ссылался на закон, дышло которого те повернули в свою сторону. Они долго вращали его, пока Виталий не вышел из терпения, и пригрозил им устроить общественный скандал, который превратит торжественный звон праздничных литавр в какофонию: как, мол, воспримут арест иностранные гости, приглашенные на торжества. Мы попросили Виталия увести женщин, из солидарности стерегущих нас у входа в ОВД, и попрощались с ним.

Мы понимали, что социальные сети уже переполнены информацией о задержанных, что «Комитету 6 мая» уже известны их списки, кто в каком автозаке и в каком ОВД. Так что вычислить нас было не трудно. И полицейские этим занялись, пока мы с Игорем мирно беседовали, завидуя нынешнему поколению, обладающему такими средствами информации, не то что в наше время, когда мы вынуждены были расклевать листовки по всему городу, призывая прийти на митинг. Наконец, они вычислили Игоря и сверили со своей базой данных. Пригласили каких-то узбеков в качестве понятых подписать составленный ими протокол и обратились к Игорю: «Вы свободны! Можете идти!» Игорь обхватил меня за плечи и сказал, что он не уйдет отсюда, что они могут вынести его только на руках, если им удастся оторвать его от Молчанова. Полицейские молча приняли это к сведению и вновь склонились над компьютером. Я понимал их затруднения, сочувствовал им — обо мне в сетях столько противоречивой информации, которая не может совпасть с базой данных. В одной только Википедии неверно указаны мой день рождения, место рождения и места проявления моих многочисленных профессий, а в других сетевых источниках и того хуже. Выковыряли из интернета мое фото. «Это вы?» — «Нет, не я. Здесь изображен русский, а я чукча». Зашел начальник ОВД и сказал: «Хватит возиться, кончайте с ним!» Довольно двусмысленная фраза: то ли казнить, то ли на все четыре стороны. Подозвали узбеков, те на чем-то расписались, и мы, прихватив тяжелейшие пакеты с продуктами, которые доставила в ОВД группа поддержки, вышли за ворота, пожелав полицейским спокойной ночи. Москва спала, грезя демократическими снами. Мы поджидали заказанное такси, как вдруг прямо у ворот остановился шикарный черный автомобиль. Из него вышел молодой человек и три девицы. Я, предполагая, что это наши, подошел к ним и спросил: «Вы с Болотной?» Меня не поняли, и после короткого объяснения молодой человек объявил: «Я патриот!» — и брезгливо отошел. Игорь взял меня под локоть: «Ты что, не понял, это ведь дядька-мамка привез ментам проституток на субботник». — «Какой субботник ночью?» — «Сам догадайся». Я подумал и догадался. Отстал я в понимании современного сленга.

Такси увезло нас к Игорю. Мы чувствовали себя свободными в несвободной стране.

Оригинал

Шествие, организованное КПРФ, было запланировано на 14 часов, сбор участников начинался с 13.30 в сквере Дальзавода. Я вышел из дома в 12.45, намереваясь встретиться в центре города с несколькими товарищами и вместе направиться на мероприятие, где планировал выступить и сообщить новости о ситуации с нарушением прав школьников поселка Преображение.

Около 13 часов на остановке «Покровский парк» возле торгового лотка с пянсе меня остановили два сотрудника полиции в форме (по виду ППС). По недоброй местной традиции они не представились и не предъявили служебных удостоверений, но мне удалось разглядеть номер жетона одного из них, 003 107. Заявив, что подозревают меня в хищении ноутбука и мобильного телефона из магазина, они без понятых и составления протокола произвели личный досмотр и изъяли у меня мобильный телефон и паспорт. Мои требования обеспечить законность процедуры досмотра путем привлечения понятых и составления протокола были проигнорированы.

После обыска подъехала полицейская машина, куда меня и загрузили для доставки в Ленинский отдел полиции. В отделе патруль сдал меня дежурному. Через некоторое время меня отвели в кабинет, где в течение нескольких часов со мной «общались» трое непредставившихся и не предъявивших удостоверений оперативных работников. Мне было сообщено, что некий гражданин Иванов А.Б. написал заявление о том, что был избит и ограблен лицом, чьи приметы полностью совпадают с моими. Примечательно, что в отличие от патрульных, искавших магазинного вора, оперативники расследовали дело о грабеже, Иванов заявил, что с него сняли золотые украшения и отняли деньги. Таким образом, задержали меня по одному делу, а допрашивали по другому. Никаких документов, удостоверяющих реальное существование такого заявления мне предъявлено не было.

Не был предъявлен и сам обвинитель. Мои требования предоставить адвоката, вести протокол допроса, провести опознание в соответствии с нормами УПК, представить Иванова для очной ставки, были проигнорированы сотрудниками полиции. Вместо этого без протокола мне задавали вопросы политического характера о ситуации в оппозиционном движении, о моей личной жизни и личной жизни других активистов оппозиции. За все время допроса не было задано ни одного вопроса касательно якобы расследуемого грабежа. Никаких ответов мной сотрудникам полиции дано не было, а лишь заявлялись требования обеспечить законность и дать мне возможность связаться с членами семьи и юристом.

В конце концов мне сообщили, что якобы показали мое фото Иванову и он меня не опознал как грабителя. После этого мне вернули телефон и паспорт и выпустили из отдела полиции. Никаких документов, свидетельствующих о производимых процессуальных действиях (допрос и опознание), сотрудниками полиции составлено не было.

Задержание было произведено с грубыми нарушениями закона, допрос велся исключительно по политическим вопросам. У меня нет сомнений в политическом характере данного задержания и его связи с моей правозащитной деятельностью в области образования и медицины.

Оригинал

В 8 утра мне позвонила мама, говорит, приехали сотрудники ФСБ, человек пять или шесть, хотят провести обыск в квартире. Провели обыск у моих родителей, потом поехали на квартиру, где живет моя бабушка. Стоит отметить, они вели себя очень корректно и с родителями, и с бабушкой. Потом, когда я приехал, оказалось, что у них прошла информация, что я являюсь «черным копателем», дома у меня находится тротил. Не знаю, почему они так решили.

Действительно, раньше я был членом поискового клуба «Искатель», выезжал на раскопки. В соцсетях была фотография трехлетней давности с раскопок на местах боев, на которой я с болванкой снаряда. В снарядах находится тротил, и у них было предположение, что я копаю тротил.

Адвокат сначала сказал мне не ехать домой, пока всё не прояснится, но потом позвонил отец, сказал, что всё нормально. Я по голосу понял, что это так, и поехал домой. У них был ордер, когда я приехал, я его посмотрел.

Они ничего не нашли — взрывчатки у меня и не было, ни политическую литературу, ни флэшки, ни компьютеры они не изымали. Скорее всего, обыск связан с политической деятельностью — не у каждого бы проводили обыск из-за фотокарточки в интернете.

Они извинились, что потревожили. К проводившим обыск сотрудникам ФСБ у меня претензий нет.

Про административное дело

11 апреля я выходил из дома. За день до этого меня предупредили, что замначальника ГУВД Ставропольского края Дмитрий Кава по просьбе губернатора дал подчиненным команду меня либо избить, либо посадить на некоторое время, чтобы я не маячил под ногами. Что, собственно, и произошло. В десять утра я вышел на работу. Шел на остановку троллейбусную и копался в сумке. Тут меня толкает человек. Я думаю — ну, мало ли, иной раз шутят так, когда человека не замечаешь, он толкает тебя, и ты смотришь: «О, привет!» Поднимаю голову — человек начинает на меня материться. Я вспоминаю вчерашний разговор и начинаю кричать: «Ой, простите, мне стало плохо, простите, что я вас толкнул случайно». Тут нарисовались его подельники, которые начали кричать, что я матерился, тут же из-за угла появились два сотрудника полиции, тут же меня оформили, хотя рядом находились сотрудники магазина «Магнит», которые видели, что я ни на кого не нападал. Полиция отказалась брать их показания. Я успел взять телефон у водителя КАМАЗа, но в итоге, пока я находился в ОВД, этот телефон был недоступен.

Дальше, как говорится, по накатанной: не пускали адвоката, быстренько меня доставили в суд, судья приехал, слушать не хотел, быстренько вынес решение (семь суток административного ареста — ОВД-Инфо).

После того, как я поскандалил с судьей, у меня случился приступ панкреатита, и они были вынуждены везти меня в больницу. Я там пролежал четыре дня. Ничто не предвещало моей выписки, врачи говорили — минимум семь дней надо лежать, потому что острый панкреатит быстро не проходит. Рядом со мной в палате лежали сотрудники полиции (осуществлявшие конвой — ОВД-Инфо), которых я записывал на видео, переписывал их удостоверения, брал свидетельские показания с соседей по палате о том, что меня охраняли. Потом меня направляют на гастроэнтерологию, лампочку глотать. Туда прибегает замначальника спецприемника по фамилии Сильченко, начинает орать: «Гоните его отсюда!» То есть я еще гастроэндоскопию не прошел, а меня уже выгоняют из больницы. У него уже на руках выписка. У меня стоят катетеры, то есть меня выписали, а иголки из рук не вынули! В итоге опять мне стало плохо, а они — ничего, быстренько меня переложили на носилочки и на «скорой помощи» отвезли в спецприемник. А поскольку парень я не худенький, поднять они меня не могли, два часа я лежал там на морозе — холод, дождь идет, и я в этой холодной машине голый лежу. Потом они с горем пополам меня вытянули из этой машины, затянули на третий этаж. Я тут же объявил голодовку. Они сказали, что срок моего пребывания будет считаться с момента поступления в спецприемник. Соответственно те четыре дня, которые меня охраняли, они отказались считать, то есть трактовали постановление суда уже по-своему, хотя в постановлении суда четко указано, что срок отбывания наказания отсчитывается от момента задержания, то есть 11 апреля 10 часов 50 минут. В итоге я досидел до 10 часов 22 апреля.

Я там написал ряд жалоб о том, что не мог питаться, поскольку у меня гастрит и панкреатит, а они мне жирные котлеты носили. Я ведь объявил голодовку не только потому, что срок ареста продлили. Жаловался, что освещение не соответствует никаким нормам: по правилам освещение должно быть 50 люменов, а там и десяти не было. Антисанитария полная. И еще без конца происходил прессинг: приезжал замначальника полиции города по охране общественного порядка Литвинов Василий Иванович, и они меня с этим самым замначальника спецприемника Сильченко вдвоем прессовали в кабинете и говорили: «Еще раз ты тут появишься, мы тебе ребра сломаем». Я на каждую выходку их писал жалобы, вызывал прокурора, прокурор эти жалобы принимал, но никакие действия не предпринимались.

В итоге был вынужден обратиться к депутату Госдумы Татьяне Москальковой, к депутату Госдумы Андрею Руденко и к депутату Госдумы Роберту Шлегелю — во-первых, потому что они мне знакомы, во-вторых, потому что я надеюсь, что депутатский запрос возымеет свою силу здесь, на Ставрополье. Сегодня ко мне приезжали сотрудники Центра «Э», пытались угрожать мне, предупредили, чтобы я не смел принимать участия в завтрашнем мероприятии по случаю 1 мая, на что, естественно, получили пару ласковых слов с моей стороны, я сказал, что проводил и буду проводить все, что хочу, в рамках закона. Они несолоно хлебавши уехали, но важен сам факт того, что они приехали ко мне в поселок городского типа Домбай — после пребывания в спецприемнике я был вынужден уехать сюда на лечение. И вот мне теперь сообщают, что завтра собираются опять задержания проводить, ничего совершенно не боятся. Суд в очередной раз перенес заседание по нашим жалобам.

Про уголовное дело

Ко мне обратились жители Сочи, говорят: полиция достала, они из нас кровь пьют, все лето поборы. Мы организовали митинг (12 января 2013 года — ОВД-Инфо), пришло порядка 300 человек, для сельского поселения (сочинского поселка Лоо — ОВД-Инфо) это очень много. Полиция начала свои действия: привезли арестантов-суточников и казаков. Казаки организовали провокацию против журналистов Андрея Кошика, Евгения Титова и Вячеслава Потапова, пытались разбить камеру. Я начал разнимать, это послужило поводом для возбуждения уголовного дела против меня. 116-я статья (побои — ОВД-Инфо), причем ранее не судим — они мне впаяли максимальное наказание: год лишения свободы с отбыванием в колонии-поселении. Я вовремя унес ноги, начал писать, вести борьбу. А почему в итоге отменили постановление? Мировой судья, выносивший решение против меня, не имел полномочий: то есть пришел самозванец и именем Российской Федерации вынес против меня постановление суда. Близнюк Михаил Михайлович называл себя исполняющим обязанности судьи. В России нет такого понятия! Мы начали копать: как это так? Начали искать постановления законодательного собрания о назначении судей. По этому участку числился совсем другой человек! Кроме того, поскольку я был ранее не судим, они не имели права давать максимальное наказание. Потом начали разбираться, прошел срок давности, новый судья все-таки признал, что казак был неправ. Ну, а поскольку срок давности наступил, уже после разбирательства прекратили дело.

Комментарий адвоката Марины Дубровиной, представлявшей интересы Абрамяна при повторном рассмотрении уголовного дела

То, что решение было изначально продавлено, очевидно всем, не надо быть большим юристом, чтобы понять, что за такие правонарушения люди реальный срок не получают. Было давление со стороны казачества на принимаемое решение со стороны судьи. Видеозаписи есть — другое дело, как их оценивает судья, в этом вся предвзятость; само по себе поведение потерпевшего очень спорное и странное, мягко скажем. Наглое, развязное, когда человеку все позволено. Когда люди ведут себя по-хамски, хочется же их одернуть. Ситуация сильно преувеличена. О равноправии сторон говорить не приходится. В том, что имели место именно побои, я сильно сомневаюсь: там какие-то странные экспертизы, все очень расплывчато, когда можно любой шрам или кровоподтек квалифицировать как причиненный во время рассматриваемых событий.