В начале 2013 года Адмиралтейский суд все же напомнил о себе. Пришла повестка, что меня вызывают туда на судебное заседание. Я решил защищаться своими силами, поскольку статья, по которой проходили все участники митинга, не была «расстрельной» и не грозила пожизненным заключением. К тому времени стало известно, что Следственный Комитет основной версией смерти Григория Кочнева признал самоубийство. Неужели все наши старания были напрасны?

Взяв с собой паспорт, я направился по знакомому адресу — набережная Обводного Канала 132. Около зала заседания было несколько человек, среди которых были мои сокамерники. На двери канцелярии висели списки «подсудимых» и меня вскоре должны были вызвать. «А где Алексеев?» — спросила у собравшегося народа незнакомая мне девушка. Я обозначил свое присутствие. «Ну так подходите сюда, мы готовы предоставить вам защиту».

Девушку звали Лена и вместе с адвокатом по имени Динар они представляли общественную организацию, которая БЕСПЛАТНО защищала всех людей, проходящих по этому делу. Как я выяснил Динар и Лена ни копейки не получали за свои труды и, немного отступая от темы, хотел бы пожелать, чтобы все участники этого процесса внесли посильную помощь в непосильный труд этих людей, они каждый день слушали в суде по нескольку дел, которых было немало — всего около 60-ти штук.

Мы быстро с ними заполнили все необходимые доверенности и ходатайства, в результате чего у меня неожиданно появился адвокат. Он провел со мной небольшую консультацию и вскоре нас позвали в зал судебных заседаний.

Этот зал представлял прямоугольную комнату, в конце которой восседал мировой судья. Он был довольно молод и неплохо упитан. Здоровый румянец играл на его лощеных щеках. Ростом он был невысок и внешне немного похож на… Дмитрия Медведева, короче типичный «мальчиш-плохиш». Справа за столом суетились секретарши, а рядом с ними находилась клетка для особо опасных преступников. Но я к таковым скорей всего не относился и поэтому занял свое место на трибуне напротив судьи. Он начал заседание какими-то дежурными словами типа «встать, суд идет» и т. д.

Потом стал задавать мне разные вопросы и в нужный момент я сообщил, что у меня только что появился адвокат, и мне хотелось бы ему передать слово. Динар, ссылаясь на разные статьи КОАП, тут же попросил судью перенести заседание, чтобы успеть выстроить нашу линию защиты. Судья спросил меня, почему я только сегодня прибег к услугам адвоката, а не обзавелся им ранее. «Так получилось», — таков был мой ответ. Это исчерпывающее объяснение вполне его устроило, и заседание было перенесено на конец февраля.

На выходе Лена, которая тоже присутствовала в зале, сказала, что через пару дней мне надо сюда приехать, чтобы сфотографировать в канцелярии свое дело и передать ей с Динаром эти фото для ознакомления.

***

Через пару дней, вооружившись фотоаппаратом, я опять направился на Обводный канал. Около зала суда были знакомые все лица и грустный молодой человек, который никак не вписывался в эту компанию. Но о нем расскажу чуть позже. Зайдя в канцелярию, я попросил свое дело. Довольно любезная секретарша выдала мне его. Впервые в жизни мне пришлось держать в руках папку с надписью «Судебное дело Алексеева Александра». Но, как говорится, все в нашей жизни случается впервые: первые шаги, первая любовь, первое судебное дело.

Папка была довольно пухлой, я насчитал около 50-ти листов. Неужели наши злодеяния тянули на такой внушительный объем? Заняв место за соседним столом, я начал ее фотографировать. «Повернитесь, пожалуйста, ко мне лицом, я должна видеть, что вы там делаете», — вежливо попросила меня секретарша. «А что может случиться?» — спросил я. Она объяснила, что случаи бывают разные, вплоть до того, что подсудимые попросту съедают свои дела. Я сказал, что только что пообедал и кушать его не собираюсь, и, закончив фотосессию, вышел в коридор.

Там шли жаркие споры по поводу лжесвидетельствования, из которых я понял, что незнакомый мне молодой человек является сотрудником полиции и пришел на очередное судебное заседание по делу о митинге давать свидетельские показания, которые не соответствовали действительности. «Как ты мог согласиться на такое, это же преступление, тебя начальство специально использует, чтобы засудить ни в чем не повинных людей», — говорил ему Динар. Но достойный представитель полиции угрюмо молчал. Ответить на довольно серьезные обвинения адвоката ему было просто нечего.

«А что бывает за лжесвидетельство?» — спросил я у Динара (сотрудник полиции естественно слышал наш диалог). «Обычно за это черти в аду на сковородке жарят», — ответил он. Сотрудник полиции еще больше погрустнел от такой мрачной перспективы и, решив разрядить обстановку, я поинтересовался: «А попроще нет наказания?» Динар ответил, что за такое в земных условиях можно получить около трех лет.

Нашу душеспасительную беседу прервали из зала суда, вызвав всех на очередное заседание. Динар с Леной предложили мне тоже поприсутствовать на нем, чтобы воочию увидеть весь судебный процесс. А он заключался в том, что Динар пытался представить разные доказательства невиновности своего подзащитного, а судья с ловкостью футбольного вратаря парировал их, а точнее просто отфутболивал. Динар уже начал выходить из себя от такой несправедливости и пару раз получил от судьи предупреждение.

Когда же судье по фамилии Коваль надоело слушать своего оппонента он начал… читать какие-то бумаги, лежащие у него на столе. Складывалось впечатление, что Динар выступает для своего подзащитного и для нас. Судья же его попросту не замечал и занимался своими делами. Ему бы еще в руки кубик Рубика и получилась бы сцена суда из фильма «Покаяние». В конце концов, Динар не выдержал и попытался сделать судье отвод, мотивировав это тем, что процесс политизирован, ангажирован, и судья действует по чьей-то указке сверху. Судья это спокойно выслушал и удалился в отдельную комнату для принятия решения или созвона с вышестоящей инстанцией. Через пару минут он вышел и заявил, что «самоликвидации» не будет и процесс будет продолжаться с его участием.

В зал суда был вызван печальный полицейский. Он поведал суду, что задержал подсудимого во время митинга. Подсудимый отвечал, что это неправда и его задерживал другой сотрудник правопорядка. Для процесса это имело очень большое значение. Вот в чем состояла суть лжесвидетельствования, о котором шла речь в коридоре перед заседанием.

Динар стал задавать лгуну разные вопросы, на которые у него просто не было ответа. Он плавал как продукт жизнедеятельности человека в проруби. На половину вопросов он отвечал: «Не знаю, не помню, не могу ответить». Все было как в песне у Владимира Семеновича Высоцкого: «Онмолчал невпопад и не в такт подпевал, он всегда говорил про другое…«Зрелище было довольно жалкое. Парень оказался между молотом и наковальней. Ясно было, что на это, по сути уголовное преступление, его сподвигло вышестоящее начальство. Иногда судья прерывал этот допрос, чтобы не ставить полицейского в совсем уж неудобное положение. А когда дело дошло до видеопросмотра задержания, то дела лгуна-полицейского стали совсем плохи. На видео было видно, что подсудимого под руки ведет не он, а некий майор.

«Ты знаешь кто это?» — спросил Динар. «Мой начальник, майор Воробьев», — последовал ответ. «Майора Воробьева в студию как участника задержания моего подзащитного!» — потребовал Динар. Тут уже самый «заряженный» судья не смог бы ему возразить. «Заседание переносится, в суд вызывается новый свидетель и участник задержания майор Воробьев», — таков был вердикт.

Вот так горе-полицейский вынужден был «сдать» с потрохами своего начальника. За что наверняка получил благодарность и почетную грамоту.

***

Через две недели я вновь пришел в суд и увидел, что там ничего не изменилось. Те же яйца — вид в профиль. Сначала я посетил процесс своего сокамерника. Судья с той же легкостью на корню зарубил все доказательства невиновности, которые ему предоставлял Динар. Потом произошла сцена, которую надо показывать по ТВ под рубрикой «Так судить нельзя» или «Судейство, которое мы потеряли». Хотя было ли оно когда-нибудь?

Динар сделал «плохишу» замечание, за то, что тот во время его (Динара) выступления подписывает какие-то исполнительные листы и даже не обращает внимание на своего оппонента. В ответ на этот выпад «плохиш» обиделся, как будто буржуины лишили его бочки варенья и вагона печенья и пошел в ответную атаку. Фигурировали дежурные слова про «оскорбление и неуважение к суду» и прочая дребедень. Смысл был в том, что посторонние дела не мешают ему следить за процессом. Короче, возомнил себя судья Коваль Юлием Цезарем. Тот тоже мог одновременно делать несколько дел.

Потом со стороны Динара последовали вполне заслуженные обвинения судьи в предвзятости, личной финансовой заинтересованности и прочих смертных грехах. Но нашем «плохишу» было все равно, как говорится «хоть плюй в глаза — все божья роса». Он все эти выпады попросту игнорировал и выписал подсудимому штраф в 20000 рублей.

Кстати, во время просмотра видеозаписи, сделанной полицией, была слышна их фраза: «Плевать на этот закон….». По всей видимости, речь шла о 31-ой статье нашей Конституции. Это тот редкий случай, когда все поверили нашей полиции, поскольку ее сотрудник был прав на все 100 процентов. Им было глубоко плевать на закон, причем настолько, что они не стесняясьпередали свою запись с этими словами в суд.

Мое заседание проходило по такому же сценарию. Больше всего напрягало то, что к судье надо было обращаться «Ваша честь». Обращение «Ваше бесчестие» ему подошло бы больше. Я ограничился нейтральным: «Уважаемый суд». Из двух зол пришлось выбирать меньшее.

Дальше стали происходить просто мистические вещи, не поддающиеся объяснению. Мой рапорт о задержании вверху страницы подписал прапорщик Иванов, а внизу он почему-то превратился женщину, и там стояла фамилия Иванова. Причем было видно, что буква «а» была дописана и ни о какой ошибке не могло идти и речи. Судья так и не смог объяснить или прокомментировать это чудесное превращение. Все было как в фильме «Собачье сердце». «Вы кто мужчина или женщина?» — спрашивал профессор Преображенский у человека, пришедшего к нему домой. «Какая разница, товарищ!» — последовал ответ. По всей видимости, судья Коваль придерживался именно этой версии. Были бы рядом Ургант с Цекало, то они бы ему доходчиво объяснили — большая разница.

То что было указано в рапорте абсолютно не соответствовало видео, которое мы просмотрели вместе с судьей. Задерживали меня одни люди, а рапорт составляли другие — это же полная хрень! С таким рапортом можно было сразу идти подтираться в сортир, который находился в подвальном помещении этого суда.

Была сплошная ложь и выдуманные обвинения. Правдой был о только то, что меня задержали на Пионерской площади и все. Ну да ладно, сам черт судья этому Ковалю. Влепил он мне, как и всем остальным подсудимым штраф 20000 рублей и получил в самом конце заседания порцию бурных аплодисментов от присутствующих в зале за свой очередной заказной приговор.

По большому счету 20000 рублей никак не изменят жизнь подсудимого в худшую сторону. Ну, а если на кону будет стоять 20 лет реальной тюрьмы и тебе попадется такой же «перец"как этот Коваль? Получается, что все мы ходим не под богом, а вот под такими «плохишами»,которые одним росчерком пера могут попросту перечеркнуть всю твою жизнь. Таисия Осипова и Алексей Пичугин знают об этом не понаслышке.

Следующей остановкой в этом деле будет моя апелляция, которая уже будет слушаться в районном суде, откуда я и продолжу свой репортаж.

P. S. Напоследок хочу сказать еще пару слов о Динаре с Леной. Как я уже говорил, всю свою работу по защите обвиняемых они выполняли безвозмездно, а ежедневное общение с такими типами как судья Коваль отнимало у них немало нервных клеток, которые, согласно исследованию врачей, не восстанавливаются. Я бы сравнил их работу с небольшим подвигом, который они совершают каждый день по расписанию Адмиралтейского суда города Санкт-Петербурга.

Берегите себя.

1 марта 2013 года

В середине декабря все интернет-пространство взорвало сообщение о ДТП на КАДе, после которого один из участников устроил себе публичное «харакири» со смертельным исходом. Да, в нашей непредсказуемой жизни бывают всякие ситуации, но чтобы после незначительной аварии посреди бела дня человек наносил сам себе пять ударов ножом в грудь? Это вызывало, как минимум, недоумение.

Потом стала поступать информация, что вторым участником ДТП был начальник колонии, где Григорий Кочнев недавно отбывал свой срок, появились слухи о людях с востока, которых видели на места инцидента, а когда стало известно, что из пяти злополучных ударов три пришлись прямиком в сердце и Следственный Комитет заявил о самоубийстве, волна всенародного гнева вылилась на просторы всемирной паутины. Многие форумы, ЖЖ, ВК, стали заявлять о сокрытии истинных причин этой трагедии. Вердикт был однозначен — все, о чем нам сообщают средства массовой информации, — ложь. Это не самоубийство. Григорий Кочнев был кем-то убит на месте злополучного ДТП.

Через какое-то время и масс-медиа стали говорить об этой версии, но народ уже было не остановить. Предлагалось устроить акции памяти в разных местах Санкт-Петербурга, и в итоге выбор пал на Пионерскую площадь перед ТЮЗом, на которой уже неоднократно происходили всевозможные митинги.

Утром 23 декабря, получив «санкцию» жены на посещение этого мероприятия, я поехал в сторону Витебского вокзала, оставил около него свою машину и направился к ТЮЗу. Уже на подступах к нему было видно многочисленное присутствие полиции. Конечно же, они были в курсе планируемой акции, да и никто из организаторов своих намерений не скрывал. Вся информация о ней была доступна в интернете.

***

Придя на площадь, я немного расстроился — народу было, откровенно говоря, мало. От силы человек 300. Не густо для такого резонансного дела. Казалось, что представители правопорядка превосходили нас по численности. Были много сотрудников прессы, в том числе радио и телевидения. Мелькали микрофоны с логотипами «100ТВ», «Россия», «Эхо Москвы». Народ охотно делился журналистами своими соображениями по этому делу. В отличие других митингов не было ни обличающих транспарантов, ни пламенных речей, ни лозунгов, ни воинствующих призывов. Был день памяти погибшего человека.

Слово взял отец Григория Кочнева. Он довольно четко, без лишних эмоций изложил свою позицию. Оставалось только удивляться, откуда у человека, на которого 6 дней назад свалилось непоправимое горе, нашлись силы, чтобы в присутствии многочисленных телекамер и микрофонов описать все то, что он испытал за эти дни. Он рассказал, что Григорий недавно освободился из мест заключения, где у него не было ни с кем конфликтов. Что имел семью, растил двух дочерей, учился в институте и никаких мыслей о суициде у него не было и быть не могло. Имеется справка от судмедэксперта, о том, что это не было самоубийством. Ну не может человек сам себя ударить 4 раза ножом в сердце. Это просто физически невозможно, если только ты не заслуженный мастер спорта по «харакири». Но в Следственном комитете, по всей видимости, решили, что Григорий обладал этим званием и способен на такой непосильный для обычного человека поступок. Ну да бог им судья.

Спустя минут 10 после начала собрания события на площади стали принимать немного угрожающий характер. Появился довольно упитанный полицейский с мегафоном и монотонно-заунывным голосом стал причитать: «Граждане, данный митинг не согласован с властями города, просьба разойтись». Но, похоже, он разговаривал сам с собой, его никто не слышал. Вскоре рядом с ним возник его коллега с видеокамерой и стал снимать всех присутствующих на площади. Мелькали люди в штатском, они с угрюмыми и хмурыми лицами ходили между митингующими, фотографировали их и также снимали все происходящее.

Зануда-полицейский напрягался со своими призывами около 10 минут, после чего его коллеги перешли от слов к делу. Нас очень быстро стали окружать люди в черном, причем все они крепко держались за руки. Казалось, что бойцы вполне видимого фронта начнут вокруг нас Новогодний хоровод, но это только «казалось». Через считанные секунды мы были окружены, как немцы под Сталинградом. Деваться было некуда. Около минуты мы спокойно простояли в кольце, после чего нас начали потихоньку выдергивать из этого черного круга. Ко мне подошли двое полицейских и предложили проследовать с ними.

Я согласился с их убедительными доводами. Они взяли меня под руки и стали выводить из круга. «Можешь докурить сигарету», — сообщил один из них (я курил во время задержания). «Спасибо и на этом», — ответил я. До автобуса мы проследовали молча. Повсюду щелкали вспышки фотоаппаратов, мелькали корреспонденты с микрофонами, которые пытались получить у задержанных самые свежие комментарии на происходящие события. «Люди добрые, помогите, происходит незаконное задержание», — этот призыв мне напомнил крик возмущенного Кирпича из «Места встречи….», когда Глеб Жеглов крутил его в трамвае. Но пламенный монолог никого не вдохновил и молодой человек, слегка посопротивлявшись, вскоре оказался в одном из автобусов, которые неподалеку ждали своих незаконопослушных пассажиров.

В целом задержание прошло очень спокойно и без всяких эксцессов. Люди с достоинством и с чувством выполненного долга тихо садились в полицейские каталажки, знакомились, обменивались впечатлениями.

***

Около нашего автобуса стоял отец Григория Кочнева. Его полиция не трогала, и мы надеялись, что у них хватит совести отпустить его. Надеялись не зря, видимо что-то шевельнулось в душе у нашей полиции или они получили приказ сверху, но отца и жену погибшего забирать не стали, хотя формально имели на это полное право. После того, как наше авто заполнилось, мы двинулись к одному из ближайших отделений.

Вдоль Загородного проспекта стояло множество машин с цветографической раскраской, из чего можно было сделать вывод, что полиция подготовилась к этому дню на «отлично». Только их действия «по жизни», а не «по закону» мы все квалифицировали на твердую «двойку».

«Товарищ лейтенант, а вам не стыдно за то, что вы сейчас делаете?» — обратился к нашему сопровождающему один из задержанных. Лейтенант хранил гордое молчание. «Да не ответит он тебе ничего, пусть сначала форму снимет, потом и говори с ним», — последовал ответ от другого задержанного. Лейтенант что-то хмыкнул в ответ в знак согласия с этой фразой.

Нас привезли в близлежащее отделение полиции. В автобус зашел невысокий коренастый капитан и спросил у нас есть дети до 18 лет и взрослые, которым больше 50. Таких людей предполагалось отпустить. В нашем автобусе оказалась семья из трех человек. Мама и папа вроде бы подходили под этот возрастной ценз, а вот их сыну было уже 25 лет. То есть родители могли быть свободны, а он должен был подвергнуться задержанию. Родители заявили, что без сына они никуда не пойдут и вместе с ним готовы понести заслуженное наказание. Капитан сказал: «Хорошо, с вами разберемся позже» и стал с охраной выводить нас из автобуса. Больше эту достойную семью я не видел, из чего могу сделать вывод, что капитан их отпустил.

Всех задержанных завели внутрь участка. Нас посадили в коридор и стали собирать документы, те, у кого с собой не оказалось паспортов, звонили домой и просили их подвезти. К «звонку другу», вернее подруги, а еще вернее жены пришлось прибегнуть и мне. Я был краток: «Меня задержали, нахожусь в милиции, буду не скоро, привези паспорт, но только российский, не заграничный». На том конце послышалось возмущение: «Какого черта? Ты что-нибудь натворил?» Я ответил, что вел себя хорошо, просто у нас в стране такие законы. Даже группу стариков в парке могут задержать за массовое несанкционированное сборище при игре в домино или шахматы.

Мы все гадали, нас отпустят сегодня, составив протоколы, или оставят на ночь. Верить хотелось, конечно же, в лучшее, но все наши радужные мечты решительно пресек молодой человек, которого звали Дмитрий. Он не в первый раз оказывался в таких ситуациях и заявил, что, скорее всего, всех оставят на ночь. Нас по очереди стали вызывать в допросный кабинет, где мы диктовали свои личные данные. Полицейские оказались довольно любопытными людьми. Они хотели знать о нас все: как зовут, где родился и крестился, почему женился. Адреса, телефоны, место работы — все для них представляло довольно жгучий интерес.

После предоставления всех этих сведений начался личный досмотр. Изымали все: ремни (чтобы арестант не повесился в камере), шнурки (см. предыдущий комментарий), мобильные телефоны, сигареты, зажигалки и даже мелочь из карманов. После этой процедуры нас стали распределять на ночевку по «аквариумам», которые из себя представляли прямоугольные помещения 2 на 5 метров с прозрачной входной дверью. По периметру стояли деревянные шконки шириной около 50 см. Над входной дверью был маленький видеоглазок. За всем происходящим в камере наблюдал «Большой Брат» в соседнем кабинете.

В одном из «аквариумов», куда меня поместили, было 7 человек, в том числе и Дмитрий, которого в участке прозвали «Главный». Он был довольно компетентен во многих вопросах, за что и заслужил такое прозвище от полицейских. У него с собой было 2 мобильных телефона. Один из них он сдал на хранение, а второй сумел пронести с собой в камеру и связь с внешним миром мы держали через него. Он перезванивался со многими заключенными во всех отделениях полиции. Как выяснилось, задержано было всего около 60 человек, которых распределили по 4 адресам. Благодаря стараниям Дмитрия буквально через полчаса после помещения в «номера» у нас были баулы полные едой: колбаса, сыр, ветчина, сосиски, майонез, хлеб. Когда жена привезла мне паспорт и спросила у дежурного можно ли что-нибудь передать из еды, то он только посмеялся ей в ответ: «Да у них там жратвы на неделю вперед хватит».

Несмотря на эти передачи, Дима сообщил, что по закону нам положен горячий обед. Буквально как в сказке «По щучьему веленью…" в 17–00 около наших дверей стояли 2 пластиковых бадьи. В одной из них была солянка, с виду похожая на кислые щи, в другой макароны по-флотски, которые были похожи на самих себя. «А в тюрьме сейчас макароны», — сразу же вспомнилась крылатая фраза из «Джентльменов удачи». Также дежурные за свой счет купили нам одноразовую посуду — тарелки, вилки, ложки. Вы верите в это? Нет? А зря, это чистая правда. Они принесли нам даже салфетки. Видимо, у нас был какой-то особенный статус. Правда, на мой вопрос: «А компот?» последовало многозначительное молчание. Наверное, это было уже слишком. Для нас достаточно было «первого» и «второго».

Маленькая заминка заключалась в том, что не было глубоких тарелок и поварешки. Как разливать и из чего есть «щи-солянку»? Вместо тарелок и поварешки смышленые стражи правопорядка предложили нам использовать… одноразовые стаканы. Я встал на раздачу. Было очень не привычно, даже с учетом армейского опыта. Глубоко зачерпывать стаканом не получалось, поэтому все мясо оставалось на дне бадьи, о чем мне пожаловались возмущенные заключенные: «А чего ты нам мясо не докладываешь?» После моих объяснений все смирились с отсутствием оного в их тарелках, вернее в стаканах. Еда была довольно вкусной, и мы поблагодарили дежурных за предоставленный обед.

Теперь можно было и поговорить. Для начала от одного из ЗК прозвучал неожиданный вопрос: «Скажите, а среди нас есть сторонники «Единой России». Кубрик недовольно загудел: «Как о нас такое могли подумать, конечно же нет». Легкий напряг спал, теперь говорить можно было обо всем. Народ был абсолютно разный, с разными убеждениями и взглядами на жизнь, но негативное отношение к партии власти было общим для всех. Больше политики мы особо не касались, да и зачем обсуждать то, что и так было ясно как 2×2. Мы разговаривали, шутили, смеялись, и удивленные полицейские никак не могли понять, почему у нас такое бодрое настроение.

Вскоре в наш отдел подъехали адвокаты, в камеру к нам пожаловал депутат Госдумы, пожелал всем удачи и обещал взять наше дело под личный контроль, заглянул председатель Общественного Совета при МВД, чтобы узнать нету ли у нас каких-либо жалоб. Претензий особых не было, кроме туалета, в котором не было ни бумаги, ни света, ни воды, короче не было ничего, кроме ржавого, немытого очка. Не было даже защелки на дверях. Хотя она была не нужна, поскольку дверь оставляли открытой, чтобы свет из коридора хоть как-нибудь помогал корректировать свои действия. Вместе с этим общественником к нам заглянул какой-то полковник и менторским тоном сообщил нам, что он может всех отпустить по домам к своим женам и любовницам, если мы в добровольном порядке сдадим отпечатки пальцев и сфотографируемся для их архива, или же в противном случае можем просидеть здесь до 48 часов. Четверо согласились «отпечататься», а 9 человек отказались.

Они потом еще несколько раз заходили к нам и задавали вопрос — надумали мы или нет, но наш ответ был однозначен — нет. На довольно сомнительную сделку с полицией, даже в обмен на свободу, никто идти не хотел. Я сразу же вспомнил историю, как пару лет назад на работника НТВ завели уголовное дело, используя его фото и пальчики из архива, которые появились там после распития им спиртных напитков в неположенном месте. Ему вменяли грабеж районного судьи! У этой особы какой-то бомбила-таксист украл сумочку. В отделе вытащили архивное фото этого парнишки и решили все повесить на него. Он наиболее подходил под описание преступника. Далее под каким-то предлогом его вызвали в милицию, а там эта свинья опознала в нем своего грабителя!!! Его уже хотели «закрыть», но тут в дело вступились народные «правдорубы» — блоггеры и работники НТВ. Парню за грабеж светило 7 лет тюрьмы. Чудом удалось его выдернуть из лап этой системы. А потом оказалось, что он и машину-то водить не умел, какой из него бомбила? Но в отделении, где заводилось дело, этот факт, похоже, никого не смутил. Умел или не умел, какая разница? Решили, что он должен сидеть, так что ж на такие мелочи внимание обращать.

И в свете такого беспредела нам добровольно предлагают сдать свои отпечатки и фотографию.

***

Кроме разговоров между собой мы с интересом наблюдали за жизнью в полицейском участке. Порой нам казалось, что не мы сидим за стеклом, а люди в форме. Под вечер в отделение привели молодого человека лет 20. Он был в легкой обуви, шортах, летней футболке, руки его были испачканы в крови. Парнишка был «вмазан» по полной программе. У него был стеклянный взгляд «в никуда», он плохо стоял на ногах и вряд ли соображал где он находится. Шорты у него были одеты «наоборот». Вместо ширинки свисал обвисший зад, а сзади поблескивала молния. Может у молодежи нынче такая мода? Ему вызвали «Скорую помощь» сотрудники которой начали его осматривать, но вдруг он вскочил, стал размахивать руками и орать какие-то ругательства в адрес врачей, которые от него шарахнулись в сторону. Тут же пришли строгие полицейские и сообщили ему, что так вести себя нельзя. Но парню было все равно на кого орать. Он еще немного побуянил и потом так же резко обмяк и сел на стул. Хорошо, что его не поместили к нам камеру, а отпустили восвояси. Такой невменяемый наркоман — не самое приятное соседство.

Так же мы имели диалог с дежурными по поводу нашего задержания, они нам говорили: «Парни, а нахрена вам это надо было, чего дома-то не сиделось, чего вы добились? Устроили геморрой и себе и нам». Я поведал им историю про убийство в Москве болельщика «Спартака» Егора Свиридова. Подозреваемых в убийстве Егора задержали в тот же день, но спустя некоторое время почему-то отпустили на свободу. Футбольные фанаты вне зависимости от клубной принадлежности вышли на улицы Москвы и устроили там настоящий погром, с требованиями привлечь к ответственности убийц их товарища. Власти увидев такой «кипeш» слегка обос…ались, в результате чего суд вернул подозреваемых обратно за решетку и в итоге они получили реальные сроки за это убийство. Вот и мы хотим добиться примерно того же по делу Кочнева. К тому же на его месте мог очутиться любой из нас, так что это наша общая беда, просто она не постучалась еще к нам в дом. Возражений на мое объяснение не последовало, да я думаю они и так все прекрасно понимали, но по долгу службы не могли быть с нами достаточно откровенны.

Удивительно, но они шутя называли нас «политическими», хотя ни о какой политике ни на митинге, ни в наших с ними спорах речи не шло. Видимо, они догадывались, что на это абсолютно не политическое мероприятие пришли исключительно противники действующей власти. И выступая против этого беспредела, они все в глубине души выступают против нашей политической верхушки. Сторонников же Единой России я не видел и не слышал. Видимо, эти люди прекрасно понимали, что они смотрелись бы довольно таки глупо на этом народном собрании. К тому же на эти проблемы, как и на все то, что происходит в нашей стране, им, скорей всего, было глубоко наплевать.

Из дома пришла довольно любопытная новость. Максим на занятиях имел довольно бледный вид, поскольку знал обо всем, что произошло. Воспитательница стала допытываться у него в чем дело и он «раскололся». Рассказал о том, что его папу «замели» в воскресенье в милицию. Воспитательница была довольно продвинутым человеком и знала о митинге и задержаниях. Она выразила ему слова поддержки и велела держаться.

***

Около 2 часов ночи мы получили свои протоколы о задержании. Написана там была полная х.ня. В обвинении значились такие слова: «стоял и внимательно слушал обсуждение дела Григория Кочнева, призывал к борьбе с беззаконием». Разве это является нарушением правопорядка? Читать было просто смешно. К тому же из-за орфографической ошибки в нем значилось, что я (как и все мои сокамерники) требовали от народа прекратить митинг и разойтись! За что же нас тогда арестовывали? Надо будет на суде обязательно указать на этот момент.

Из соседний камеры раздавался чей-то возмущенный бас, обращенный к полицейскому: «Да вы что творите, вы люди или нет, как такое вообще можно было написать?» Человек так же выражал свое возмущение полученным протоколом.

Но страсти потихоньку улеглись и надо было устраиваться на довольно некомфортный ночлег. Подушкой служила куртка, простыней — деревянная шконка, а одеялом — довольно спертый воздух внутри камеры. Я практически всю ночь не спал, зато у моих соседей был довольно здоровый сон, изо всех углов слышалось размеренное посапывание.

Утром нас должны были повезти на суд, и поэтому, проснувшись, тут же начали спрашивать дежурных, когда же наконец мы покинем их отделение. Они отвечали, что не в курсе, но как только выяснится что-нибудь, то обязательно нам сообщат.

Около 11 утра к нам зашел старлей и сообщил: «Готовьтесь, скоро поедете». Мы все обрадовались, уж больно нам хотелось сменить обстановку. Но время шло и полицейское «готовьтесь» так и оставалось только словами. Дмитрий держал онлайн-связь с судом, куда доставляли людей из других отделений полиции, и мы получали самые свежие сведения. Кто-то отделывался штрафом от 10 до 20 тысяч, кто-то уезжал на заслуженный предновогодний отдых на трое суток.

Но самое главное было не получить «по максимуму» — 15 дней. Тогда бы Новогодняя ночь запомнилась на всю оставшуюся жизнь. Немного нас успокоили стражи правопорядка, сообщив, что в случае обвинительного приговора «мотать срок» мы будем не в их тошниловке, а в спецприемнике на Захарьевской, где условия для ночлега были получше. Несмотря на столь мрачные перспективы, никто не сожалел о том, что вышел на этот митинг.

Первым из нас в суд повезли Дмитрия. Оставшиеся недовольно ходили кругами по камере и ждали, когда их тоже пригласят на выход. Я решил всех обнадежить: «Пацаны, даю вам 100% что это когда-нибудь кончится, и мы окажемся дома». Но в этом и так никто не сомневался. Всех угнетала полная неопределенность в данной ситуации.

Время было около 8 вечера, когда всех стали выводить из камеры. Напоследок один из нас решил сходить в бомжетуалет и попросил у дежурного бумагу. Ответ был краток: «Туалетной бумаги нет». На просьбу принести хоть что-нибудь, дежурный приволок пачку пустых протоколов о задержании. На вопрос можно ли взять их на всякий случай с собой в суд он ответил, что это бумаги строгой отчетности и использовать их не по назначению можно только в туалете отделения. «На вынос не выдается», — пояснил он.

***

Хотя районный суд работал до 18–00, судья, похоже, решил рассматривать наши дела до ночи. Нас привезли к дому 132 по Обводному каналу. Там во дворе уже стояла пара машин с задержанными. Началось очередное ожидание, только уже внутри микроавтобуса. Но были рады и этому, уж больно хотелось сменить обстановку. Через какое-то время к нам заглянули две молоденькие девушки: «Ребята, хотите горячего чая?» Отказываться никто не стал. Через несколько минут у нас были две большие бутылки с горячительным напитком и пара очаровательных улыбок в придачу.

Потом появились еще два термоса и 4 или 5 больших пакетов с едой. Там были даже горячие пирожки, чернослив, яблоки, мандарины. «Девушки, а кого благодарить? Кто этот добрый человек?» — спросил я у них. В ответ прозвучало, что это Благотворительный фонд помощи заключенным, а они по их просьбе только доставили продукты к месту назначения.

Девушки еще долго обходили все автобусы и только убедившись, что все напоены и накормлены, исчезли под покровом зимней ночи. Да, прав был поэт: «Есть женщины в русских селеньях….».

Около 11 вечера народ начали потихоньку выдергивать из нашего автобуса в здание суда. Практически все получили одинаковый вердикт. Протоколы о нашем задержании были составлены неверно, и суд отправляет их на доработку. Все свободны!

И стоило городить этот огород: задерживать, допрашивать, охранять, перевозить, чтобы потом убедиться, что наши акты задержания недействительны и отпустить всех домой? Мы были в полном недоумении. Судебная машина где-то дала сбой, запутавшись в своих шестеренках, или восторжествовала некая справедливость? Думаю, что это так и останется тайной Адмиралтейского суда.

Мы попрощались с нашим конвоем. Они все отлично понимали, и порой от них слышались такие фразы: «Поймите, мы здесь не при чем, мы просто выполняем приказы сверху». Но обиды на них никто не держал. Вопросы были к системе, которая заставляет людей выполнять нелепые приказы.

Моя машина одиноко стояла около Витебского вокзала. Я сел в нее и поехал по ночному городу домой.

P. S. Очень хочется верить, что все события произошедшие 23 декабря, хоть как-то помогут установить истинную причину этой трагедии, произошедшей в нашем городе в конце 2012 года, но, к сожалению, эта истина никогда не вернет к жизни Григория Кочнева.

Берегите себя.

25 декабря 2012 года

Продолжение: Судный день. Вердикт — 20 тысяч рублей

То я близко от другого человека (на площади был еще один активист, но далеко от меня), то я не там стою…. Всех их попытки были отбиты, они злились и не знали к чему еще можно докопаться. Уже отчаявшись, один из них вышел из машины и попросил- предъявите ваши документы пожалуйста! По идее, это было самым легким испытанием для меня, -обычная процедура, иногда на пикетах переписывают паспортные данные по три-четыре раза… Я полез за паспортом, ожидая, что сейчас одержу окончательную победу и они уедут. Но! Выяснилось что паспорт я забыл дома. Радости полицаев не было предела. Они засияли, вышедший открыл мне заднюю дверь и предложил- просим проехать с вами для установления вашей личности… Так я оказался в первый раз в ОВД Китай-Город. Туда я еще не попадал.

Меня пробили по базе, отпустив минут через двадцать. Дали совет — нулевой километр относится к Красной площади, там вас опять заберут. Если хотите стоять- стойте у памятника Жукову. Прямо наводку дали, чем я решил воспользоваться (двадцать метров в сторону- не принципиально). Уходя, я обнаружил, что забыл перчатки в машине, которая уже уехала на дежурство. А вот это был удар, стоять неподвижно на морозе, держа плакат голыми руками- хватит ненадолго. Но я решил пойти и встать, что бы у полицаев не появилась новая технология срыва пикетов- отбор перчаток у оппозиции….

Встал у памятника Жукова, стою, руки замерзли. Сил нет. Вдруг ко мне подъезжает та же машина, становится в метрах пяти. опускают стекло, просят подойти и возвращают мне перчатки. Для меня это было очень смешно, а для окружающих -недоумение. Стоит человек, мерзнет, протестует, а ему полиция теплые перчатки подвозит. Уж не подментованный ли он часом? И ведь они могли эти перчатки выбросить и все, но они приехали опять и отдали мне их. (При этом надо вспомнить что мы очень сильно ругались в машине, когда они меня забирали)…

И напоследок- проходившие мимо встречали очень позитивно. Я слышал от кавказцев- Красаучег, слышал спасибо на разных диалектах русского(от южного до интеллигентного московского…. Вообще, могу сделать вывод, основанный на множестве акций — за прошедший год народ стал встречать оппозицию гораздо теплее, все больше понимая, что мы с ними одно целое и пытаемся изменить ситуацию для общего блага. А значит- надо продолжать.

Источник: Facebook Эмиля Терехина

Я не собираюсь жаловаться, ссылаться на свое здоровье или еще что-либо.

Я считаю, что предъявленные обвинения в виде массовых беспорядков мне и другим являются клеветой. Агрессивной стороной был ОМОН. Если смотреть видео, которые показывались на Дожде, то там была такая ситуация: толпа пыталась прорвать оцепление, какая-то часть прорвала, их задержали, а дальше все было спокойно. Все остальные агрессивные действия были со стороны ОМОНа, а не со стороны демонстрантов, потому, что ОМОН постоянно напирал, бросался на людей, хватал их.

Какие обвинения в поджогах имеются ввиду? Какое уничтожение имущества? Имущество там перечисляется следующее: несколько опрокинутых туалетов асфальт, и отобранные у милиции дубинки. Когда массовые беспорядки происходят, то бьют витрины, поджигают машины; ничего этого не было, никакого умысла не было. Когда люди хотят уничтожать имущество, они не идут отбирать дубинки у милиции. Обвинение в массовых беспорядках является клеветой на меня и на всех. Мы должны быть освобождены. Ни в одной нормальной стране терпеть бы такую власть не стали. Путин и все его друзья, те, кто правит этой страной присвоили себе власть нарушая конституцию. [Они] должны уйти.

Никто не виновен из всех задержанных по делу 6 мая. А что касается насилия, то ОМОН насилие и применял. Они применяют насилие, а потом жалуются; и я очень много читал показаний людей, участников демонстрации, я прочитал 5 томов и там только 3 участника: двое себя называют потерпевшими, а один просто свидетельствует за то, что он сказал «Ты будешь гореть в аду», его вычислили и вызвали по этому поводу, чтобы он дал объяснения.

Никакого права винить меня и других участников нет. Мы были правы, мы должны были так сделать.

Я прошу учесть то, что я не бил Козьмина руками и ногами, это является клеветой. И никаких беспорядков на Болотной площади не было. Были беспорядки только со стороны ОМОНа.

Читайте новости о процессе по Болотному делу на сайте Комитета 6 мая Вы можете написать письмо узникам 6 мая с помощью сервиса «Напиши ребятам письмо» на сайте проекта Росузник

В это трудно поверить, но сегодня меня таки судили. Я уж и надеяться перестал.
Судья Семенчонок Е.Н. (женского, как это принято у мировых судей, полу) выслушала мой рассказ о том, как проходило задержание, уточнения моего защитника, спросила, почему время задержания, указанное в протоколе, не совпадает со временем задержания согласно моему рассказу.

Тут тайны нет — между задержанием и составлением протокола было часа полтора катания в автозаке, да и протокол писал человек из ОВД, к самому задержанию отношения не имевший.

В общем, выслушала она нас, сообщила, что суд не видит необходимости в привлечении свидетелей, и ушла принимать решение.

Вернулась минут через двадцать, с текстом на четыре страницы.

Текст вообще веселый — юристы потирают руки и бормочут что-то там свое, про «изумительную практику правоприменения», апелляция грядет, и так далее.

Часть необширных моих показаний, например, была записана просто неверно. Мы сделали на этот счет замечание, но «суд посчитал разночтения несущественными».

Однако меня, человека от юридических битв далекого, но имеющего кое-какие представления о формальной логике, впечатлили два момента.

Во-первых, в постановлении сказано, что слова мои о том, что я шел по улице, подошел к Навальному поздороваться и т. п., «ничем не подтверждаются», в то время как рапорт задержавшего меня сотрудника «составлен без противоречий».

Оно, может, и так, я рапорта не читал, жаль только, что составил его не задержавший меня сотрудник, а совершенно другой человек, но это вовсе ерунда, житейские мелочи.

Но вот про мои слова — я-то привык за слова отвечать — «ничем не подтвержденные», это даже обидно. Сперва «суд не видит необходимости в привлечении свидетелей», а потом — «слова не подтверждаются». Ну как же так? Ну что же вы, Семенчонок Е.Н., ваша, так сказать, честь?

И во-вторых, вот вообще шедевральный ход:

«В ходе судебного заседания личность организатора рассматриваемого публичного мероприятия установить не представилось возможным, вместе с тем, Давыдов И.Ф., участвуя в митинге, шествии, пикетировании обязан был выяснить законность его проведения. Принимая участие в митинге без подачи уведомления, и не проверив значимые для публичного мероприятия обстоятельства (наличие предусмотренного Законом уведомления), Давыдов И.Ф. тем самым совершил противоправные действия».

По-моему, шедевр. Но — то есть даже до вступления еще в силу обновленного закона о митингах, — я, прежде чем поздороваться с парнями на улице, обязан выяснять самостоятельно, законно ли они на улице находятся, и не затевают ли какого либерализму.

Виновен, штраф старинный, человечный, — тысяча рублей.

— Подавайте апелляцию, — сказал(а) судья, сняв уже мантию, то есть, видимо, неофициально, — только зря вы думаете, что вы одни такие умные. Много тут вас таких ходит, я уж насмотрелась.

Как-то даже сыто сказала.

Мы, впрочем, не думаем, что мы одни такие умные. Это нас отчасти и обнадеживает.

Оригинал: блог Ивана Давыдова

6 мая 2012 г. на Тверской улице в Москве сотрудники полиции пресекали «незаконную массовую публичную акцию». «Незаконная акция» представляла собой небольшие разрозненные компании стоявшие по трое-пятеро, ни лозунгов, ни речей, ни транспарантов ни у кого не было, люди стояли у перехода так же как и в любой другой обычный день. Но этот день стал необычным…

«Представители» «власти» вдруг стали налетать на мирно стоящих и беседующих между собой людей, жестко и агрессивно отталкивали и оттесняли от Госдумы немногочисленных собравшихся с помощью высоких металлических сегментов-заграждений с выбитыми надписями «УВД ЦАО». «Законные действия сотрудников полиции» почему-то больше всего походили на провокации против мирных горожан: полицейские спешно сбились в бесформенную неорганизованную стаю и неуверенно и нелепо побежали на людей, держа заграждения перед собой.

Ситуация развивалась стремительно, первое задержание произошло около половины восьмого вечера в районе д. 4 по Тверской. Сначала сотрудниками полиции был незаконно задержан и избит Аркадий Бабченко. Я приблизилась к месту событий и стала снимать задержания на видео. Вскоре Бабченко втащили в автозак и еще через 5–10 минут произошла новая серия задержаний, таких же необоснованных.

Внезапно я почувствовала, как кто-то сильно потащил меня назад за одежду, я отмахнулась не глядя и продолжила съемку. Затем меня кто-то крепко взял за предплечье и стал разворачивать и оттаскивать от автозака. Оглянувшись, я увидела, что это сотрудник полиции, но продолжила снимать. Через 2–3 секунды меня с двух сторон схватили сотрудники ОМОНа и втащили в автозак, который я снимала.

Автозак

Внутри в клетке уже находились Бабченко, Дмитрий Смирнов и еще несколько незнакомых мне задержанных. В предбаннике находились Надежда Низовкина, Татьяна Стецура и еще один незнакомый мне задержанный. Двое сотрудников держали Низовкину со Стецурой за шею, заломив их руки за спину и блокируя возможность двигаться. Кроме трех задержанных и двух ОМОНовцев, в помещении перед клеткой находилась одна сотрудница полиции в форме и еще одна в штатском. Сотрудница в штатском снимала нас и все происходящее на профессиональную видеокамеру.

Перед тем как автозак тронулся сотрудники, удерживавшие Стецуру, начали бить ее головой о поручень у двери, я стала снимать. Сотрудница с камерой стала кричать, что я не имею права на съемку внутри автозака и требовала выключить камеру. Я отказалась, сказав, что я имею полное право фиксировать любые незаконные действия полиции и сообщать о них как представитель СМИ и что мои профессиональные задачи именно это и предполагают. Далее сотрудница попыталась вырвать у меня камеру из рук, но ничего не получилось. Тогда она просто схватила объектив моей камеры и сломала его.

В полуметровом пространстве перед клеткой возникла потасовка. Один из находившихся там полицейских ее пресек, мы расселись по местам. Автозак тронулся. Мы ехали около часа и до последних минут было неизвестно, куда нас доставят. На протяжении всего времени, что мы ехали до ОВД, сотрудница с камерой хамила задержанным, провоцировала агрессивные высказывания и действия и затем снимала это все на камеру. Так, она говорила запертому Аркадию Бабченко, что «ты нищеброд и алкаш, которого вып.ли с работы за пьянку и поэтому обозлился и поперся х.ней заниматься», другому задержанному — «тебе бабы не дают вот и страдаешь х.ней», Стецуре и Низовкиной говорила, что «девушки просто пообниматься захотели с молодыми людьми, вот и пошли нарываться», говорила, что «вы тут все жиды и поэтому работать не хотите, и за вас мы вынуждены работать», «книжки читаете вместо того чтобы работать». Позже вероятно кто-то из коллег позвонил ей и дама произнесла демонстративную речь о том, как ей «все это осто.ло», что «скорее бы закончился рабочий день» и что «ходят тут эти говножуи и права какие-то качают, вместо того чтобы работать». Важно заметить, что антураж сотрудницы в полной мере соответствовал жизненным принципам, речи и общей ее дикости: желтеющая крашенная блондинка лет 30–35 с похабным макияжем, в леопардовом мини-платье, сетчатых чулках и туфлях на каблуках, такая рыночная торговка, мотивированная классовой ненавистью.

Когда я спокойно сообщила ей, что по факту угроз, оскорблений и нанесения мне материального ущерба (сломанная камера) будет подано заявление в прокуратуру, у нее резко сменился тон с безразлично-хамского на истерический. Она занервничала и стала на меня орать. Стала угрожать мне уголовным делом, сказала, что в отделе к нашему прибытию уже будет лежать готовое заявление о том, что я ее обокрала или что я участвовала в «массовых беспорядках на Болотной площади и нанесла ножевые ранения сотруднику ОМОН».

В ОВД

Затем мы добрались до ОВД «Войковское» и там просидели в автозаке еще полтора часа до того как нас завели в помещение ОВД. Сначала меня вывели и хотели отпустить, звонили куда-то и консультировались, как правильно со мной поступить. Пресскарты я с собой не брала, в связи с чем оформилась по 19.3 КоАП («Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции») — как все. Низовкину и Стецуру выволокли за шею из автобуса и швырнули через проходную на ступеньки отдела.

Со мной в отделе общались уважительно и осторожно, несколько раз спрашивали, есть ли у меня претензии к сотрудникам отдела. Оформляли очень долго, но водили курить и в туалет по первому требованию. После того, как мне были выданы копии протоколов и рапортов, мне внезапно сообщили, что меня сейчас поведут на беседу с сотрудником ФСБ. Следачка отдела повела меня по темному лабиринту лестниц и коридоров, на дверях я заметила две таблички: «Уголовный розыск» и «Криминальная полиция». Мы зашли в кабинет, где сильно пахло коньяком и сидел за столом некий анонимный сотрудник ФСБ — человек лет 30–33, в штатском, без каких-либо признаков принадлежности к правоохранительным органам. Я спросила в рамках какого процессуального действия мы здесь находимся, поскольку мое оформление уже закончилось и мне сказали, что я свободна. Я попросила сотрудника представиться, показать документ, удостоверяющий его личность и должность и наделяющий его полномочиями меня допрашивать. Сотрудник не представился, документ не показал, объяснив отказ тем, что «не обязан». Далее прозвучала фраза, обращенная ко мне: «Ты хочешь отсюда выйти сегодня? Тогда пиши и подписывай заявление. Образец за тобой на стене».

Образец был такого содержания: «Я, ФИО такое-то, г.р., зарегистрированный по такому-то адресу, отказываюсь от дактилоскопирования, отказываюсь сообщать какие-либо данные о себе и не даю согласия себя фотографировать». Я спросила, какой смысл в этом заявлении, если в нем сообщены все данные обо мне, дактилоскопироваться мне никто не предлагал, поэтому я не имела возможности ни согласиться, ни отказаться, а скан страницы моего паспорта с фотографией у них и так уже есть. Вместо ответа сотрудник повторил: «Хочешь выйти отсюда?». Я написала и отдала заяву.

Сотрудник сделал фотографию моего паспорта на мыльницу, отдал мне паспорт и я ушла. Затем меня повели по параллельному коридору к следующему сотруднику ФСБ на беседу. Мы вошли в просторный кабинет, где за столом сидел некий сотрудник постарше, чем предыдущий, тоже в штатском. Мне задали вопросы: «Откуда узнали об акции 6 мая?», «Почему оказались на Болотной?» (я не была на Болотной), «Где и при каких обстоятельствах познакомились с теми, кого задержали вместе с вами?», «Чем занимаетесь?».

На все вопросы, кроме второго, я лишь усмехнулась. Около 23.40 мне сообщили, что я свободна и я ушла. Так закончилось мое 6-е мая.

Светлана Рейтер, журналист

Меня задержали 8 мая, на Патриарших прудах. До этого я весь день вела трансляцию для «Большого города», и перемещалась с одной точки на другую с Чистых на Маросейку, с Маросейки на Пушку, потом — Арбат, далее везде. В какой-то момент, во время этих гонок, тебя начинает раздражать одно: «Почему надо играть в зарницу? Почему нужно бегать по центру города, если ты не скандируешь лозунги, не носишь плакаты, ведёшь себя предельно вежливо, и ни к кому не пристаёшь?». Поэтому, когда в час ночи остатки мобильного лагеря, основанного ночью на Плевне, и за ночь изрядно деформированного, переместились на Патриаршие пруды, мы с друзьями, числом человек в двадцать, не побежали от ОМОНа, а стояли на месте, и разговаривали.

ОМОН, конечно, выдавил нас с Патриарших поближе к Садовому кольцу. Потом подъехал один автозак, и часть людей поехала в ОВД «Хамовники», а потом остальных (включая меня) отправили в ОВД «Таганское». По городу нас возили недолго, минут сорок. Когда приехали к ОВД, нас два часа держали в автобусе, только выпускали по трое покурить. Одному пожилому человеку, который еще и не спал три дня, стало плохо — но у водителя автобуса нашелся корвалол, обошлось без скорой.

В ОВД у нас переписали паспортные данные, потом нас наспех опрашивали, заполняя объяснительную о «проведённой профилактической беседе о недопустимости посещения несанкционированных митингов». Записали ответы: «гуляли», «общались с друзьями», «отказываюсь отвечать». К ОВД нас привезли в 2 часа ночи, отпустили в 5.30. Вот, в общем, и все.

Надежда Митюшкина, член политсовета движения «Солидарность»

Вечером 8 мая мы пришли на Пушкинскую площадь, стояли разговаривали у памятника Пушкину со стороны дороги втроем с Ниной Фальковской и Еленой Макаровой в отдалении от основной толпы, которая была с другой стороны памятника. В какой-то момент ОМОН стал оттеснять людей, нас тоже окружили и всех троих взяли. Мы пытались добиться объяснения причин задержания, но это было бесполезно. Видели, как задержали Дениса Юдина, сидевшего на лавочке.

Изначально в ОВД Останкино, куда нас доставили, полицейские стали тянуть время, не говорили, какая статья светит. В ответ на это мы отказались представляться до того момента, как нам разъяснят, что мы тут делаем, или пока не приедут защитники. Были написаны рапорта, которые тянули то ли на 20.2, то ли на 19.3. Несколько человек все же согласились оформляться и получили 19.3. В какой-то момент меня позвали на переговоры от лица остальных задержанных с полицейским начальником. Договорились, что мы представляемся, а нам пишут 20.2. Обманули. Первого же человека после этого разговора увели и оформили опять по 19.3. Ну тогда мы отказались уже на совсем без защитников разговаривать. Вскоре приехали члены ОНК, а чуть позже и два адвоката. Удалось не только добиться для не оформившихся статьи 20.2, но и переписать два протокола, уже составленных по 19.3, на 20.2. В ОВД была опробована новая для меня тактика полиции: время от времени заходили сотрудники отдельного батальона, которые нас задерживали, выбирали жертву из задержанных и требовали идти с ними оформляться под угрозой, что иначе напишут сопротивление. Провели мы там более 4-х часов.

Ася Чачко, журналист

Утром понедельника я отправилась на акцию «Белый город» на бульвары. Вышла из метро Пушкинская, прошла по Гоголевскому бульвару, где была назначена встреча «белоленточников», и к своему удивлению, не обнаружила на своем пути ни одного человека с белой лентой или оппозиционным лозунгом. Напротив, меня окружали многочисленные подростки неблагополучного вида с картонными сердцами с надписями «Путин любит всех» на груди. «Не получилось сделать революцию, пойду хоть позавтракаю» — решила я и отправилась в кафе Жан-Жак на Никитском бульваре.

Проезжая часть вдоль бульвара была закрыта для машин ограждениями со стороны Арбата, на дороге перед кафе стоял Немцов в окружении небольшой группы журналистов. Я присела за столик к знакомым и заказала кофе. Вскоре появилась полиция, в мегафон объявили: «Освободите проезжую часть». Люди послушно стали переходить на тротуар. Но не успели они уйти с дороги, как налетели омоновцы в броне и шлемах и стали плотной цепочкой гнать людей в сторону Никитских ворот. Они сметали всех с дороги и с тротуаров, вместе со столиками и стульями, грубо выхватывали мужчин за шкирку и тащили в автозаки. По началу посетители кафе пытались увещевать их: «Мы же просто сидим — кофе пьем, что вы делаете?!" Но разговоры были бесполезны, ОМОН действовал быстро и решительно. Один из них со словами «пройдемте» подхватил меня как какой-то неодушевленный предмет и понес по улице в сторону ТАССа, так что я еле успевала перебирать ногами, чтобы они не волочились по земле. Надо отдать ему должное — когда я сказала, что в кафе осталась моя сумка, он развернулся, отнес меня к сумке и снова потащил прочь от недопитого кофе. Разгромив «Жан-Жак», цепочка ОМОНа отогнала нас и посетителей всех соседних кафе к Никитским воротам, утащив писателя Льва Рубинштейна, главреда «Граней» Владимира Корсунского, двух девочек из «Коммерсанта», Машу Шубину из Ельцинского фонда и еще десяток людей в автозаки. Вскоре, к счастью, всех отпустили, а ОМОН отправился гонять людей на Пушкинском бульваре. А мы остались с чувством, будто к нам в дом ввалились чужие люди, натоптали грязными сапогами, все перевернули верх дном, посуду побили и ушли. Вроде ничего страшного не случилось. Но противно и обидно до дрожи.

Руслан Исламов, гражданский активист

7 мая меня задержали вечером у памятника героям Плевны. Ко мне подошли, спросили, что я там делаю. Услышав ответ, что это их не касается, препроводили в автобус. Набитый задержанными автобус отвезли в Медведково. Людей выводили по очереди из автобуса, и я остался последним. В этот момент у меня случилась словесная перепалка. В разговорах сотрудников я услышал, что мне собираются шить 318-ую статью УК РФ (нападение на сотрудника полиции). К счастью, все обошлось. В ОВД провели профилактическую беседу, взяли объяснения, интересовались исключительно беспорядками на Болотной. Протоколы составлены не были.

Андрей Бабицкий, редактор журнала Forbes

После ужина мы с двумя друзьями отправились на Патриаршие пруды, где находилось в это время около сотни людей, с белыми лентами и без. Через некоторое время большая часть людей разошлась, осталось человек сорок, которых удерживала вместе скорее взаимная симпатия, чем политические мотивы. Все стояли и разговаривали. Через несколько минут пришел ОМОН — несколько десятков человек — и, выстроив что-то вроде живого коридора по направлению к Большой Садовой, попросил уйти с прудов. Мы пошли в сторону просвета Малой Бронной, где стояло несколько автозаков. Сотрудники милиции не знали, чего хотят, но не выпускали никого из нас в сторону Садового. А через несколько минут сказали всем пройти в автозаки, никак не мотивировав свое требование. Все подчинились. Было начало второго 9 мая.

Наш автозак, в котором ехало 19 человек, приехал в «ОВД Пресненское», где мы провели следующие 4 часа. Никаких протоколов не составлялось, каждого приехавшего попросили ответить в письменной форме на вопрос, что мы делали на Патриарших прудах. В четыре утра всех отпустили. Милиционеры были добродушны, и создавалось впечатление (которое не покидает меня до сих пор), что все написанные нами бумаги они просто выкинули и забыли о нашем приезде через 10 минут после нашего отъезда.

Алексей Симутин, инженер-гидротехник и админ самой крупной оппозиционной группы «ВКонтакте» «Народ Против»

7 мая около семи часов меня задержали у метро Китай-город. Это было мое первое задержание, но я знаю, что сценарий классический: подошел полицейский, заломал руку, на случай сопротивления подбежал второй помогать. В наш автобус набили 27 человек. В ОВД «Южное Медведково» мы ехали полтора часа, полицейские по дороге выясняли маршрут, спрашивая его у прохожих. В ОВД я первым делом поинтересовался, за что меня задержали. Мне ответили, что я не задержан. Могу забрать паспорт и уйти? — нееет, протянул полицейский. Целью доставления оказалось взять у нас объяснительные по событиям 6-ого числа. Через два часа, когда нас отпускали, я попробовал добиться каких-нибудь бумаг, подтверждающих мой визит. Не удалось. Двое из нашего автобуса написали жалобы в дежурную часть.

Иван Бабицкий, филолог

Меня задержали около шести утра 9 мая. Винтили всех подряд, кто был на Баррикадной в тот момент. Сначала подошел чин, который раньше обещал, что никого винтить не будут, и сказал кому-то (Навальному?), что надо уходить. Навальный ретранслировал, часть людей сразу ушла к Гоголю, остальные остались убирать мусор или просто ждать.

Скоро омоновцы резко побежали к Навальному и взяли его. Многие люди, в т. ч. я, бежать не стали, поскольку в первый момент было похоже, что остальные их не интересуют. Потом рассыпавшиеся по всему скверу омоновцы свинтили всех подчистую.

Дальше все было стандартно, отвезли в ОВД, там было очень дружелюбно. Всех отпустили.
Со мной в автозаке ехал в том числе и Чепарухин, у него было не очень хорошо с сердцем, но он быстро оклемался, подарил всем диски и пытался взывать к человеческому в омоновцах.

Борис Бейлинсон, программист

7-ого числа днем я гулял на Чистопрудном бульваре. В какой-то момент увидел человек 60, которые разговаривали по кучкам в пол-голоса или вообще стояли молча. Среди них было много журналистов. Рядом был закрыт космонавтами выход на бульвар. Время от времени космонавты заходили внутрь бульвара и по приказу старшего хватали того или иного человека и вели в автобус — не было ни поводов, ни малейшего сопротивления. Один раз люди кричали «позор». Хватали, видимо, за белые ленты и просто неформально одетых. В общем, фантастическая картина.

Через некоторое время люди переместились к находящемуся рядом фонтану, объявили в ответ на беспредел полиции акцию неповиновения — будем стоять, никуда не уйдем. При этом без скандирования, лозунгов и так далее — просто стоять. Подтягивался народ. Полиция через минут сорок устроила зачистку и там — цепью шириной в бульвар всех стали оттеснять к метро, по дороге мобильные группы выхватывали не сопротивлявшихся людей и тащили в автобусы. Так схватили и меня. При этом, лицо полицая я не видел, он сразу же заломал мне руку по максимуму (что-то хрустнуло в плече) и повел меня к автобусу с согнутыми коленями и головой, сопровождая матом и тюремной лексикой. Суть претензий ко мне (я, кстати, не сопротивлялся и собирался мирно пройти в автобус), если перевести на простой язык, сводилась к подозрению в участии в беспорядках на Болотной. Полицай не среагировал на требование старшего вести меня нормально. У автобуса грубо обыскал, посадив ударами по ногам почти на шпагат и затолкнул внутрь. Нас оказалось всего двое, поэтому позже нас пересадили в легковую полицейскую машину. Отвезли в ОВД «Басманное», где с нами пытались провести профилактическую беседу. Получилось скорее наоборот. На бумаге разговаривать я отказался по 51 статье Конституции. Если не считать отморозка, который вел меня к автобусу, остальные полицейские напирали на то, что нам платят деньги за митинги. Похоже, они в это верят.

Филипп Дзядко, главный редактор журнала «Большой город»

Мы гуляли по центру с толпой полузнакомых людей, она становилась все больше, все менее знакомой, она была обаятельной и смелой, не наглой, люди напоминали другу — не ходите по проезжей части, люди говорили друг другу — не надо кричать лозунги, люди были в плащах и под зонтами, около 12 мы пришли к патриаршим прудам, шел мелкий дождь, рассказывали о том кого задержали, кого отпустили, стояли в начале бульвара, появились ОМОНовцы и стали вытеснять людей на проезжую часть и дальше — в переулки — рассеивать толпу, нас было человек 20–30, нас окружили и вели тихо по лужам с Патриарших — к Садовому, мы думали, что сейчас всех выдавят с Патриарших, но нет нас остановили и мы стояли ждали автозаки и дальше еще и еще — пока вся эта группка — с детьми — не вместилась в автобусы и автозаки. Нас отвезли в «ОВД Таганское». оформляли около 3 часов. Полицейские были уставшими. В 5 часов утра мы поехали обратно. Наутро договорились встретиться на Чистых прудах.

Анна Чертова, студентка МГУ

7 мая мы с моим приятелем Илюшей Воронцовым около 21–00 прогуливались у Политехнического музея в поисках вечерней протестной тусовки на Китай-городе. Вскоре мы ее заметили у памятника героям Плевны, начали спускаться в переход, чтобы перейти с Новой на Старую площадь, но тут нас скрутили два омоновца-космонавта: они подхватили Илюшу и потащили, но не могла же я бросить товарища? Схватили они нас просто так, увидев на рюкзаках белые ленточки, так что до места мы, собственно, так и не дошли.

Я особо сопротивляться и не собиралась (по старому опыту — себе дороже), и после короткой перепалки с космонавтом про документы (хорошо бы представиться), сказала ему «ладно» и пошла. Он, тем не менее, довольно бесцеремонно и больно скрутил мне руки. Затем нас закинули в автозак, как и полагается (причем, нас с Илюшей в разные).

Перед отправкой в ОВД полицейские заботливо вывели из автозака прессу и несовершеннолетних. И мы поехали, ехали долго-долго. Что неудивительно, потому что привезли нас в итоге в ОВД «Лианозово». По прибытии оказалось, что в само ОВД нас, видимо, из автозака и не поведут. Мы стали кричать, что у нас тут народ хочет в туалет и вообще это все полный беспредел. После этого откуда-то появился прекрасный полицейский старший лейтенант Роберт Халилов, который объяснил нам, что он сейчас нас и в туалет сводит, и покурить даст и просто воздухом подышать, а в это время они возьмут наши паспорта, пробьют там нечто по базе и нас отпустят. Тем, у кого документов нет, обещал, что запишут данные со слов.

Поскольку мент был ну уж очень хорош, мы решили не воевать и согласились. На мой вопрос, почему нас не ведут в ОВД он сказал, что у них там все забито пьяницами и дебоширами, но если мы очень хотим, то он может нам устроить и такое развлечение. В общем, дальше он действительно водил нас по очереди в туалет, покурить и вообще всячески нас развлекал, минут через 30 нас человек по пять стали отпускать. Мы дождались всю нашу компанию, поблагодарили всех-всех и двинулись искать путь домой (а это оказалось не так-то и просто).

Илья Воронцов, яхтсмен

7 мая, около 20:00, мы с подругой Аней решили пойти поддержать людей, которые митинговали где-то в центре Москвы. Зашли в интернет — узнали, что основная часть народа собралась на Новой Площади. Сели в метро, поехали. Около 20:50 мы вышли из метро «Лубянка» и пошли в сторону Новой площади. У нас на одежде были повязаны белые ленточки. Не успели мы еще дойти до места событий, как из подземного перехода вышли два «космонавта», один из них увидел мою белую ленточку и пошел ко мне со словами: «Молодой человек, пройдемте!».

Они меня схватили за руки и повели в подземный переход, из которого они только что вышли. Аня сзади закричала: «Эй! Куда вы его ведете!» Один из них обернулся, увидел, что у нее тоже белые ленточки и сказал: «И вы тоже, пройдемте!» — и схватил ее. Мой полицейский немного занервничал, потому что остался со мной один на один и, видимо, боялся, что одному ему со мной будет сложно справиться, если я начну сопротивляться. Я начал ему говорить, пока он меня вел: «Представьтесь! Назовите свою фамилию и звание! Назовите причину задержания! Вы обязаны это сделать по закону о полиции!» — ноль реакции. Цель была выяснить фамилию, чтобы потом рапорт не написал другой человек. В прошлый раз (5 марта) мне удалось таким образом заставить одного полицейского (младшего сержанта Савушкина) представиться, но этот молчал как партизан.

Когда он меня вывел из подземного перехода рядом с памятником героев Плевны, я наконец-то понял почему нас задержали: здесь уже полных ходом шел разгон. «Руки на автобус! Ноги шире! Шире, я сказал!», удар ногой по ноге, чтобы я стоял шире расставив ноги, быстрый обыск, и заталкивают внутрь автобуса. Я оборачиваюсь, сказав последний раз: «Назови свою фамилию» — на это меня силой зашвыривают за решетку к другим задержанным. — Там уже «полна горница людей». Звоню Ане: «Я в автобусе. А ты где?» — «И я в автобусе! А ты-то как думал?!" Время задержания 21:00. Смс адвокату: «Меня задержали». Автобус быстро трогается. Я провожу небольшой юридический ликбез среди сокамерников о том, как вести себя в ОВД: требуйте копии протоколов, фиксируйте время составления, какая статья какое может сулить наказание и тому подобное. — Все-таки, это у меня уже третье задержание!

Под вой сирен доезжаем до «Даниловского» ОВД. По дороге пересчитываемся, собираем фамилии тех, кто хочет, чтобы о них написали в интернете и посылаю всю информацию в «ОВД-ИНФО». Когда заехали во двор ОВД, одной девушке стало плохо — потеряла сознание (она гипертоник), закричали, позвали ментов, вывели на свежий воздух — очнулась! Слава Богу! По очереди начали по двое человек всех выводить из автобуса. Сначала несовершеннолетних (их оказалось трое), потом девушек, потом всех остальных. Просидели в автобусе еще часа полтора-два. Наконец дошла и до меня очередь! Выводят, женщина-мент ведет оперативную съемку, снимает лица, когда нас выводят.

В ОВД заводят в актовый зал, менты, которые задерживали, сидят пишут рапорта, менты из ОВД по очереди со всех берут письменные объяснения. Вопросы: где был 6-ого мая (вчера), где был 7-ого (сегодня). Видимо ищут тех, на кого повесить избиения полицейских 6-ого. Закончили брать с меня объяснения в 00:20 — т. е. уже прошло больше трех часов. Менты успокаивают: никаких протоколов не будет, просто берем со всех объяснения «по подозрению в участии во вчерашнем несанкционированном митинге». (с юридической точки зрения, это — бред), и после этого отпустим.

Я уже готовлюсь покинуть это замечательное заведение, как меня подводят к камере, там я с удивлением вижу моих друзей по несчастью, и мент говорит мне заходить в камеру! «Что за фигня?! Три часа уже полчаса назад как закончились?! Отдайте мой паспорт и я ухожу!» Дальше следует небольшое препирательство, после которого мне удается отстоять свое право не заходить в камеру. Адвокат по телефону сказала: Обязательно возьми протокол задержания — он понадобится нам для обжалования факта задержания. Начинаю требовать протокол. — «Протокола нет» — говорит дежурный — «Мы на вас ничего не составляли, вы не задержаны!» — «Как так?! А что же это тогда было как не задержание?!« — недоумеваю я. — «Ты меня не запутаешь! Сейчас я на тебя протокол составлю, а ты потом меня со своим адвокатом засудишь» — проницательно говорит дежурный. Далее следует череда угроз, запугиваний, перехода на личности, в результате мне удается получить номер из книги задержанных — ура! Со всех берут отпечатки пальцев и фотографируют — я пишу отказ — они на это не имеют права. Жалко другим ребятам не успел сказать — их всех в результате «откатали» и сфоткали.

01:30 — выхожу из ОВД, там меня встречает Аня, которую отпустили намного быстрее из ОВД «Лианозово». Друзья встречают на машине, звоню всем, кто беспокоился, пока я был в этом коротком заключении. Пьем чай в кафе, я отмечаю освобождение мороженым. СВОБОДА!!!

На 10 примерно минуте меня свинтили (не сопротивлялся и вел себя вежливо). Не скандировал, не выкрикивал.

Сотрудники полиции не представились, лица не опознаю, а на резонный вопрос «За что?» ответили «Там объяснят».

В автозаке собралось в итоге 19 человек, нам включили печь (просили выключить, но были «неуслышаны»). Мы переписали фамилии задержанных и передали в овдинфо.

Дальше началась комедия. Около 15 милиционеров писали рапорта о нашем задержании — нас в актовом зале было пятеро — ближе всего сидевших к двери автозака. К слову сказать, пожилого 78-лестнего человека пассажиры автозака попросили освободить — и его освободили.

В актовом зале кроме паспортных данных интересовались национальностью. Мой друг Вова Жбанков записался евреем, пото му что нет, и не берут в евреи, а иногда хочется. Забыл спросить — оставил ли он себе документ на память.

В том же актовом зале висели портреты руководителей мвд (как бы оно не называлось) за всю историю Российского государства.
очень выделялись портреты Ягоды, Ежова и Берии. Т. е. не выделялись — такого же размера. Логически объяснить это я могу. По-человечески — нет.

Далее. По рапортам задерживавших меня сотрудников полиции (не уверен, что на суде будут именно они) — я выкрикивал лозунги «Позор НТВ» и «Полицейское государство». А на неоднократные просьбы разойтись отвечал отказом. Попробовал убедить капитана, составлявшего протокол что это ложь, и я имею полное право, если не заленюсь, подать в суд на этих сотрудников. В итоге в протоколе запись изменили (но не в рапортах, конечно!) и поставили 20.2 без комментария по поводу лозунгов.

Предельно интересно было общаться с капитаном. Фраза, которую он написал в моем объяснении: «Требования разойтись я не мог, потому что был в единственном числе». Минут пятнадцать потребовалось для того, чтобы объяснить, что я после «мог» нужен какой-то глагол. В итоге он признал, что по русскому у него тройка, но все же изменения внес.
Поскольку я как место работы указал «поэт, литератор», некий майор предложил, чтобы я почитал ему стихи. Что я и сделал с превеликим удовольствием. Надо будет в дальнейшем носить с собой книжку.
А так, если не считать потерянного времени (кстати, мой капитан первый протокол написал неправильно и пришлось переделывать, а это время) — все хорошо.

Спасибо всем, кто за меня волновался!

Источник

12 марта 2012

Второй день в СИЗО.

Я и единственная моя соседка Нина спим на железных кроватях в верхней одежде. Она в шубе, я в пальто.

В камере настолько холодно, что мы ходим с красными носами, ледяными ногами — в кровать под одеяло до отбоя нельзя.

Окна до нас законопачены прокладками и хлебными крошками, по ночам небо оранжевое от фонарей.

Я написала, что сняла голодовку, теперь трижды в день пью теплую крашеную воду (чай) с хлебными корками.

Железные тумбочки так страшны, что о их углы кажется можно разбить голову насмерть.

Нина повторяет все время — хуже не будет. Ей 55. Нину взяли за ограбление. Пьяный следователь забрал без протокола все ее вещи и заставил подписать протокол обвинения, не дав его даже прочесть.

Теперь она — грабитель в маске с прорезями.

Она тоже Pussy Riot.

Нина рассказала, что передо мной здесь была Вика.

Ее беременную, надев наручники, изнасиловали в участке, лишь через сутки доставили на осмотр к врачу. Врач не диагностировал ни выкидыша, ни изнасилования. Вику обвиняют в ограблении на неустановленное лицо, так написано в протоколе. Она тоже грабитель в маске.

И, да, тоже в Pussy Riot.

Я по-прежнему не могу спать. Сегодня мне угрожали карцером за плохо заправленное одеяло. В СИЗО, как и в странах Европы не знают, что такое пододеяльник. Но зато здесь каждый служащий знает, что ты — преступник и здесь «за дело».

Нина все время говорит — хуже не будет.

Мы обсуждаем Оруэлла, Кафку и устройство <нрзб> государства. Мы клянем бесправие, но несмотря на мои обнадеживания с цитатами из Фуко, Нина не верит в изменения. Она говорит «И пусть это все, но я не уеду».

Пока врач в СИЗО с гордостью говорит, что ходит на Болотную, пока женщина в форме, которая обкатывает мне пальцы верит в революцию, хоть и находит мирную ее форму бессмысленной. Пока есть все те, кто пишет обо мне, помогает и радуется переменам — я не уеду.

Сегодня первый день, когда я могу нормально ходить.

На прогулке в маленьком квадрате бетонных стен, с ржавой решеткой на потолке я пробегала 20 минут.

В СИЗО № 6 запрещена передача любых книг, единственную — Библию сегодня с утра взяли в пункте приема у моей мамы, но так до сих пор и не принесли.

Хуже наверное действительно не будет.

Ичточник: http://echo.msk.ru/blog/alekhina/871468-echo/

Наконец-то нашлось время рассказать о том, что видел и в чем довелось принять участие 5 марта в центре Москвы в районе Пушкинской/Манежной. Если кратко — гулял.

Волонтерство на митинге

Начну с того, что митинг 5 марта — далеко не первый, в котором я принимаю участие в качестве волонтера (для непосвященных: волонтер — человек, работающий забесплатно, т. е. за идею). так как я с детства дружу с техникой, волонтерю я в группе обеспечения безопасности. В частности помогаю организовать радиосвязь и координацию других волонтеров и групп.

Несмотря на громкое название, это довольно рутинная деятельность. Я простоял все время на рамках на улице Тверская. Сначала в центре. Когда полиция прекратила доступ, переместился на край, что ближе к Кремлю.

В чем смысл работы на рамках? Полиция отслеживает только вопросы безопасности. Запрещены стеклянная посуда, стальные и деревянные древки транспорантов, словом все то, что может потенциально превратиться в оружие. Запрещена звукоусливающая аппаратура (мегафоны и т. д.) В общем, говорить можно долго — становитесь волонтером и сами все узнаете:)

Ребята из группы безопасности также отслеживают содержание плакатов и транспорантов, проход групп провокаторов и т. д. У меня до сих пор карманы набиты ленточками-триколорами. По оперативной информации, провокаторы выбрали их в качестве опознавательных отличий «свой-чужой».

Когда досмотр на рамках был снят, я в группе товарищей переместился в правую часть перед сценой, где собралась немаленькая компания молодежи (в основном школьники) с черно-бело-желтыми флагами и лицами, закрытыми разными повязками, шарфами и т. д. Они назвались русскими националистами. Эта публика временами вела себя агрессивно, мы разговорами разряжали ситуацию.
Короче, наша задача была — сделать проведение мероприятия как можно более безопасным.

Сбор был к 16:00 Погода была мерзкая — дул сильный холодный ветер. Проход на рамках открыли где-то к 17:00 и началась основная работа «рамочников».

К началу митинга в 19:00 я уже порядком продрог, а к его завершению в 21:30 единственно, чего мне хотелось — чашку горячего чая:)

Про сам митинг писать не стану — многие это сделали лучше, подробнее и с фото/видео. После рамок я стоял в толпе «имперских националистов», так что при выступлении персон, вроде Каспарова, слышал только скандирование матерных лозунгов.

По окончании митинга, желание идти «маршем на Кремль» или «затеять драку с полицией» могло возникнуть только у самой «отмороженной» части населения или откровенно неадекватных граждан. Протестующие — люди активные, но не дебилы:) Столкновения были спровоцированы полицией. А вот зачем — загадка.

После митинга

Одним из организаторов митинга была московская «Солидарность». Вообще-то заявителей подобных мероприятий обычно бывает много. Среди них обязательно присутствуют медийные персоны.

Но обязательно есть и человек, на чью голову будут сыпаться все шишки, пойди что не так. Обычно это Надежда Митюшкина. Я радостно согласился на предложение меня обогреть и напоить чаем. Мы погрузились в машины с флагами и другим реквизитом и отбыли. Примерно минут через 10 после нашего ухода начались события, которые подробно и ярко описаны в массе репортажей. Герои дальнейшего повествования в них участия не принимали.
Испив чаю, мы решили прогуляться к Кремлю, так как люди собирались ночью встать вокруг него живым кольцом, взявшись за руки. Всего нас набралось 13 человек:) Время было ближе к 23 часам.
Да, отмечу одну деталь — у всех были белые ленты и счастливые лица, как оказалось это и стало причиной дальнейших событий.

Оставив машины на Ильинке мы убедились, что «любимый лидер может спать спокойно» — Красная площадь была огорожена и бдительные пикеты полицейских сторожили покой страны.
На пути к Охотному ряду нас пытались завернуть к метро «Площадь Революции», но мы отказались. На самой площади Революции было огромное количество солдат, военной техники и… пластиковых кабинок-туалетов. и немного полицейских. окружающий пейзаж напоминал фильмы о Великой отечественной войне: осажденный город готов дать отпор врагу.
Мы шли спокойно, не кричали, плакатов не имели и агитацию не вели.
По улице Охотный ряд шли колонны военной техники со стороны Тверской. А вообще вокруг было пустынно и спокойно. Мы неторопясь прошли к Александровскому саду. Он был закрыт.
Мы двинулись вдоль мимо ТЦ «Охотный ряд» и тут…
Мимо нас галопом пробежали человек пять полицейских. Так как мы шли мирно и спокойно, они пробежали мимо и помчались дальше. Так как вокруг никого больше не было, метров через 50 они затормозили и стали удивленно озираться. Недоверчиво подошли к нам и потребовали документы. Мои товарищи в ответ потребовали озвучить основания для потребования у нас документов. Диалог был примерно следующего содержания:

— Ваши документы!
— А Вы почему спрашиваете?
— Так у вас нет документов?
— Документы у нас есть, а Вы кто и на основании чего Вы спрашиваете наши документы?
— Я — сотрудник полиции, хочу проверить ваши документы!
— Извините, Вашего желания недостаточно. Потрудитесь объясниться, у вас к нам претензии?
— Нет!
— Тогда в чем дело?

И так далее. Задать разумный вопрос на требование(!) предъявить документы полиция расценивает не иначе, как государственное преступление. В процессе разговора вокруг нас начал собираться народ. Появились зеваки с телефонами и журналисты с телекамерами. Самый старший сказал: «Подождите, я сейчас!» куда-то скрылся. Видимо, спрашивать старших товарищей, на основании чего он спрашивает у нас документы. С оставшимися полицейскими диалог был тоже презабавный:

— У Вас к нас есть претензии?
— НЕТ!
— Тогда мы можем идти?
— Нет!
— А почему?
— Приказ старшего по званию!
— А какие основания?
— Мы не знаем.
— А кто знает?
— Старший по званию!
— А он где?
— Он куда-то ушел…
И так по кругу.

Дальше прибежало около 30-ти(!) ОМОНовцев и взяли нас в карэ. Подтянулся и репортер Ракурс-ТВ, которого свинтили вместе с нами.

Толпа вокруг нас густела на глазах. прежде безлюдная Манежка наполнялась зеваками и репортерами. Прибежал старший, представился капитаном Сорокиным (показал корочку) и озвучил тему нашего разговора: мол, мы подозреваемся в причастности к беспорядкам на Пушкинской площади.
Эта версия немного странная, так как, с учетом географического места нахождения, логичнее было бы предположить, что мы «причастны к митингу в поддержку Путина на Манежной», который завершился несколько часов назад. Но, видимо, выражения лиц у «пропутинцев» были несколько иными…
Надо заметить, что было холодно и дул пронизывающий ветер. предложение пройти в пустой теплый МакДональдс, находившийся в паре шагов от нас капитан гневно отверг. Повисла неловкая пауза. претензий к нам не было, оснований проверять документы тоже не было. А приказ свинтить, похоже, был. Капитан с честью нашел выход из положения. Выдав очередное: «Подождите, я сейчас!» он убежал. Как оказалось за автобусом
первым «погрузили» оператора Ракурс-ТВ. За ним Надежду митюшкину. Третьим шел я:) Потихоньку автозак заполнялся. Все происходило неприлично спокойно. ОМОНу это показалось неправильным и несколько ребят получили увесистые тычки.

Диалог плавно перешел в скандал и ОМОНовцы успокоились.

Погрузив, нас куда-то повезли. Мы устроили перекличку и, с удивлением, обнаружили, что нас уже 18 человек:) К первоначальной компании добавился оператор и четверо молодых людей.

Как оказалось, поездка длилась более 3-х часов. Сначала нас привезли в ОВД «Тверское», затем, кажется, в ОВД «Китай-Город», потом в ОВД «Краснопресненское» потом еще куда-то. никто нас «брать» не хотел, никому мы были не нужны. Попытка доехать до ОВД «Басманное» превратилась в увлекательное приключение. Похоже, водитель просто заблудился.

Езда в автозаке мало чем отличается от поездки на обычном рейсовом автобусе. Тепло. Правда, есть несколько отличий. окна наглухо задраены и на них решетки. Свет полицейские не включают принципиально (берегут лампочки?) и ощутимо воняет выхлопными газами. Меня до сих пор не покидает мысль, что газы — неспроста. И это не конструктивный недочет, а искусная «модернизация».
Как правило, народ в автозаках не в пример душевнее, чем в общественном транспорте:)

По дороге мы позвонили юристам «Солидарности» и сообщили фамилии. Статус наш был непонятен. Куда везут — военная тайна. Было ясно одно — планы у полицейских были недобрые…
На втором часу «катания» мы отзвонились в 02, дежурному по городу и дежурному прокурору.

Полиция имеет свои инструкции. Чтобы задержать человека, должен быть составлен протокол задержания. Чтобы его насильно переместить — протокол доставления. Понятно, что выполнив чью-то команду: «Берите всех, там разберемся!», капитан Сорокин нарушил закон. И в ОВД нас не брали, так как «товар» был «контрафактный», т. е. без надлежащим образом оформленных документов.

В конце концов нас привезли в ОВД «Лефортово». К этому моменту нас сопровождал автомобиль с юристом «Солидарности».
на стоянке мотор не глушили. Когда выхлопными газами стало вонять совсем невыносимо, полицейские сжалились и проявили гуманизм — они заглушили мотор.

Прошло 5 минут, 10. ничего не происходило. Мы сидели в темноте, за нами никто не шел. Прошу прощение за подробности, но очень хотелось в туалет.

Примерно через час у автозака вылетело окно (полтергейст?), сотрудники испугались, что мы повылезаем из образовавшегося отверстия и девушек пустили по нужде. Через некоторое время и остальных пригласили в отделение.

Самые продвинутые предположили, что мы задержаны и потребовали адвоката, отказываясь общаться до его появления.

С допуском защитника был отдельный цирк с конями. Как я говорил, машина с адвокатом ехала прямо за нашим автозаком. Но в отделении он никак не появлялся.
Первая версия полиции была6 «А он не хочет сюда идти!» Лукавство было разоблачено немедленно — одним звонком защитнику. Потом нам стали говорить, что адвокат «Вот-вот подойдет!». Но он все не шел. Тогда мы позвонили в ОНК. После их приезда к нам допустили защитника. И оказалось, что н7икакие мы не задержанные, вопросов к нам у полиции нет. А наша напричастность к «массовым беспорядкам на Пушкинской» уже установлена — у полиции свои методы.

Размышления

1. Даже страшно представить, как сложились бы события, если бы нас, к примеру, обыскали. Я был обвешан рациями, как новогодняя елка игрушками (волонтерство на митинге). Карманы набиты разного рода ленточками (отобранными у провокаторов) и антипутинскими значками. Практически у каждого из нас был бейдж «Митинг-организатор» или «Митинг-Безопасность», а у некоторых — несколько. Среди нас был официальный заявитель проведения митинга на Пушкинской площади. «Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу…" Бредовая фантазия полицейских о нашей причастности к «массовым беспорядкам на Пушкинской» обрела бы вид твердой уверенности. Почему-то у меня нет сомнений, что газеты наутро пестрели бы заголовками о том, что у стен Кремля поймана и обезврежена группа террористов-любителей (а может и профессионалов, как знать?), успешно организовавших «массовые беспорядки на Пушкинской» и замышлявших какую-нибудь гадость против обитателей уютных Кремлевских кабинетов…
2. Разошлись мнения, зачем полиции все это было надо. Опытные товарищи высказали мысль, что просто была команда расчистить площадки вокруг Кремля «на всякий случай». Мое ощущение — полицейские начальники очень хотели изобразить бурную деятельность. Не обеспечить порядок, а именно изобразить деятельность. При единоначалии и необсуждении приказов, это неизбежно выливается в идиотскую ситуацию, когда капитан Сорокин (думаю, что приличный человек и порядочный офицер) обязан выполнить приказ (задержать супостатов), но для этого он должен сам совершить преступление. В результате, количество граждан в России неизбежно увеличивается:) Такая вот обратная связь:)

Напоследок, завет — не гуляйте ночью в Москве с белыми ленточками возле МакДональдсов — это плохо заканчивается. Их явно финансирует «Госдеп», а власти этого очень не любят!

Источник

Приехал на Лубянскую площадь за полчаса до часа «Х». Здесь уже было два десятка коллег и подходят еще. Стоим ждем. Количество полиции на углу Малого Черкасского к 19–00 растет. Вот какой то капитан, завидев девушку с белой ленточкой на лямке рюкзака, предлагает ей пройти в автобус. Мы обступили. Снимаем. Полицейский видя такое пристальное внимание и уловив настрой окружавших его людей с камерами, предпочел от девушки отстать.

Прессы уже столько, что она не умещается на узком тротуаре. Проходят колонны солдат внутренних войск. Редкие прохожие протискиваются сквозь толпу из полиции и журналистов. Слышаться противоречивые команды в мегафон: «Освободите тротуар!!!» «Освободите проезжую часть». Прохожий с флагом «Единой России» выронил трехцветную ленточку. Поднял и привязал к опоре дорожного знака. Тут же подскочил капитан с вопросом «ЭТО ЧТО ТАКОЕ? ДЛЯ ЧЕГО?». Объясняю, что не хочу, чтобы цвета Российского флага были растоптаны сапогами. Он на секунду задумался и выразил благодарность…

Опять какой то подполковник пытался задержать коллегу из «Ъ» приехавшего на велосипеде, в ярком жилете, на котором белая лента была приколота значком с портретом Прохорова. Только журналистское удостоверение спасло его от задержания. Начали появляться первые активисты «Другой России». Успел заметить, что их уже «вели» от метро сотрудники в штатском и давали наводку офицерам руководившими задержаниями. В какой-то момент со стороны увидел, что началась какая то толчея и засверкали блицы. Я рванулся к автобусу наперерез движущейся группе. Девушку с разорванной картонкой, на которой было что-то написано фломастером, запихивали в автобус с решетками.

Началась давка. «Все смешалось в доме Облонских». В основном в толпе были снимающие журналисты. Послышалась команда «Зачищаем!». Откуда то выскочили ОМОНовцы в шлемах с забралами и грубо начали теснить прессу. Получил достаточно сильный толчок в грудь. Вырвался из разорвавшегося кольца оцепления. Подошел к стоящему старшему офицеру руководящему операцией и в деликатной форме указал на недопустимость действий его подчиненных по отношению к журналистам. В ответ услышал: «БЕРИТЕ ЭТОГО!». Подскочило четыре или пять «космонавтов» схватили за руки, попытались подсечкой свалить на землю.

Ага. Фигушки. Мои сто килограмм, да плюс еще аппаратура. Не так просто это сделать. Кричать я журналист бесполезно. Люди в скафандрах похожи на андроидов, выполняющих полученную команду. Не сопротивляюсь, чтобы не было повода инкриминировать противодействия полиции, да еще и аппаратура на боку. Хоть и казенная, но все ж жалко.

Завели в автобус. Там уже пара задержанных. Девушка вцепилась в решетку и не дает закрыть дверь. Полицейские безрезультатно пытаются разжать ей руки. Раздается голос: «Давай зажигалку» и в полутьме после щелчка загорается огонек. Судя по комментариям, собираются прижечь руку, но видимо моя камера их останавливает. Отзваниваюсь в редакцию. Сообщаю о случившемся. Показываю сотрудникам МВД пресс-карту. Отвечают, что разбирайтесь с начальством. Прошу позвать старшего. Никакого эффекта.

Минут через 10 позвонили девушки из пресс-службы ГУВД. (В Твиттере коллега Сергей Пономарев уже дал информацию о моем задержании). Попросили узнать номер автобуса в котором я нахожусь. Где то рядом находится их сотрудник, который может меня отсюда вытащить. Начинают заносить других задержанных. Опытные активисты делают все возможное, чтобы заблокировать собой вход. Самые захватывающие баталии разворачиваются в тамбуре. Но полицейские все-таки запихивают их по одному. Они в ответ активно сопротивляются. Женщина бьет ногой в спину ОМОНовца с криками «Не трогай моего сына!!!».

Третий закон Ньютона работает. Действию всегда есть равное и противоположное противодействие. Чем активнее сопротивляются оппозиционеры, тем жестче на них воздействуют. Снимаю все происходящее, надо же воспользоваться ситуацией. Коллеги толкаются на улице, а мне задержанных приносят прямо под объектив. Темно. Автофокус в темноте работает отвратительно, даже с подсветкой от вспышки. Меняю флешку. Прячу в карман. Хотя это и незаконно, но могут вытащить из фотоаппарата. Понимаю, что выйти здесь мне уже не удастся, даже при вмешательстве пресс-службы.

В автозаке появляется Евгений Архипов председатель ассоциации адвокатов России «За права человека». Снимал его раньше на пресс-конференциях в ИЗВЕСТИЯх. Отъехали от Черкасского переулка. Задержанные бьют ладонями в железную перегородку клетки, выкрикивают лозунги. В тамбуре остались двое. Их не смогли затащить внутрь, поэтому приковали «браслетами» к поручням. Девушка лежит на сиденье. Над ней трое бойцов, один из которых придавливает её коленом.

Гадаем в какое УВД повезут. Душно. Минут 30 автобус крутится и петляет по центру Москвы, периодически останавливаясь для того, что бы узнать дорогу. Поэтому непонятно, куда едем. Задержанные смеются. Советуют «взять языка». Наконец автобус заезжает в ворота ОВД «Замоскворечье» на Пятницкой улице. Звоню в пресс-службу. Там говорят, что уже предупредили дежурную часть. Начинается выгрузка. Выволакивают без особых церемоний парня лежащего в тамбуре, если бы было у него побольше волос, некоторой части он бы лишился. Потом девушку.

Я выхожу одним из первых. Я не сопротивляюсь, но меня сопровождает сотрудник полиции держа руку так, чтобы в любой момент можно было меня блокировать. Уже внутри офицер в штатском, спросив мою фамилию, провожает на выход. Прохожу мимо привезших нас ОМОНовцев. Они удивленно смотрят на меня. Один спрашивает: «Что это я тут хожу?». Отвечаю, что предупреждал, что отпустить меня надо было раньше. Еще несколько шагов и я на свободе.

(оригинал)

Когда объявили бессрочный митинг (под прикрытием встречи с депутатом от СР Пономаревым), французская радио-журналистка спросила меня — как вы относитесь к идее бессрочного протеста? Планируете остаться здесь до утра? Умиляют меня эти европейцы, право слово. Мне-то после декабрьских событий было совершенно очевидно, что никто не простоит на площади не то что до утра, а даже до полуночи. Нас просто уберут. ОМОНом. И действительно, довольно скоро площадь оцепили, и всем приказали расходиться. Мы ответно проскандировали «Мы не уйдем». Обстановка накалялась. Объявили подготовку к штурму. Мы стали сцепляться и организовывать колонну. Если бы еще не глупые пингвины, которые мельтешили перед нашими рядами и, всплескивая руками, пытались усовестить (!) ОМОН в духе «что вы делаете? Мы ничего не нарушаем. Мы же граждане вашей страны!», то, вероятно, наше сопротивление было бы более эффективным. На каком-то форуме читал: «Умиляет меня это тупое добродушие русских людей. Их уже убивают, а они все спрашивают — вы чего толкаетесь?». То же и здесь. Нас совершенно недвусмысленно предупредили, ЧТО именно с нами сделают. Вот и надо было действовать по ситуации.

46.101.176.220/sites/default/files/styles/media-image/public/o_29?itok=6EZBpuLY» />

ОМОН пошел на штурм. До сих пор нас обычно давили щитами. Сегодня у них не было щитов, только дубинки и электрошок. Видимо, шутки кончились. В первую минуту после столкновения ты чувствуешь себя куском железа между молотом и наковальней. Сцепка еще держит, еще упирается, в какую-то секунду даже кажется — мы устоим!.. Но потом нас отрывает, сносит, скользкий парапет фонтана выворачивается из-под подошв. Краем глаза замечаю кучку людей, которые сели на снег и заново сцепились. Островок сопротивления в водовороте из силовиков. Ухитряюсь, извернувшись, упасть с ними рядом. Меня хватают и притягивают. Сверху падает кто-то еще. И теперь уже я его держу. И вот отсюда, снизу, я вижу голубые всполохи электрошокеров и дубинки, поднятые над нашими головами — для удара?.. Ясно представляется, как они начинают бить по головам. Но ОМОН колеблется. В сидящей толпе слишком много девушек и есть пенсионеры. Люди скандируют «Где ваша совесть?!». Начинают тыкать шокерами в ноги впереди сидящих. А сидящих с краю — отдирать. Хватают парня, которого я держу за плечи. Я не разжимаю рук, нас вместе тащат по асфальту, дергают… немеют пальцы, если бы перехватить чуть поудобнее! Нет времени. Рывок. Еще рывок. Нас отрывают друг от друга, и, подхватив с асфальта, тащат в автозак. Я упираюсь ногами — но это дохлый номер, тут же два омоновца подхватывают за ноги, несут уже втроем. Тот, что держал за плечи, почему-то отпускает, я вишу вниз головой. В запрокинутом небе вижу темные фигуры журналистов, объективы камер. Потом мир переворачивается. Рядом со мной парней со всей силы швыряют на стену автозака. А меня заталкивают внутрь. Там уже сидит человек десять, а через четверть часа будет двадцать с лишним, мы не будем помещаться на скамейках.

И вот мы сидим в машине. А снаружи слышен глухой стук. Это очередного человека припечатывают мордой к автозаку. Удар. Еще удар. И вдруг: удар — и стон. Мы начинам шуметь, стучим по стенкам изнутри. Но соседи начинают нас одергивать — тихо, это бесполезно, в автозаке демократии не существует… Это — осторожность? Прагматичность? Нет, простите, это — трусость. В духе — радуйся, что тебе самому не врезали, и не встревай, что бьют кого-нибудь другого? Новый арестант заходит в автозак уже с окровавленным лицом, и мы передаем ему салфетки.

Едем в ОВД. Стоим там в автозаке три часа. То ли нарочно тянут время, чтобы попозже оформить протокол, то ли действительно не успевают.

В конце концов нас оформляют по КоАПу, 19.3 — Неповиновение. «В особо дерзкой форме», уточняет протокол. Знаете, я полностью согласен и с формулировкой, и со статьей, и не намерен потом на суде отмазываться, что просто шел мимо. Останемся последовательными до конца. Но вместе с нами задержали и людей, которые на самом деле шли к метро. В частности со мной вместе сидела молодая семейная пара, которая возвращалась с митинга домой, к ребенку. У них были белые ленты, и какой-то самодовольный полицай начал читать им нотацию — и вам не стыдно, тэ-тэ-тэ, страну разваливаете. Они ответили — мы не страну разваливаем, а защищаем справедливость, и стыдиться нам нечего. А эта харя вызверилась — в автозак! Так они там еще ДО штурма площади минут сорок сидели. (оригинал)

На Пушку мы не пошли. Там хоть и вышли шатания (вопреки воле организаторов), но гора не родила даже мышь в сто человек для Лубянки. Это было ясно заранее.

На Лубянке в общей сложности бурлило около тысячи, но разрозненно и не целеустремленно. Тем не менее у ментов был сильный нервоз — оно и понятно, сюда шли не хомячки-легисты, а народ порешительнее. Поэтому задержанных то и дело перетасовывали из одного автозака в другой. Мне довелось сменить три перевозки и поднять два бунта.

С первых же минут меня с плакатом «Протестуй или проиграешь!» оторвали от товарищей (у Надежды Низовкиной — «Полицаев под арест», у Веры Лаврешиной — «Да здравствует народное восстание!», парни кричали: «Смерть полицаям!»), потащили в отдельный автобус без решеток. Там удерживали двое ментов, сменяя друг друга. Устали, отъехали, перегрузили в другой, нормальный автозак с тремя задержанными.

Блокировка удалась не сразу — парни были миролюбиво настроены. Но при попытке засунуть к нам кого-то еще в результате согласованных действий нашей группы ментам пришлось передумать. И перегружать уже нас в другой автозак. Там все пошло откровенно наступающе, подключились свежие силы незнакомых мне арестантов, менты, как фарш, выдавливались на улицу из собственного предбанника. Мы действовали и кричали: «Смерть полицаям! Это наш автозак!» Возникла угроза прорыва. Испугавшиеся менты оторвали меня от бунтующих, выволокли назад и после этого засунули остальных в решетку. Всю дорогу силой держали в горизонтальном положении в предбаннике, пророчили 10 суток.

В Арбатском положили у двери в дежурную часть, где я пролежала до помещения в обезьянник. Слышала, что за отказ назваться они вызвали мне психушку. Прождала несколько часов, за это время меня называли Верой Лаврешиной, Женей Андреевой и потом уже аутентично. И внезапно выпустили.

Большинство нашей банды забрали в «Замоскворечье». Везли жестко, Пашу Шехтмана приковали наручниками. Насколько я знаю, там 5 человек ночует в решетках — Надежда Низовкина, Вера Лаврешина, Павел Шехтман, Татьяна Кадиева, Алексей Никитин. Я так понимаю, что у них сегодня суд будет по 19.3 КоАП. Всего 8 человек отказалось представляться.

На связь с тех пор никто из них не выходит, от комментариев ОВД до утра отказывается. Из своих источников знаю, что у Нади Низовкиной с момента задержания сухая голодовка, у Татьяны Кадиевой разбит нос и очки, но от скорой отказалась, что с Верой — неизвестно. Есть информация, что Надя и Вера в одиночках. Думаю, там были серьезные бои без правил и потери есть с обеих сторон.

Оригинал

Всем спасибо за поддержку!!!

Наконец-то у меня дошли руки до написания этого текста.

Что же произошло?
Как мы до такого докатились, что ОМОН может спокойно забирать людей с разрешённой по закону встречи с депутатом?

Ну да ладно…
Всё по порядку:

• 5-го марта исполнилась декада моего задержания на Чистых.
• 5-го марта так же как и 5-го декабря прошёл протестный послевыборный митинг
• 5-го марта так же как и 5-го декабря произошли массовые задержания

Поехал Я в МСК пораньше, т. к. в прошлый раз Я приехал к концу митинга, и сейчас понял, что в принципе слушать одно и то же больше не намерен. Одни и те же речи о нечестности, о том, что будем приходить дальше, о тех 5ти требованиях. К чёрту! Самое действо начинается после митинга, где по настоящему можно понять настроение той части общества, которая называет себя оппозицией.

Не помню, чтобы раньше так рано начинали уходить с митинга. Надо развиваться господа, нужно переходить в следующий класс! Нужно наконец-то озвучивать что власть преступна! Что нарушена конституция! о том, что рано или поздно нам придётся эту власть убрать!

Ладно Я прекрасно понимаю, что-то делается (хотя бы группой декабристов, к которой Я себя причисляю или группой «ИНФОРМПРОРЫВ» в которой Я активно принимаю участие или проект «росвыборы» в котором у меня есть хорошие знакомые) но многие люди не видят маленьких шажков, они начинают задаваться вопросами, которые их уводят в сторону наблюдателей, а не участников.
Итак митинг митингом, но он заканчивался заявлением Сергея Удальцова о том, что он не собирается уходить (!!!). Для меня это заявление было неожиданностью, пусть Я потом и присоединился к оставшимся, но всё же все собирались на Манежку!

Но буду последовательным, после митинга, как и обещал, моя дорога вела на Манеж. Перед переходом с Пушки ОМОН уже брал людей в автозаки, бесцельная жертва, поэтому Я прошёл мимо. С другом (которого из-за фоток с Болотной/10.12.11 через 17 дней отчислили с пятого курса МГУПП) шли по Тверской, когда встретили на обратном пути моих друзей из ИнформПрорыва. По их словам там делать было нечего. Мы развернулись в сторону Пушки, по дороге встретили Ефимыча (Бориса Немцова) он так дальше и проследовал «окружать Кремль» вместе с небольшой группой единомышленников (как потом узнал из ОВД, ему это удалось в составе 20 человек).

Через какое-то время Я отделился ото всех, потому что уже нужно было ехать домой, ведь электрички в Электросталь по дурацки ходят. По дороге решил заглянуть на Пушку.

!!! МОЛОДЕЦ!!!

Большая группа людей находилась на площади и в фонтане (кстати, классное место для ведения круговой обороны зимой, если бы мы правильно встали и если бы нас было раза в 3 больше, и если бы не мешались репортёры!!!!!)

Я не долго думая залез в фонтан поближе к центру, Сергею, Алексею, Илье и Илье (Удальцов, Навальный, Пономарёв и Яшин). Сейчас эти люди как знамя, которое нужно охранять до конца.

Спустя 30 минут после моего возвращения на Пушку начались активные действия ОМОНа. Сначала они выстроились по бокам возле фонтана, ничего не предпринимая, а возле фонтана в это время ходил какой-то начальник (в чинах не разбираюсь, было бы иначе, было бы стыдно) с рупором и говорил про незаконность собрания. Это при том, что встречу с депутатом (Ильёй Пономарёвым) можно устроить в любом месте в любое время, пусть даже и после митинга.

Дальше была команда, ОМОН нас окружил, оттеснив всех, кто не в фонтане. Мы в фонтане сцепились в живую цепь, пусть и неряшливо. Я постарался соседям объяснить и показать, как правильно держаться — показал полицейский захват в цепочку. Меня так и не расцепили, когда выцепляли, только тех, кто был сбоку, а потом мне просто не кого было держать (спасибо 3 м давно прошедшим дням в ГБР «Местные»)

Кстати, вспомнил один факт, меня пытались выдернуть за волосы! СУКИ! МРАЗИ! Благо питаюсь здоровой пищей и слежу за собой — волосы у меня крепкие)))

Проводили меня к автозаку мягко. Залог мягкого доставления к автозаку — мягкий разговор с доставителями (например чётко сказанная фраза «Я не сопротивляюсь») и отсутствие сопротивления. Обыскали поверхностно и посадили в автозак.

Полчаса в автозаке (нужные звонки о задержании, записи ВК) и нас повезли куда-то. Потом выяснилось — ОВД «Головино», срать-колотить, как далеко!

По дороге немного разукрасили автозак агит-наклейками (у кого-то должны быть фото)

А вот уже возле ОВД мы стояли долго. Что-то они канителились с оформлением. Начали нас заводить в ОВД после 24.00. Ну, а там уже мы узнали, что нам всем вменяют 19.3ч1. Сволочи!

Ещё 4 часа мы оформлялись, но эта инфа не особо интересна, кроме того, что рапорта были напечатаны под копирку, с единственным изменением в фамилиях задержанных, плюс в объяснениях Я писал, что не согласен со вменяемыми правонарушениями по ст 19.3ч1, т. к. находился на законной встрече с депутатом.

Освободили в 4 где-то.
Самое классное то, что поддержка была супер!!!

СПАСИБО ВАМ ВСЕМ!!!
Мне позвонили 3 человека, которые предложили мне вписку на ночь. СПАСИБО ВАМ!!!
Ко мне приехали две машины, встречать! ДИМА, АНДРЕЙ СПАСИБО!!!
Даша, красивая девушка, привезла нам, арестантам покушать и попить. СПАСИБО!!!
Мы всех дождались, и потом разъехались. Меня до метро и Я домой на 2ой эл-ке с Курка в Эл-сталь.

P. S. Именно в тяжелые моменты понимаешь истинную ценность словам «пока мы едины мы непобедимы».

Метро выталкивало на поверхность все новые и новые порции граждан. Их было много, они были разные, но почему-то в этом загоне Пушкинской площади мне сразу почуялось что-то недоброе.

Почему-то вспомнил Чистые пруды. Да, не задавайте мне любимый вопрос Варламова, сколько же было людей. Могло быть и больше, я думаю. Неужели все так быстро опустили руки? Зря. Если есть еще шанс, то надо пытаться его использовать, чтобы потом не жалеть: «Было страшно, сидел дома».

Угораздило же меня встать прямо рядом с кучкой провластных провокаторов. По этим одухотворенным лицам было сразу понятно: такие покупаются за 300 рублей на вокзале. Отличительный знак: трехцветная ленточка. Они прыгали, угукали, свистели, скандировали с обезьяньей ритмикой: «Путин-путин-пу-тинпу!» Но надо признать, организация была видна: по команде начинали, потом разом смолкали.

Громче всего вели себя во время выступления Навального, тем самым признавая, что он на сегодня самый опасный соперник для узурпаторов власти. Говорят, что в самом начале митинга была драка, но я ее уже не застал.

Выступали хорошо. Много скандировали. Из нового: титульный лозунг «Россия — да! Путин — нет!» и фраза из выступления Ольги Романовой «Путин — лох!» Романова, кстати, уже более-менее привыкла к публичным выступлениям и слушается гораздо лучше, чем на Первой Болотной. Настоящую сенсацию, неожиданную даже для организаторов, преподнес Сергей Удальцов. Он сказал буквально следующее: «Я никого не призываю, но сам останусь здесь. И не уйду до тех пор, пока не уйдет Путин». Сергей, конечно, никого не призывал, но тут же не удержался: «Давайте, не уйдем отсюда сегодня!»

С этого момента планы организаторов потекли по другому руслу. Илья Пономарев решил поддержать и сделал объявление: «После митинга я объявляю бессрочную встречу с депутатом ГД РФ. Это законно и не требует согласования. Обсудим, что делать дальше». Наконец-то кроме слов появилось хоть что-то.

И люди остались. Выступающие переместились в центр фонтана. Мегафон взял Удальцов и все настроились на дооолгую ночь. Через какое-то время стало ясно: долгой ночи не получится.
Однако, Алексей Навальный успел выступить еще раз.

Площадь начал окружать ОМОН. Количество присутствующих значительно поуменьшилось, но пара тысяч все равно оставалась на месте. И тут началось. Сначала ОМОН играл в какую-то карусель вокруг фонтана, а потом начали вытеснять людей из сквера, оставив сидевших в фонтане в окружении. Не церемонились. Со спины чья-то рука в перчатке схватила меня за лицо и начала нащупывать рот. Сосед крикнул: «Осторожно!» Я вывернул голову, но был схвачен за… шапочку. Ага, вот такой болевой прием от полиции. Шапочка слетела, я было обернулся за ней, но получил удар в челюсть. Отвечать нельзя! Делаю несколько шагов вперед, меня пытается сбить с ног подлетевший сбоку боец. Хватает меня за одежду, срывает фотоаппарат. Фотик летит под ноги сминаемой толпе, а я сзади получаю удар электрошокером под колено. От неожиданности падаю. Повезло. По мне пробежали и я остался за спинами ОМОНовцев. Нахожу фотик. Шапочку мне подносит какой-то молодой полицейский, еще не успевший потерять совесть.

ОМОН перестраивается, чтобы штурмом брать фонтан. Я остался вне игры и продолжать игру совсем не хочется. Но разве можно просто так стоять и смотреть? Вокруг центра фонтана выстроилось сплоченное кольцо человек из пятидесяти. Это уже совсем мало. Мелькнула мысль не лезть туда. Стало стыдно. Вешаю фотоаппарат через плечо и спускаюсь в чашу фонтана. Поехали!

И они поехали. Тактика проста: выдернуть одного, сразу сбить с ног, волоком до стенки, перебрасывают наверх, где уже принимают. Хорошо воевать, когда знаешь, что соперник не может тебе ответить. Бойцы по одному выдирают из наших рядов тех, кто встал кольцом вокруг Удальцова и Навального. Илья Пономарев стоит наверху и кричит в мегафон: «Вы нарушаете закон! Здесь проходит встреча с депутатом Государственной Думы! Не трогайте людей!» Но что полицейским до Государственной Думы, если нам самим до нее нет никакого дела? Вот уже и мой сосед упал под ноги и был уволочен. Вокруг Навального осталось последнее кольцо. Я стою прямо перед ним. Мы встретились глазами и кивнули друг другу. В следующий момент я уже летел на скользкое ледяное дно фонтана.

Еще раз вылетел фотоаппарат. На этот раз из сумки. Слетели очки. Еле-еле успел их подхватить из-под ног. Меня выволакивают к автозаку. «Куда тащишь?! Не видишь, что тут уже нет мест?» — кричат из машины. «Ноги шире, руки на автобус!» — командует страж правопорядка. Так я и стою, расставив ноги, в одной руке фотоаппарат, в другой — очки. Погружают в фургон. О, как! Серегй Удальцов уже здесь. Неплохая компания подбирается.

И знаете, други, никакого уныния. Мы поняли, что можем не просто телепать языком. Мы поняли, что даже в такой стране можно оставаться человеком. Меня окружают очень хорошие, интеллигентные, благородные люди. И пусть один — коммунист, второй — патриот, а третий — убежденный демократ. Всех нас объединяет одно: мы верим в победу справедливости и в то, что детям за нас не будет стыдно. Кто-то предлагает сделать групповое фото на память. Сергей спрашивает, нет ли у кого с собой фотоаппарата, чтобы не на мобилу. Я гордо извлекаю свой разодранный вдрызг старенький D40. Всеобщее ликование. Автозак очень тесный. Простите, братья, что не все попали в этот кадр. Но мы еще обязательно сфотографируемся. А вам, друзья, я скажу одно: это самая лучшая фотография в моей жизни. И я ей горжусь. V for Vendetta!

Потом было ОВД «Алексеевское», протоколы, адвокаты. Через четыре часа я должен быть в суде. Но это уже ерунда.

Мы не уйдем!

Источник: блог old_pionear

Народ увеличивался, подошли лимоновцы, кого-то винтили и тащили в автозак (уж не самого ли Лимонова?) — в общем, стало живее. Менты стали провозглашать что-то вроде «граждане пешеходы, не мешайте пешеходам», потом космонавты начали оттеснять граждан пешеходов, как это обыкновенно делается на Триумфальной, настойчиво предлагая при этом проходить в метро. Ко мне подскочили с микрофоном какие-то журналисты, кажется, с немецкого 1-го канала, и пока я рассуждал перед ними, что выборы были бы нелегитимны даже без «каруселей» и фальсификаций (ибо что это за выборы, к которым допущены только те, кого лично отобрал главный кандидат?) и что пора переходить к акциям гражданского неповиновения, — появилась колонна ментов, которая отсекла меня в группе журналистов от основных сил митингующих — те оказались по другую сторону колонны, у забора, отделяющего стройку на углу Малого Черкасского. Это было досадно, тем более что наши уже начали скандировать. Наконец воссоединился с ними. Гляжу — Никитин висит на заборе и скандирует: «Россия без Путина! Путин будет казнен!» Я присоединился, вцепившись в забор.

Тут-то и началось винтилово. Меня с тычками за волосы отодрали от забора, после чего за руки, за ноги несли в автозак. Втащили в автозак — я вцепился в поручень у двери, и попробуй оторви. Между тем подносят новых, мат: «Так вашу мать, четверо мужиков с одной бабой справиться не можете!» После этого передо мной появляется и лицо «бабы» — оказывается, Низовкина. Я несколько удивился: «Да ведь тебя же свинтили раньше!» Вцепившись друг в друга, мы на какое-то время совершенно заблокировали вход, пока Низовкину наконец не оторвали и не кинули на сиденье, причем на нее навалились два или три омоновца и так всю дорогу ее и держали, прижимая к сиденью. Я же остался держаться за поручень у входа и, улучив момент, даже выскочил из автозака и прокричал несколько раз «Путин будет казнен»! По водворении обратно решили не возиться, втаскивая меня в арестантское помещение, а приковали наручниками к поручню — так и ехал. По ходу обнаружил, что в процессе винтилова потерял шапку и шарф (шарф парижский, подарок графини Уваровой — жалко); да еще чуть было не потерял телефон, но его передали из арестантского отделения через окошко — оказалось, подобрала Ира Калмыкова, спасибо ей.

Поехали в ОВД «Замосковоречье», но, поскольку шофер дороги не знал, кружили довольно долго и наконец чуть ли не через МКАД добрались до Пятницкой. Мы же между тем договорились: с ментами никак не сотрудничать, данных не давать и т. д. Наконец приехали на место, омоновец подходит с ключами: «Поверни руку, я наручник сниму». Я не реагирую. «Ты что, хочешь так и ездить с наручником?» — «Ага». Насильно отогнули руку, выволокли за волосы и поволокли в отдел. Предлагают выложить все из карманов, я, разумеется, не реагирую. Начали шмонать под камеру опера, приговаривая про пассивное неповиновение и статью 19.3 (это в то время, когда менту собственными ручками приходилось расшнуровывать мне ботинки). Только потом один участковый догадался обратиться по форме: «Предъявите, пожалуйста, содержимое вашей сумки». Я говорю (собственно для камеры): «Я задержан не был, мне не представились, не назвали причину задержания, ваши требования незаконны». Уволокли в КПЗ.

КПЗ в «Замосковоречье» (как и в «Тверском» и, видимо, в других старых отделениях) советского и чуть ли не сталинского образца: камера метров 10, без окон, без вентиляции, без мебели (только дощатый настил на большую часть камеры, как в старых сортирах, на котором и предлагается спать) и с лампочкой над дверью, горящей одинаково все 24 часа. Я был один. Через некоторое время заходит молодой мент, протягивает мой ингалятор от астмы, говорит вежливым и доброжелательным тоном: «Это вам пригодится». Благодарю его кивком головы. Он — уже другим тоном, официальным: «Имя, фамилия?» Улыбаясь, молча отхожу в угол и сажусь на настил. «Понял вашу позицию» — захлопнул книжку и вышел. Умный человек, однако.

Большую часть «отказников» запихали в клетку обезьянника, в том числе Низовкину, Лаврешину, Иру Травкину, Иру Калмыкову и с ними Семена Колобаева (молодой фотограф из химкинских активистов, в Химках не раз битый чоповцами). По их рассказам, обезьянник был забит: ни повернуться, ни сесть, ни встать, так что я мог почитать себя устроившимся с комфортом. Было слышно, как они поют революционные песни (причем запевала, как всегда, Кадиева), я подпевал. Мне кричат: «Мы голодаем всухую!» «Я так и знал, — отвечаю, — я тоже!» Для подъема духа, в свою очередь, начал петь всякие песни: белогвардейские, польские партизанские, махновские. Так вот, как раз когда я затянул на слова батьки Махно:

Проклинайте меня, проклинайте
Если я вам хоть словом солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте
Я за правду, за вас воевал!

— дверь отворяется и появляется мент. И предлагает посадить меня из одиночки к народу (тоном искусителя: «там женщины!»), если я сам сниму и отдам ему цепочку с ключами. Я отказываюсь. «Но ведь ты же знаешь, все равно отнимем!» «Силой отнимайте, а добровольно не отдам». «Да ну, возиться еще… никто же не узнает, скажем, что силой отняли!» Я вместо ответа продолжил петь:

За тебя, угнетенное братство
За обманутый властью народ,
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной заодно пулемет!

Мент уходит, оставляя дверь открытой — что с его стороны было умно, потому что я в результате сам вышел и прошел в холл, где находилась клетка обезьянника и в ней все наши, встретившие меня приветственными кликами. Тут, соответственно, на меня навалились, вновь обмшмонали, сняли пресловутую цепочку и вообще вытащили все из карманов, а потом закинули в КПЗ, но уже другое, где были Строганов и Никитин. Строганов был в боевом виде: у него была порвана штанина, разодран на спине пиджак, и вдобавок его сильно ударили по почкам, отчего образовался синяк в полбока; бок очевидно сильно болел, и время от времени он принимался кряхтеть и ругаться. Голодовки они, по своим соображениям, решили не держать, и, когда принесли передачу, принялись есть и пить (я старался не смотреть). Строганову, впрочем, за отказ представляться не отдали сигарет, что в сущности тоже пытка (как пояснил начальник отделения, курить — не первая необходимость, а если наркоман попадет, ему прикажете наркотики давать? Хотя наркоманам, между прочим, дают лекарства).

На память о нашем пребывании, железная дверь камеры украсилась надписью: «Путин будет казнен!» На стене еще было выцарапано: «Путин — вор!», как привет от прежних постояльцев.

Говорят, что административно задержанным более 24 часов полагаются постельные принадлежности, горячая еда и еще что-то в этом роде, но это, должно быть, где-то на другой планете. Мы спали на голых досках, подстелив под голову собственную одежду.

На следующее утро, когда меня повели в туалет, я переговорил с сидевшими в обезьяннике и, забывшись, на вопрос «Кто с тобой в камере» назвал фамилии Строганова и Никитина. Менты, разумеется, подслушали и кинулись пробивать, почему-то по уголовной базе, но поскольку фамилию Строганова они расслышали плохо, то вскоре заходит довольный мент: «Строков Такой-то Такойтович, выходи и представляйся, мы тебя все равно знаем! Ты же в розыске, на тебе 160-я статья (присвоение и растрата)!" Не, говорим, и человек не тот и фамилия не та. Ушел.

Вдруг на несколько минут в нашу камеру заводят Колобаева, после чего выводят вместе с Никитиным. Как потом выяснилось, Колобаева отсадили из обезьянника, при этом избив, в наказание… Вере Лаврешиной, за ее нехорошее поведение.

Счет времени мы натурально потеряли, о происходящем за пределами камеры могли составлять представление самое смутное. Слышны крики — ага, женщин в суд повезли. Надо ждать, когда и нас повезут (так и не дождались). Опять шум и крики — женщин, стало быть, обратно привезли, интересно, сколько дали и когда повезут в спецприемник? Громкий голос Кадиевой, крики «Не бейте женщину! Фашисты!» — «Наручники давай! Наручники!» — Кадиеву бьют. Я начинаю бешено колотить в дверь, открывает этакая горилла в серой форме, я ору на нее: «Что у вас тут происходит?» — горилла дает мне кулаком под дых: «Сдохнешь здесь, собака!»

Через некоторое время горилла снова отличилась. Строганов стал колотить в дверь, долго не открывали, потом открывает горилла: «Что такое?» — «В туалет выведите». — «А ты заслужил, чтобы тебя в туалет водили? Называться не хотите, а в туалет их води». Я: «Исполняйте свои обязанности!» — за что тотчас получаю. Строганова наконец выводят, горилла вновь заходит в «хату» и наносит мне несколько довольно болезненных ударов, сопровождая их нравоучительной бранью. Ушел и книжку забрал, скотина: «И так у вас тут санаторий!» Если бы я был полон сил и энергии, то от скуки и отсутствия чтения, должно быть, готов бы был повеситься; но поскольку начала сказываться голодовка (слабость, легкое головокружение), то, в общем, оставалось лишь лежать и дремать, время от времени перекидываясь со Строгановым ругательствами и насмешками в адрес «сливных» лидеров.

Когда, по нашим расчетам, наступило уже утро вторых суток, выпустили Колобаева и Никитина — они согласились что-то там подписать. Заходил начальник отделения, соблазнял нас: «Мы же вас все равно знаем, вот вы Строганов, а вы (мне) — Серов. Подпишите обязательство о явке в суд — и вы на свободе, тем более что на Манежке опять буза, уже 15 человек привезли, идите туда и бузите». Отказались. На слова Строганова «моего товарища избили» (обо мне) начальник радушно предложил писать жалобу, прибавив угрожающим тоном: «Однако, если жалоба не подтвердится…" (Очевидно, он имел в виду статью о ложном доносе.) «Ах, не хотите? Ну так вам еще сутки сидеть здесь до 48 часов». — «Как сутки? Несколько часов, сейчас же утро 7-го!» — «Нет, сейчас 9 часов вечера 6-го». Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Остались просиживать еще 24 часа, готовые к тому, что назавтра повезут в суд, где добрый наш знакомый Стеклиев и определит в спецприемник. А ведь одного слова, одной какой-то подписи достаточно… ну да ладно.

Назавтра, впрочем, и обо мне информацию пробили и заходили, похвалялись, что знают обо мне все. При этом «все» оказалось взятым из крайне тенденциозной статейки в «Викиреальности», сочиненной моими оппонентами по Википедии. «Ты, говорят, СССР не любишь и Россию не любишь».

Примерно с часу дня 7 марта начали нормально выпускать. Сначала выпустили женщин, потом меня со Строгановым, заменив наши подписи подписями понятых. Протоколы на нас таки оформили по 19.3 (неповиновение полицаям). Перед уходом мне предлагали взять бумагу о явке в суд (суд назначен на 12 или 13), я вежливо отказался, объяснив, что ни в какие их суды все равно ходить не намерен.

Вернув телефон и выйдя, начал звонить, узнавать, что делалось в мире эти двое суток — и тут только, по выходе, я и узнал о событиях на Пушкинской площади и о том, что Татьяну Кадиеву увезли в 1-ю Градскую с переломанным носом.
В ЖЖ-сообществе «Намарш.ру» о нашем освобождении было сообщено с резюме: «Полицейские сдались на милость радикалов».

Автор — Павел Шехтман

Источник: блог Павла Шехтмана на Грани. Ру

Когда мы вышли на улицу, там уже была довольно неприличная концентрация органов правопорядка — они нас ждали. Нас сразу предупредили, что будут задерживать — одиночные, не одиночные, не важно. Мы сознательно разошлись так, чтобы друг друга даже не видеть — минимум на 100 метров. О массовой акции дело совсем не шло — одиночные пикеты, как и планировали.

Я подошел к метро Лубянка, к магазину «Наутилус». Когда подошел, оттуда уже забирали парня с плакатом. Я решил встать на его место, и когда достал плакат, подошел полицейский, и сказал, что если будет кто-нибудь со мной стоять, меня заберут как на массовой акции.

Попросил посмотреть плакат. Там было «Хватит врать и воровать». Сказал — хорошо, стой, по сути, дал такое разрешение. Я простоял 15 минут, и когда начались уже задержания, ко мне подошли и сказали, что теперь есть угроза безопасности, и задержали.

В нашем автозаке было 6 человек, нас повезли в Басманное, других — в Тверское. Там было жестче, чем у нас. Мы с полицейскими общались в автозаке, они понимали нашу позицию, объясняли, что они при исполнении. В участке они по большей части вели себя достаточно корректно.

Только с Инной [Карезиной], которая не захотела заполнять протокол… Угрожали, что поставят в камеру с уголовниками, но в итоге нашли компромисс — она написала в протоколе, что отказывается подписывать протокол.

В Басманном ОВД относились лояльно, мы сами заполняли протоколы — а в Тверском пытались подсунуть на подпись пустые протоколы.

Потом мы все поехали к Тверскому ОВД, где на данный момент еще остается одна наша подруга.

Я считаю, что это была репрессия, и не столько против нас, сколько против народа, которому не дают возможность высказываться. Я не виню конкретно исполнителей: они объясняли, что для них отказ от исполнения — это потеря работы. Так что это репрессия не со стороны конкретных полицейских, а со стороны тех, кто дает указания — т. е. со стороны власти.

Как и 12 другим задержанным, Щербакову инкриминирована статья 20.2 ч.2 КоАП — «Нарушение установленного порядка проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования». Суд над Александром Щербаковым состоится 21 февраля, в 14 часов, судебный участок № 370, Новая площадь, д 8, стр 1.

Мы туда пришли — человек двадцать с чем-то, растянули растяжку около 19 часов 05 минут. Мусора начали нас винтить практически сразу, достаточно грубо: разговор начинается с тычка в грудь, потом растаскивают, заводят между автобусами и передают дальше. Никакого мегафона я не заметил, никого ни о чем не предупреждали, никто не представлялся, сразу начали задерживать.

В автобус буквально закидывали — кого за руки-за ноги, кого толчками. Задержали, мне кажется, всех участников акции.

В автобус потом завели двух женщин-активисток — Низовкину и Стецуру. Мы решили, что не будем никого пропускать в зарешеченную часть, стояли — не пускали. Потом закинули Евгения Попова — бросили просто на пол.

Полицейский уперся спиной в окно, а ногами пытался захлопнуть дверь. В результате он просто выдавил окно — потом в прессе писали, что это сделали буйные задержанные.

Полицейские хамили страшно, били по решетке из всех сил. Били по рукам, которыми людьми держались за двери, по пальцам на решетке.

По пути автобус врезался в какую-то машину и чуть позже скрылся с места ДТП.

В этот момент началась чуть ли не драка с полицейскими, которые пытались все-таки всех затолкать в зарешеченную часть. Один полицейский пытался остановить своих коллег и закрывал девушек своим телом. Потом из автобуса высадили буйных полицейских, и до ОВД те, кто дрался с задержанными, не доехали — вместо них поехали другие.

На моей памяти таких жестких столкновений в автобусе почти не было: до боев дело раньше доходило всего один раз. Обычно задержанные требуют полицейских представиться и объяснить, почему они должны выполнять их требования, а в этот раз сразу начался жесткий разгон и да, определенное сопротивление этому со стороны задержанных было, но под монотонный бубнеж с требованиями разъяснить, что происходит и на каких основаниях. На последней акции по Стратегии-31 тоже были (не массовые) избиения в автобусе, и кстати, там засветился тот же полицейский, что и в этот раз — тогда он представился Щасловым.

В самом отделении тех сотрудников 2-ого ОПН, кто избивал в автобусе, не было.

В ОВД несколько человек отказались представляться, в том числе Низовкина и Стецура, активистки, которые всегда следуют такой тактике. Протокол, на удивление, оказался достаточно приближенным к реальности — правда, полицейские не предупреждали задержанных и не просили их разойтись, а лозунги мы выкрикивали немного другие: «Остановим диктатуру», действительно кричали, а вот «Долой путинскую фашистскую власть» приписали уже в ОВД. Всем, кто был со мной в отделение Тверское, предъявили статью 20.2 ч.2 КоАП.

В понедельник, 5-го числа, я отправился на Чистые пруды, чтобы побывать на митинге несогласных с результатами выборов. Митинг — санкционированный. Собралось (как я мог визуально оценить) порядка 5000 человек, говорят, что было и 7.

То, что я пришел на митинг, лично для меня, нонсенс. Это до чего же должно было дойти, чтобы я выполз?! Но я буквалист, я не столько против победы ЕР на выборах, да пусть бы ее результаты были 99%, но учитывая все эти многочисленные задокументированные факты фальсификаций — я не могу считать ни выборы, ни власть легитимными. Простите, но такое нарушение закона — это плевок на все идеалы, что есть у человека.

Занятно, что от сотрудников органов, в последствии, мы постоянно слышали снисходительное: «Ну, вы же понимаете в какой стране вы живете». Я понимаю. Я живу в стране, общей площадью 17 млн км2, расположенной в Восточной Европе и Северной Азии. Фальсификацию я понимаю, как нарушение законов нашей страны и уголовное преступление. Так что единственное, что я не понимаю, это разницу в «пониманиях».

Ладно. Вернемся. Митинг начался в 19–00 и закончился в 20–00 (ну или чуток пока не расходились). Скажу сразу, митинг мне не понравился. Туда я пришел «запечатлеть почтение», но орать с толпой пустые лозунги, которые даже хуже речевок болельщиков — не хотелось. «Революция!», «Путин — вор!», «Долой власть!» — это все хорошо и тестостерон играет. Пара выступающих, правда, на мой взгляд, кричали хорошо: «Конституция!» и «Под суд!».

Митинг завершился призывом со сцены выдвинуться толпой к ЦИКу и продолжить стояние уже в Черкасском переулке. Сказано — сделано. Толпа потихоньку выдвинулась. Я с первой партией пошел. Интересно увидеть, что будет. По дороге зашел купить кофе, и когда вышел со стаканом из кафе, обнаружил, что отстал сильно. По Мясницкой начал нагонять. И что удивительно… не нагнал! Толпа как-то рассосалась (это яркая черта той толпы того вечера, кстати).

Из замечательных наблюдений вокруг — по переулкам и проулкам Мясницкой рассредоточены толпы омона. Я никогда не видел ТАКОГО количества. Проулки были просто забиты касочной и бронежилетной массой. Вдруг, за моей спиной началось движение, «космонавты» плотными рядами стали перекрывать Мясницкую.

Я сразу подумал, что обойти кордон очень просто по соседним улицам, благо там таких путей обхода навалом. Позже мне рассказывали, как омон обходили через… помещение магазина Библио Глобус! :)

Получило[сь], что к ЦИКу я пришел первым и… единственным! Порядка получаса я там топтался и даже сделал большой круг, чтобы посмотреть, вдруг толпа собирается со стороны Новой площади. Вернувшись к ЦИКу я обнаружил еще… ОДНОГО товарища. Мы познакомились, поболтали. Решили еще прогуляться. Сходили посмотреть на место митинга ЕР на площади Революции. Вернулись к ЦИКу, никого нового не нашли, попрощались и пошли в разные стороны.

Все это время у ЦИКа собирались омоновцы и представители мвд. Но как-то вяло. Время спустя (где-то в 21–00 или чуть позже) их действия стали чуточку более организованными. Подходы к ЦИК перегородили автобусами и кордоном из омоновцев с щитами. Но, повторюсь, все это было каким-то разбродом. И щиты как-то держали не воинственно и часть кордонов на подступах сняли.

Тут я хочу отметить, что очень долгое время, после того, как митинг закончился, и до того, как начались облавы, никто собственно не понимал что делать. Ни исполненные праведного гнева «оппозиционеры», ни силы «правопорядка». Толпа с Чистых шла в очень разных направлениях, и не знала где центр. В какой-то момент, прибившись к группе народа, мы стали следить за ситуацией через твиттер Варламова. Оперативно перемещаясь по его постам, мы каждый раз оказывались в пустынных местах. Силы «правопорядка» так же не понимали, что и зачем делать. Растерянность была написана на их лицах.

Мой вечер превратился в увлекательную прогулку по городу. Интересно было смотреть на мельтешение вокруг, слушать разные разговоры. В итоге я оказался в компании симпатичных молодых людей у памятника Пушкину.

В 22–20, когда мы уже собирались, идти в переход, в метро, чтобы разъехаться по домам (еще раз отмечаю, мы стояли у памятника, за широкой бронзовой спиной, к которой не зарастет тропа), к нам подошли странные люди. Эти люди отказались назвать себя, а одеты были в одежду камуфляжной расцветки, которую можно купить в магазинах типа «Рыбалов». Неизвестные потребовали от нас проследовать в автобусы. Мы попросили представить[ся] и показать документы. Один из неизвестных «рыболовов», обладатель маленьких черных усиков, руководствовался кодексом Матроскина (усы, лапы и хвост): «Я полковник! Какие, нахуй, документы!»

Нас начали «паковать». Меня достаточно вежливо провели под локоток в автобус. Когда салон оказался запол[н]еннным, машина дернулась с места.

С этого момента начался марафон из звонков. Звонили в салоне, практически все, т. к. для большинства опыт задержания был в новинку. Мы звонили, в первую очередь, даже не родным и близким, а тем, кто мог помочь советом. Тем, кого уже задерживали, журналистам, юристам.

Забегу вперед. Звонков было много. В какой-то момент началась лавина. Во-первых, откликались и помогали, давали советы, люди, с которыми мы давно не общались или те, с которыми мы и особо знакомы не были. Было множество звонков от тех, кого мы и не знали вовсе, но тех, кто звонил по принципу «шести рукопожатий». И, конечно же, звонки от друзей со словами поддержки! Спасибо! Спасибо! Спасибо вам всем за это!

Я не чувствовал единения на митинге на Чистых прудах. Толпа в целом была какой-то неуверенной. Ни один из лозунгов не продолжался дольше, чем его продолжал скандировать в микрофон человек на сцене (это к вопросу об отсутствии лидеров настоящих, сейчас лидер — это нечто эфимерное: идея и обида). Но вот в камере и в суде это единение было. Оно было в телефонной трубке. Оно было между задержанными. Оно было благодаря всем присутствующим (включая омоновцев и сотрудников полиции).

Итак, нас доставили в ОВД Тверское. Сейчас мне пишут, что в сообщают об избиениях и жестких задержаниях. Верю, что такое могло быть. Однако с нами (в Тверское нас доставили 17 человек, четверых журналистов с корочками быстро отпустили) обращались вежливо. Без грубостей. Ни физической силы, не оскорблений я не встретил.

Сначала нас разделили на две группы: на втором этаже и на четвертом. На четвертом нас разместили в помещении музея ОВД. Интересно. Там были очень хорошие фотографии дореволюционные.

Еще раз повторюсь, я формалист. Я не столько против задержания, сколько против невыполнения законных процедур. Я уже писал, что нам не представились, не сообщили за что задержали, не показывали документов. Кстати, наши паспорта тоже быстро изъяли — без объяснений.

Как нам стало известно от компетентных товарищей-юристов (Вика, спасибо тебе за консультацию!), нас не имеют права задерживать дольше 3 часов без объяснения причины. Простая математика. 22:46 — нас доставили в ОВД Тверское (по протоколу мы задержаны с 22:30). Впервые я увидел протокол задержания из которого я и узнал за что задержан в 1:50. Вроде бы разница 20 минут, но… Нам не объясняли ничего. Ни причин. Ни прав. Ни норм закона. Когда мы читали и подписвали рапорта, конечно, сотрудники поясняли нам его содержание… если мы задавали вопросы.

Итак, долгая нервотрепка закончилась. Стало ясно, что нас продержат минимум до утрам. Нас отвели на первый этаж. Забрали вещи. Шнурки, само собой. Сделали опись. И посадили в камеру. Последним в камеру запустили Ильяса.

Ильяс представился «профессиональным троллем». Троллинг системы он производил с удовольствием. Коли им есть время составлять глупые рапорты и ночь проводить за бумажками, то Ильяс потребовал провести детальнейшую опись своих вещей. В частности, переписать номера и реквезиты многочисленных дисконтных карточек.

Всего в ОВД нас осталось 13 человек. 10 парней и 3 девушки. Мы и заняли две камеры. Камера. Надеюсь, это место попадет в какой-нибудь журнал типа Интерьер Дизайн, или сотрудники ОВД отправят заявку в «Квартирный вопрос». Размеры (примерно) 2,5 на 3 метра. Высокий потолок (очень, 4–5 метра). Фактурные стены. На двери и дверной коробке есть надписи. На двери: «Путин будет казнен», нацарапано. На коробке — «31». Кстати, на двери в туалет есть надпись: «Россия будет свободной». То, как надпись сделана: на листе, который находится под пластиковой панелью, и тот факт, что задержанный, при выходе из камеры в туалет, находится под бдительным присмотром сотрудника ОВД, говорит о том, что надпись не могла появится просто так, как быстрое и скрытное хулиганство.

Спали мы неважно. Все же 10 мужиков старались устроить себе лежбище тюленей. и все равно двоим приходилось стоять и ждать очереди. Но ночь прошла в разговорах, засыпали ближе к утру. С нами был Даниил (один из организаторов националистического объединения «Лига обороны Москвы»). Под утро он храпел так заразительно, занимая своим мощным телом приличный кусок пространства.

Ах, да, как камера выглядит. Входите — узкая полоса пола, после деревянный настил поднятый над полом на одну ступень. Это плоское и удобное с ортопедической точки зрения пространства предназначается для лежания. К вашим услугам — мятый и в пятнах матрас. Рум сервис занимается уборкой один раз в день — корридор и туалет. Уборка камеры, видно, в отсутствие задержанных. Завтрака нет. Вроде бы содержание задержанного 30 рэ в день, но нас не кормили, не поили. Однако нам активно передавали продукты, воду. Девушки из соседней камеры выпросили возможность купить в автомате в отделении стаканчики с кофе. Это был великолепный кофе! Даже лучше того, что потом нам передали из шоколадницы.

Спасибо большое всем за эти пакеты с булками, водой, колбасой, кофе. Это была не просто еда, это была информация. Это было напоминание о том, что мир шире, чем каменный мешок 2,5 на 3.

В одном из пакетов, под бананами, пронесли телефон.

Заметки 1

Кажется, я простудился в ОВД. Стенка у которой я спал была холодной. Поэтому хоть я и спал 12 часов, все равно чувствую себя уставшим. И голова болит. Поэтому, теперь, буду говорить о каких-то эпизодах.

Я обязан сказать о замечательных девушках. Сестры-близнецы Тамара и Люба, а еще Даша, которая мечтает преподавать английский сотрудникам МВД. Мы постоянно путали Тамару и Любу. Не путал только Саша — муж… Любы? Тамары? То ли Люба, то ли Тамара — художница. Она сделала замечательные каррикатуры (обещала прислать). Одна из них показывает, как Даша, хрупкая девушка где-то метр 60 ростом сопротивляется силам ОМОНа и перекрывает Тверскую, видимо, телами поверженных омоновцев.

Даша, Люба и Тамара активно защищали себя. Подавали ходатайства. Вызывали свидетелей и, судя по всему, будут оспаривать приговор суда. Правда, все, все мы получили одинаковый приговор. Только мера наказания либо штраф 1000 либо до 3 суток. Девушек всех отпустили со штрафом.

Преступный подложный суд это лишь одна из сторон преступной подложной власти в нашей стране. Это один из интсрументов давления на общество. Вот только власти, кажется, стоит обратить внимание, что они использую его как-то неправильно. Этот суд не напугал никого. Но только прокачал и утвердил в своей правоте людей… которые раньше только и делали что ретвитили и лайкали.

Заметки 2

Рапорт был типовой. Ошибки типовыми. И типовым был суд. Одни и те же «свидетели» обвинения. Одни и те же слова. Под конец, сотрудники ОМОН путались, заговаривались.

В коридорах, правда, шли другие личные разговоры. Практически все сотрудники ОМОН и МВД разделяли нашу точку зрения и со многим соглашались. Да, это и «а Васька слушает, да ест», но вам стоило слышать некоторых из них, которые говорили с чувством, от себя, и достаточно реакционные и «крамольные» вещи.

Конечно, было много лицемерия. Но, простите меня за пафосные слова, я был счастлив, что на суде НИ ОДИН не посмотрел мне в глаза. Даже на вопрос судьи: «Знаком ли вам обвиняемый» — на меня не смотрели. НИ ОДИН из присутствующих в суде не поднял головы. Ни свидетели, ни какие-то непонятные омоновцы.

Заметки 3

На суде я вел себя максимально пассивно. Я не похож на идеологического борца. Весь спектр чувств я уже испытал до суда. Там, в здании суда, оставалось просто гулять по коридорам, читать забытые газеты и относиться максимально равнодушно. Плюс, я дико хотел вернуться к сыну.

Когда мы еще сидели в камере, пришли первые известия о тех, кого задержали на 15 суток. Вот тогда мне было страшно. Вроде глупый срок. Но мне было невыносимо тоскливо от того, что я две недели не смогу видеть своего сына.

Кстати, когда судья покинул зал, мы с оставшимися, какими-то непонятными омоновцами (я серьезно не понимаю, зачем они сидели там), мы говорили, в основном, о детях и о мультиках.

Так один сотрудник сказал, что уважает Бэтмана, потому что он единственный не мутант. А человек-паук ему не нравится. Со всеми сошлись на том, что любим все «Трое из Простоквашино».

А о моей пассивности. Во-первых, у нас была схема: одни подают ходатайства, другие — нет. Эксперимент. Во-вторых, после нескольких заседаний, я не видел смысла в противодействии именно этому заседанию.

На вопросы о ходатайствах (они лежали у меня в кармане) или о комментариях или вопросах к свидетелям обвинения, я заявил, что у меня есть и ходатайства, и вопросы, и комментарии, но я не вижу смысла их заявлять, т. к. они не будут приняты во внимание. «Показаниям С.К. о его невиновности суд не доверяет и расценивает их защитной позицией, избранной с целью избежать ответственности, посколько они противоречат письменным материалам дела, а так же пояснениям в суде сотрудников полиции Марченко А.С., Курашова О.О., которые являются логичными, последовательными и полностью согласуются с материалами дела. Оснований не доверять показанимя указанных свидетелей суд не установил».

Я хочу дать понять, что этот суд абсолютно подложный, ложный и «нелигитимный». В теоретической ситуации «по закону», нас оправдывали бы после одного-двух аргументов. Правда, в теоретической ситуации «по закону» — это грозило бы потерей работы многим людям.

Заметки 4

Кстати, еще вам милое дополнение. Даша пошла в автозак абсолютно добровольно. Могу ошибаться, но кажется, она даже просилась сопровождать. Но ее ложно осудили, как и всех нас. Т. е. омоновцы врали, что они видели Дашу, что они ее задержали.

Заметки 5

Ой, я же самого главного не написал. За что нас осудили. Сейчас, перечитывая протокол, я испытываю горечь нереализованных возможностей. Итак, смотрите перекрыть движение на Тверской и сопротивляться ОМОНу стоит всего увлекательных 24 часов, в которые ваши передвижения ограничены (это не сильно отличается от маршрута дом-работа-дом) и 1000 рублей. Правда, еще раз отмечу, это наглая ложь и просто типовой рапорт. Мы не перекрывали Тверскую. Не сопротивлялись. И тем более, не были там, где указано в рапорте. Ну и сотрудников ОМОН, которые нас задерживали, я не помню у памятника Пушкину. Меня, к примеру, в автобус вел красивый и высокий парень. В суде против меня свидетельствовали двое мужчин среднего роста и не очень симпатичные.

Заметки 6

Прошедшие сутки были великолепно информационно насыщенными. Редко когда твое личное самоощущение складывается из множества информационных потоков. Когда ты воспринимаешь, не только «объективную» реальность себя здесь и сейчас, но и еще чувствуешь себя где-то.

Так меня потрясла история моего брянского друга. Kirdos со своей флэйвой выдвинулся в Москву поддержать нас (ну и, долг гонзо зовет быть на передовой!) Скоро он позвонил с новостью, которая меня шокировала. Их машину остановили на трассе Киев-Москва и просто развернули, не позволив продвигаться дальше.

Статья 27

1. Каждый, кто законно находится на территории Российской Федерации, имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства.

2. Каждый может свободно выезжать за пределы Российской Федерации. Гражданин Российской Федерации имеет право беспрепятственно возвращаться в Российскую Федерацию.

Заметки 7

Я хочу сказать одну простую вещь. Я не сильно против задержания. Мне крайне неприятна та ложь, которой это задержание обосновано. В протоколе задержания нет НИ ОДНОГО слова правды. НИ ОДНОГО слова правды не было на суде. Вот, что мне важно рассказать.

Заметки 8

Наверное, чуть позже я выложу скан рапорта и судебного решения. Хотя эти бумажонки не заслуживают внимания. Как минимум из-за того количества ошибок, что в них допущены. Судите сами. Из рапорта:

«примерно в 22 часов 30 минут»

«требованию сотрудника полиции в связи с исполнением ими»

«проезжую часть улице Тверской»

Заметки 9

Маленькое, но пикантное дополнение. Когда у Пушкина нас стали задерживать мы находились в процессе активного и эмоционального обсуждения идеи о… вступление в партию Единая Россия! Если из нашей группы и доносились лозунги, то они были такими: «Мы верим результатам выборов!», «Фальсификации — это наглая провокация!», «Медведев не может врать!»

P. S. Кстати, мало того, что нам не представились, не показали документов, но и не предложили разойтись.

5 декабря

Сцепившись локтями, мы прижимались к стене углового дома на Театральном проезде. Еще полтора часа назад нас было почти десять тысяч на Чистых прудах. Минут тридцать назад нас было около тысячи, и мы продирались через омоновские ряды на Кузнецком Мосту. И вот нас — сотня. Вокруг — армия полицейских, автозаки, железные щиты, шлемы и дубинки. До Центризбиркома — метров пятьсот, но пройти туда уже невозможно. Фальсификаторов хорошо охраняют.

***

В автозаке тесно, но весело. Двадцать пять молодых парней сидят друг у друга на головах и фотографируются на память. Телефоны пока еще не отобрали.

***

ОВД «Северное Измайлово». Какого черта так далеко от центра? Кому-то сообщают, что задержанных — больше трехсот. Центральный округ не справляется, демонстрантов развозят по участкам в спальные районы. Адвокатов не пускают. Всех оформляют по «арестной» статье 19.3 («неповиновение полиции»).

***

Нас с Навальным отделяют от общей группы и разводят по разным комнатам. Обыскивают, отбирают личные вещи. «Получите уголовный срок за провоцирование беспорядков», — угрожает опер. «Беспорядки „Единая Россия“ и Чуров провоцируют», — отвечаю.

***

Неожиданно двое амбалов в форме выкручивают мне руки и буквально бегом прогоняют через все отделение. У черного входа припаркован микроавтобус без опознавательных знаков. Запихивают. За рулем — мужчина в черной маске спецназовца. Ничего не объясняют.

***

Летим по ночной Москве в сторону области. Водитель в маске игнорирует правила и легко обгоняет машины по встречке. Куда везут — непонятно. Проезжаем МКАД и несемся по Щелковскому. «В лес, что ли, везут?» — вглядываюсь в темноту.

***

Паркуемся у ОВД поселка Восточный. Заводят. Навальный уже здесь: мирно беседует с сотрудниками Центра «Э» (по противодействию экстремизму), рассказывает им про коррупцию в «Газпроме». Продлилось это, впрочем, недолго. Оформлять в «Восточном» нас категорически отказались. Снова в машину.

***

ОВД «Китай-город» наконец. Обезьянник. Узкие деревянные лавки, железная клетка. 6,5 часов нас катали по городу, так и не ознакомив с материалами дела, так и не пустив адвоката. С улицы слышно: «Свободу политзаключенным». Небольшой стихийный митинг продолжается под окнами ОВД всю ночь. Нам кое-как удается поспать пару часов. Наутро суд.

6 декабря

Меня забирают из клетки первым. Привозят в мировой суд на Ильинке, буквально в соседнем здании с Центризбиркомом. «Пустите передать привет Чурову», — пытаюсь разговорить мрачных конвоиров. Бесполезно — каменные лица.

***

В коридоре суда десятки людей: сторонники, друзья, журналисты. Успеваю на ходу поцеловать подругу — и тут же толчок в спину. «Быстрее, не задерживаемся».

***

Только в зале суда мне и адвокату (его наконец пропустили) дают возможность ознакомиться с делом. Спустя 15 часов после задержания — грубое нарушение! Появляется судья: известная своей неприязнью к оппозиционерам Ольга Боровкова. Именно она отправила нас с Немцовым встречать прошлый Новый год за решетку. На ее счету уже десятки политических решений. Нашистка в мантии.

***

Все как обычно: Боровкова отклоняет (не читая даже!) почти все наши ходатайства. Отказывается приобщать видеозапись. Игнорирует, что рапорты якобы задержавших меня полицейских написаны под копирку. Допрос полицейских напоминает анекдот. Они утверждают, что держали меня за руки, но я умудрился этими же руками одновременно махать и толкать их в грудь. «Это были разные руки, — юморит адвокат. — Яшин как шестирукий Шива». Судья, однако, в показаниях лжесвидетелей не видит ничего смешного: ей они кажутся «последовательными и убедительными».

***

Судья удаляется для принятия решения. Через пару минут из ее кабинета выходит разъяренный пристав и начинает орать на журналистов: «Прекратите онлайн-трансляцию из зала суда».

***

Боровкова появляется в зале. 15 суток. Никаких сюрпризов.

***

Еще несколько часов ожидания в клетке ОВД, пока судят Навального. Приводят наконец. Те же 15 суток.

7 декабря

Короткая ночь в спецприемнике: наутро апелляция в Тверском суде. В седьмом часу утра нас с Навальным заталкивают в «стакан» полицейской «газели». Сидим как в карцере: темнота, холодно, пространство 1,5×1 метр.

***

Меня ведут в суд первым. Выхожу из машины и с удовольствием вдыхаю свежий морозный воздух. На запястьях щелкают наручники. Это еще зачем? Так положено.

***

Судья Криворучко. Еще один «герой правосудия», фигурант «списка Магнитского». По отработанной уже схеме отклоняет практически все наши ходатайства. Не хочет смотреть видео и вызывать полицейских. Слушает адвокатов и меня со скучающим видом.

***

Оживился Криворучко лишь однажды: когда я заявил ему отвод, упомянув среди прочих оснований присутствие его фамилии в «списке Магнитского». «У меня поправочка, — раздраженно перебил он меня. — Правильно говорить: список сенатора Кардина».

***

15 суток — приговор остается в силе. Спустя пять часов такое же решение судья принимает по Навальному. «Газель» трогается от здания суда. Снаружи десятки людей скандируют: «Свободу!»

8 декабря

Навального определили в камеру № 5, где я встречал Новый год. Там в этот момент сидел националист Боровиков и десяток гастарбайтеров из Средней Азии. Навальный не раз ходил на «Русский марш» — наверное, решили его таким образом повоспитывать. Конфликтов, впрочем, никаких не случилось.

***

Я «заехал» в камеру № 6. «Ну че, политический?» — улыбнулся мне коренастый мужичок по имени Леха. Я кивнул. Он подмигнул и указал мне на хорошую шконку (так тут называют койку).

***

Леха тут вроде как за старшего. Родом из деревни в Ивановской области. Среднерусский говор, веселый матерок в речи. Половина челюсти — золотые зубы. Попался за езду без прав.

***

Леха отсидел за убийство. У них в деревне жил какой-то отморозок, который напивался и жестоко всех бил. Однажды он сломал руку Лехиному другу детства. Тот взял ружье, пришел к обидчику домой и выстрелом снес ему полчерепа.

«Про меня даже в газетах писали», — гордо скалится. «Не жалеешь, что убил?» — спрашиваю. «Нет. Был бы он щас жив, я бы его снова завалил».

9 декабря

За год в спецприемнике мало что изменилось. Те же грязные обшарпанные стены. Двухъярусные раздолбанные койки. Выедающий глаза сигаретный смог. Загаженная вонючая дыра в углу вместо унитаза. Армия тараканов. В общем, жить можно.

***

Второй день завозят политических. В общей сложности из почти тысячи задержанных на митинге оппозиции в спецприемник № 1 отправили 78 человек. Сроки — от 5 до 15 суток. Остальные отделались штрафами.

***

Многие оппозиционеры были вынуждены все это время ночевать в обезьянниках. Мест не хватало: спали по очереди или прямо на бетонном полу. В спецприемнике тоже оказались не готовы к такому наплыву политических: многим не хватает постельного белья, спешно ставят дополнительные койки.

10 декабря

Этого дня ждали мы все: в Москве должен состояться крупный митинг оппозиции. Результат превзошел самые смелые наши ожидания: тысяч 80 как минимум вышло на Болотную площадь. И еще десятки тысяч — в крупнейших городах по всей России. Запахло большими переменами. Стало ясно: сидим не зря.

***

В знак солидарности с митингующими мы объявили коллективную забастовку: отказались вставать на утреннюю перекличку, раз в час во всех камерах начинали скандировать «Свободу!» и «Россия без Путина».

***

Сотрудники изолятора заметно нервничали весь день. К зданию подогнали полицейское усиление и ОМОН. И наравне с арестантами сотрудники весь день слушали «Эхо Москвы».

***

Возвращаясь в камеру после встречи с адвокатом, обнаружил в коридоре троих полицейских, сосредоточенно склонившихся над радиоприемником.

«Господа полицейские!» — официально обратился я к ним. Все трое подняли глаза. «Именем революции предлагаю вам сдать оружие и выдать мне ключи от камер», — предложил я. Пауза продолжалась секунд 10. Полицейские пытались понять, шучу я или всерьез. «Да нет у нас оружия, — сказал наконец офицер. — Только дубинки».

11 декабря

В нашу «хату» определили нового сокамерника. Выглядит жутковато: мутные полуприкрытые глаза, чернозубый прогнивший рот. Героиновый наркоман со стажем: кажется, до сих пор под кайфом.

***

Представился наркоман Ильей. Кроме своего имени мало что помнит. Не знает, за что посадили. Думает, что это не изолятор, а больница, и просит пижаму. Зачем-то все время поджигает пластиковые бутылки. Но совершенно не агрессивен — напротив, через слово извиняется.

***

Поговорили. Едва не сел за изнасилование в прошлом году. Говорит, что «девочка сама дала», но на следующий день отнесла заявление в милицию. Откупился в итоге: брат продал машину, девочка за деньги забрала заявление.

***

— На что живешь?

— Лопатники щипаю. Ни разу еще не брали!

— Воруешь?

— Могу и убить.

— Ну вот меня бы убил?

— Тебя? Легко. — улыбается своим черным ртом.

И непонятно, шутит или всерьез.

***

Вечером у Ильи началась ломка. Сначала тихо плакал у себя в углу, потом засуетился. Когда наркоман скрутил полотенце и начал примеряться к решетке, чтобы удавиться, мы принялись колотить в дверь. Сотрудники изолятора нашли у него предсмертную записку. Через пару часов парня увезли в психиатрическую клинику.

12 декабря

День Конституции администрация спецприемника отметила шмоном — тотальным обыском в камерах. Искали мобильный телефон, который один из арестованных оппозиционеров умудрился пронести в камеру, перехитрив охрану. С помощью мобильника мы успели дать несколько интервью из-за решетки и даже выложили фото в интернет. Начальство ГУВД, говорят, было в бешенстве.

***

Шмонать приехали оперативники из Центра «Э». Один из них — аж в чине подполковника. Откормленные лощеные кабанчики. Стильная брендовая одежда. Медицинские резиновые перчатки на руках.

Методичное выворачивание карманов, вытряхивание пакетов, обыск матрасов, обуви, тумбочек. Радио на окне что-то мелодично пиликало. И вдруг из динамиков Шевчук: «Чер-р-рные фары у соседних ворот: лютики, наручники, порванный рот».

Оперативники так ничего и не нашли. Охранники рассказали, что перед отъездом громко и с матюками они отчитывали руководство спецприемника — «за раздолбайство».

13 декабря

Снова удалось перехитрить администрацию. Дело в том, что свидания для административно задержанных не предусмотрены. Близкие и друзья могут только оставить вам передачу в дежурной части. Но сохраненный при обыске телефон и немного везения помогают решить и эту проблему.

Приходит СМС от подруги: «Я здесь». Начинаю долбить в дверь, открывает охранник.

— Чего?

— Мне срочно в дежурку надо.

— Зачем?!

— Нет времени объяснять. Это очень важно.

После истории с наркоманом-самоубийцей охранник предпочитает не спорить.

***

Длинный коридор, щелкает замок металлической двери — и я впервые после суда обнимаю подругу. Озадаченный дежурный смотрит на конвоира: «Ты нахрена его привел?!»

Охранник разводит руками: «Он сказал, что важно». Дежурный очень зол: «Что же ты как ребенок-то, а?»

В прогулочном дворике через окно-решетку видел Сергея Удальцова. Ему дали очередные 15 суток, и он снова на сухой голодовке. Перекинулись парой фраз, попросил его беречь себя. Это очень мужественный человек.

14 декабря

Снова протестуем. В камере Навального и Верзилова политические вывесили в окно плакат, сделанный из простыни: «Судья Москаленко служит сатане». Эта судья отправила за решетку примерно треть из нас, причем на рассмотрение каждого дела тратила около трех минут.

***

Мы с сокамерниками устроили акцию протеста во время обеда. Распахнув окно столовой, вывесили на решетку простыню со словами «15 суток свободы». На улице бегали с воплями омоновцы и фотографировал Илья Варламов.

Чернила в камере надо делать так. Выдавливаете в стакан зубную пасту. Сцеживаете чернила из шариковой ручки. Перемешиваете и получите что-то вроде гуашевой краски.

Девчонки из арт-группы «Война» устроили для нас шоу. Забрались на стену, окружающую изолятор, начали играть на гитарах и петь революционные песни. На колючей проволоке повесили плакат «Свободу протесту». Все это продолжалось минут 10, но омоновцы так и не успели никого задержать.

15 декабря

Администрация спецприемника ожидаемо ответила на наши протесты новыми обысками. Несложно было догадаться, что мы координируем свои действия с товарищами на воле. Снова начались поиски телефона.

***

На этот раз шмон поручили бойцам ОМОНа. Здоровые амбалы в синем камуфляже и тяжелых военных ботинках со злостью расшвыривали по камере матрасы и наши вещи. Одному из них пришло в голову проверить вентиляцию, где был обнаружен зарядник (в другом месте, правда, был спрятан запасной). Поиски телефона усилились, но результата не дали.

— Я знаю, что у вас тут спрятана мобила. Я спрашиваю: где?! — навис надо мной омоновец.

— В мусорном ведре поройся. В мусоре вы еще не порылись, — нахамил я в ответ.

Было видно, что старлей очень хочет меня ударить. Но сдержался, ограничившись матерной тирадой.

***

К вечеру на свободу вышло много политических; около трех десятков человек, которые получили 10 суток ареста. Видимо, много народу пришло встречать их к спецприемнику. Судя по возгласам и скандированиям, доносившимся с улицы, встреча превратилась в стихийный митинг.

16 декабря

Администрация начала нам мелко мстить за припрятанный телефон и акции протеста. Например, отказались передавать в камеры свежий выпуск «Новой газеты», принесенный нашими товарищами. Полицейские посчитали, что в «Новой» содержатся материалы порнографического содержания. Это они про коллаж Путина с презервативом, если кто не догадался.

***

В нашу камеру по очереди «заехали» два наркомана. Парни быстро нашли друг друга и замучили сокамерников разговорами о том, кто чем «бахался», кто и как готовит винт и прочие препараты. Один отсидел почти десять лет: хранение наркотиков, кража. Второй сейчас проходит по уголовному делу за кражу: пытался вынести из супермаркета тюбик зубной пасты и шоколадку. Под административный арест оба попали за вождение без прав.

***

К ночи наши наркоманы начали разглядывать друг у друга вены. На руках и ногах обоих нет живого места. Сплошные синяки.

***

— А ты в член колол?

— Да, но не советую. Там нервов много.

— И чего?

— Ну я себе засадил иглу прямо в нерв. До потолка подпрыгнул.

17 декабря

Новый сокамерник: Славик. Много сидел, все тело испещрено тюремными наколками. Три срока: мошенничество, вымогательство, похищение человека. Освободился в июле и с тех пор уже четвертый раз оказывается под административным арестом. Каждый раз напивается и устраивает дебош в районном магазине. То бутылку разобьет, то с охранником подерется, то с кассиршей сцепится.

***

— Зачем ты пьешь, Славик?

— Понимаешь… Дефицит общения у меня.

— В смысле?

— Ну скучаю, блин.

***

Славик развлекает всю камеру тюремными байками. Рассказывает, как добывал в медсанчасти таблетки для ВИЧ-инфицированных сокамерников. Как сцепился в «хате» с грузинами. Как дружил со смотрящим. Не желаю ему этого, но мне кажется, Славик снова вернется в тюрьму.

18 декабря

Еще один сокамерник — сухой тощий дед. Почти все время молчит. Только курит и улыбается беззубым ртом. Разговорился только на третий день: выяснилось, что работал ликвидатором на Чернобыльской АЭС. А вот за что посадили, так до конца и не выяснилось. Вроде попался пьяным на глаза участковому, и тот его закрыл на семь суток. Никто так и не узнал, как его зовут. Все говорили просто: Дед.

19 декабря

После этого и до выхода из спецприемника я не вел дневник.

Клоуны в погонах (от 21 декабря).

Расскажу вам о событиях вчерашней ночи.

Вчера из Спецприемника N1 освобождали последних активистов и сторонников оппозиции, арестованных 5 декабря после митинга на Чистых прудах. Нас с Навальным, благодаря решению скандально известной судьи Боровковой, должны были освободить посреди ночи — в 2:30 мск.

Московская полиция обожает все усложнять, и мы понимали, что в связи с нашим освобождением обязательно будут организованы какие-нибудь идиотские маневры. Именно поэтому вместе с адвокатом заранее написали на имя и.о. начальника Спецприемника Вадима Семенова заявление с требованием освободить нас по месту отбытия административного ареста, а не отвозить в ОВД. Семенов не возражал.

Однако за четыре с половиной часа до освобождения меня вызвали в кабинет начальника. В коридоре был целый отряд полицейских, а в кабинете меня встречал сам Семенов и зам начальника ОВД «Северное Тушино» Андрей Чичеров. Граждане сообщили, что у них письменный приказ начальника ОВД доставить меня к нему в приемную, так как он желает провести со мной профилактическую беседу.

С какой стати я должен посреди ночи ехать беседовать с этим самым начальником, мне не объяснили. Я уточнил, что в законодательстве вообще нет такого термина как «профилактическая беседа». И беседовать с начальником ОВД я готов, только если он вызовет меня повесткой.

Начались уговоры: «пойми нас правильно», «у нас приказ», «это знак уважения со стороны начальника», «я тебе потом оставлю визитку, будешь звонить если что».

Я попросил уточнить Семенова, является ли предложение проследовать в ОВД просьбой или требованием. Помявшись, он сказал, что это просьба. Никакого желания удовлетворять просьбы полицейских у меня не было, и я попросил проводить меня обратно в камеру.

Спустя час Семенов сам явился ко мне в камеру в сопровождении дежурного. Он сообщил, что в результате консультаций мое мнение учтено и меня никуда не повезут насильно. Есть только небольшая формальность: надо пройти в дежурную часть и написать официальный отказ ехать в ОВД.

Вместе с начальником спецприемника я пошел в дежурку. Как был: в спортивном костюме и тапочках. По дороге меня догнали два амбала в полицейской форме, выкрутили руку и потащили на улицу. Я успел что-то крикнуть, но мне ладонью заткнули рот и скрутили шею. Полицейские буквально утрамбовали меня в машину, сев сверху, чтобы я не мог двигаться. Напротив сел улыбающийся Чичеров и сотрудница спецприемника, которые держали в руках мои вещи одежду, собранные в камере.

Поехали.

По дороге клоуны в погонах комично играли в злого и доброго следователя, причем все время путали роли.

Сначала подполковник Чичеров рассказывал, что в его лице я могу найти серьезную поддержку: ему, мол, тоже не нравится коррупция во власти. Но тут же сбивался на пропагандистские штампы: мы знаем, что вам платит Америка, вы провокаторы и хотите расшатать страну.

Забавно, что и сидевшие на мне амбалы активно участвовали в разговоре. Один угрожал, что снимет форму и встретит меня у подъезда: «я знаю, где ты живешь». Второй зачем-то вызубрил мою биографию в википедии и на пару с подполковником рассказывал про политические акции, которые я организовывал, и диплом, который я писал в институте.

— Вы бы лучше бандитов ловили, чем мою биографию изучать, — сказал я и тут же почувствовал дружелюбной тычок печень.

Впрочем, полицейские были настолько увлечены это «профилактической беседой», что не заметили, как я в кармане куртке набрал друзьям по мобильному телефону и по обрывкам фраз они поняли, что меня везут в ОВД «Северное Тушино». Надо было видеть изумленные лица амбалов и подполковника, когда они увидели человек пятьдесят, встречавших нас у здания ОВД.- Я не понял, на кой-черт мы его сюда везли, если эти все равно приехали? — возмущался сержант. Чуть ранее подполковник Чичеров объяснил мне, что задачей полиции было «сорвать акцию у спецприемника».

В ОВД я провел часа два. Меня просто держали в коридоре, а личный состав заходил на поглазеть. Мало кто понимал, зачем посреди ночи на уши подняли руководство и сотрудников ОВД, чтобы конвоировать какого-то административно задержанного.

В какой-то момент в коридоре появился подвыпивший мужчина в кожаной куртке. Дыхнув на меня перегаром, он с силой наступил мне на ногу и сказал: «Будь осторожней!»

Я в ответ наступил на его ботинок и огрызнулся: «Сам — осторожней!»

— Что это за бес? — спросил я заскучавшего сержанта, провожая взглядом пошатывающегося хама.

— Какой еще бес? — возмутился сержант. — Это начальник нашего ОВД полковник Валентин Григорьевич Вернигор.

В общем, бандиты и жулики Северного Тушина этой ночью могли чувствовать себя вольготно. Вся районная полиция во главе руководством ОВД упражнялись в идиотизме, вместо того чтобы выполнять свою работу.

Двадцать первого декабря две тысячи одиннадцатого года, в десять часов сорок пять минут я, с целью подрыва анти-конституционного строя Российской Федерации, прибыл к зданию Государственной Думы РФ по адресу ул. Тверская дом 2. Здесь была запланирована акция неравнодушных граждан «Они не пройдут! Не допустим самозванцев в парламент». Устроители — активисты «Другой России» и просто те кому не по фиг. Смысл в том, чтобы придти к лже-депутатам в день их первого пленарного заседания, и попросить их сдать лже-мандаты. Потому что такую Думу никто не выбирал. Она нелегитимна.

Заявка на этот митинг подавалась, и, естественно, была отклонена.
Да и черт с ними. Чтобы сказать жуликам и ворам, что они жулики и воры, мне не нужно их санкционирования. Я уже большой мальчик и не верю ни в дедушку Мороза, ни в дедушку Чурова. Подарок, который этот бородатый волшебник принёс стране под Новый Год — ворованный. Так что мне плевать на их разрешения или запрещения. Я сам себе генерал. Если я хочу сказать жулью, что оно жулье — пойду и скажу. Мирно, без оружия, как и написано в Конституции. Туда, где посчитаю нужным. Милостивый закуток на Болотной мне тоже не нужен.
Все. Точка. Обсуждать тут нечего.

На акцию собралось несколько десятков человек. Милиции было ощутимо больше. Все подходы к Думе перегорожены. Пять автозаков стоят наготове. «Космонавты» ждут приказа.

Даже Алексей Окопный из Центра «Э» подошел. Это который шестилетних детей любит задерживать. И имя которого враги России настойчиво связывают с делом об убийстве Юрия Червочкина перед «маршем Несогласных» в 2007 году.

Что-то у нас совсем плохо с вертикалью, если ради пары-тройки десятков человек надо задействовать центр «Э», три ОВД, автозаки, два вида милиционеров, суды, и вообще городить весь этого огород. Стой солнце, не движись луна, в общем.

Люди, поначалу человек двадцать, собрались около ларьков. Ничего не делали. То есть абсолютно. Ни лозунгов, ни плакатов — ничего не было. Стояли, курили.

Затем вокруг нас начали собираться сотрудники полиции. Ну и началось по стандартной схеме. Сунули мегафоны нам в уши и завели свою старую шарманку: «Граждане, не мешайте проходу граждан!» Красавцы. Сами всю улицу перегородили, сами толпой вокруг нас грудятся, сами «космонавтов» понаставили, автозаков понатыкали — и мы же, 20 человек, стоящих рядком вдоль ларьков на обочине (тогда даже за руки не взялись) — мешаем проходу.

Увидел товарища полковника, который задерживал меня в прошлый раз на Триумфальной. У меня с ним тогда состоялся такой же диалог. Вы, мол, мешаете проходу граждан. Не мешаю. Стою на тротуаре, в сторонке, один. Кому я мешаю? Мне. Сделал шаг в сторону — проходите, пожалуйста. За что меня и забрали в итоге.

— Товарищ полковник, — говорю. — А это Вы меня в прошлый раз незаконно заарестовали?

— Не помню, — отвечает. — Я многих задерживал.

— Вы, вы, — говорю. — Я Вас узнал. Здрастье.

Затем подошел другой полковник. Этот уже с ультиматумом. «Либо вы сами сейчас же уходите, либо мы вас задерживаем». Кто, почему, на каком основании, по какому закону — этот охранитель права даже не задумался над такими мелочами. Мы ничего не делаем, напомню. Свободные граждане свободной суверенно-демократической нанотехнологичной страны, стоим курим на тротуаре, ни кого не трогаем, никому не мешаем, не митингуем, плакаты не развешиваем, флагами не машем, лозунгов не выкрикиваем — вообще ничего не делаем. Даже не говорим ни слова. Просто стоим.

Даже полковнику никто ничего не ответил.

На что он заявил: «Ладно, я начинаю задерживать»

И начал задерживать.

Без расмусоливаний.

Первым взяли Геннадия Строганова, активиста-другоросса. Его определенно наметили заранее. Строганов даже рта раскрыть не успел, лишь поздоровался с собравшимися, как подбежали два полиционера, скрутили человеку руки и потащили в автобус.

Всей этой лжи, которую они потом пишут в своих протоколах под копирку — типа, не подчинился законным требованиям сотрудников полиции — не было. Никто никаких законных требований, которым можно было бы не подчиниться, не предъявлял. Никто не объяснял причину задержания. Никто даже не представился. «Космонавты» просто ворвались, начали винтить и таскать в машину.

Ну, раз уж пошла такая пьянка, тут и мы сцепились за руки и начали скандировать то, что хотели. А именно: «Лже-депутаты, сдайте мандаты!». Отличная кричалка, по-моему. И журналистам явно нравилась. Журналистов, к слову, было раз в десять больше, чем митингующих.

Красивая картина, должно быть, вышла.

Мы кричим. «Космнавты» по двое подбегают, хватают, тащат. Фотокамеры щелкают. Люди мимо идут, смотрят. Над головой нерушимой громадой возвышается Дума. Лже-депутаты поздравляют друг друга со лже-победой на лже-выборах. Всенародно лже-избранный Владимир Бурматов, тушивший пожары фотошопом, почетно назначается замом главного по образованию. Слева блестит под снегом Кремль. Впереди — ровный строй из автозаков. Сбоку — радующий глаз россиянина ровный строй из полицейских, перегородивших решетками главную улицу страны.

Вполне себе по-путински получилось, я считаю.

Добротно. Надежно. Хорошо.

Но мало.

Продолжалось все действо всего несколько минут. Раз-два, опа-опа, Сергея Аксенова вырвали у меня из рук, и остался я один одинешенек посреди заарестованной революции. Велика Тверская, а отступать некуда. Позади ларек.

А тут как раз мой знакомый товарищ полковник идет.

— Товарищ полковник, — говорю. — Ну что, как обычно?

— Ну, а что ж, — отвечает. — Пойдем.

И мы пошли. Товарищ полковник меня под ручку ведет. Дорогу указывает. Слева полицейский под другой локоток поддерживает. Я не сопротивляюсь. Все улыбаются. Все культурно и вежливо. Как в библиотеке.

Насобирали нас в автозак ровно десять человек. Поехали по Тверской с бубенцами. Надо заметить, что ехать по Тверской и с мигалкой оказалось очень круто. Я теперь этих, которые в Думе собрались, понимаю. Мне тоже понравилось.

Задержали всего около 20 человек, развезли по трем разным ОВД.
Нас, десятерых, привезли в ОВД Таганский. Ну, там протоколы, вся эта чепуха о том, что по заказу и на средства государственного департамента Соединенных Штатов Америки, подогреваемый врагами России в лице Хиллари Клинтон, по наущению их приспешников, назначенных президентами марионеточных прозападных режимов, хотел развалить Россию путем подрыва конституционного строя, замкнуть-таки кольцо врагов вокруг нашей многострадальной Родины и поставить на Красной площади антинародную систему ПРО. Деньги получал от Маккейна. В долларах. Лично.

С-протоколом-не-согласен-но-кого-это-на-фиг-волнует. Число, подпись.

Только пропагандой идеологической сплоченности можно объяснить карательную акцию, проводившуюся 5 декабря в районе станции метро «Чистые пруды» по приказу неведомых обществу персонажей из числа «единороссов». По каким причинам считалось необходимым выхватить того или иного человека из толпы, остается загадкой. Меня, надо полагать, взяли за шапку ручной работы — нельзя же считать воспрепятствованием полиции вопрос, скоро ли переведут на зарплату в юанях. Кстати, омоновцы лишь улыбались в ответ.

Итак, примерно в 20.50 я оказался в автозаке среди 18 граждан, которых затолкали туда в ходе операции по разгону мирного шествия в сторону метро «Лубянка». Такое разъяснение было озвучено по российским телеканалам, но на самом деле мне не удалось обнаружить никого, кто участвовал бы в этом шествии.

Впрочем, в ОВД «Мещанское», куда привезли захваченных «в плен», никто из полицейских явно еще не знал, что с ними делать. Вместо того, чтобы начать оформление протоколов, две служащие из отделения по делам несовершеннолетних сделали списочек на листке бумаги, после чего завели туманные беседы на тему «мы за единороссов тоже не голосовали». Через некоторое время офицер, представившийся начальником отделения участковых, отделил меня от остальных и вывел к окну дежурного. Здесь он заявил, что решено освободить журналистов, которых, по его данным двое. Он настойчиво требовал сообщить, где работаю я, а также тот, кто ведет из полиции трансляцию в интернет. Я отказался уходить в одиночку, тогда он отправился искать информацию, имеющуюся в доступе (нашел фотографию 1989 года).

Я видел, как отказались фигурировать в качестве понятых в этом политическом процессе девушка по имени Маша и ее друг. Потом услышал, что «полковые» (так принято называть омоновцев) не хотят выходить завтра на Триумфальную. Но я еще не знал, что за это время защитник вывел из здания ОВД «Мещанское» 12 человек из тех, что были доставлены от метро «Чистые пруды». Причем они не сбежали — просто в течение трех часов не были предъявлены основания для доставления и задержания, как того требует закон. В отделе остались 6 человек, на которых около часа ночи наконец написали «под копирку» рапорта и протоколы. По-видимому, в полиции дождались указания оформить всех, в том числе и меня, по статье, предусматривающей применение административного ареста на 48 часов до начала судебного процесса. Говорят, начальник орал, что уволит дежурного, позволившего уйти большинству захваченных «в плен» (формально их нельзя называть «задержанными»).

Оставшиеся были помещены в клетку для административной изоляции на три часа, где без сна и пищи сидели до следующего утра. Мобильные телефоны, плееры и даже флэшки дежуривший в ту ночь полицейский Козлов отобрал — так, из личной неприязни. Нельзя же заявить, что мобильные телефоны использовались для сопротивления при задержании; и перечень зафиксированных нарушений и подлогов на этом далеко не заканчивается.

Если судить по протоколам, Владислав Гордеев доставлен в полицию в 21.20, Глеб Аминов в 21.50, хотя они вошли в ОВД «Мещанское» друг за другом. Далее, в протоколах значатся одни и те же действия перед задержанием («находясь в группе граждан в количестве около 1000 человек, выкрикивал антиправительственные лозунги, пытался прорваться через оцепление сотрудников полиции»), но все задержанные находились в разных местах.

Глеб Аминов, студент VI курса МФТИ, стоял на тротуаре возле метро «Чистые пруды», его забрали за то, что кричал омоновцам: «Что вы делаете?», «Почему забираете людей с тротуара?» Владислав Гордеев, еще недавно работавший в штате Lenta.ru журналистом, выкрикивал «Позор, позор» с другой стороны улицы.

Яков Кундин, студент ВГИКа, ушел минут за 10–15 до окончания митинга, то есть до того, как омоновцы начали хватать людей. Он и его друзья остановились возле здания почтамта, чтобы дождаться отставшую девушку. Буквально через пару минут развернувшиеся цепью омоновцы прижали их к стене. Кто-то показал «Вот этого» — и через несколько секунд его затащили в автозак.

Павел Терехов, инженер компании «Северо-Западный гидропривод», вместе с двумя механиками приехал утром 5 декабря в командировку из Санкт-Петербурга. Он успел приступить к выполнению задания в Центре подготовки космонавтов имени Гагарина, а вечером отправился в штаб партии «Яблоко», чтобы передать отчет о прошедших выборах. Услышал по радио, что на Чистопрудном бульваре проходит акция протеста против фальсификации выборов, и решил пойти посмотреть. В Москве он бывает редко и, подойдя в 20.40 к месту событий, увидел только толпу и омоновцев. Стоило зазеваться на несколько минут — и его схватили.

Сергей О., студент МГУ и будущий юрист, просивший не указывать его фамилии, живет на Чистопрудном, 12. По его словам, он шел домой. Но рапорта, как уже говорилось, были напечатаны по единому образцу. В судебном процессе 7 декабря, где его сопровождал адвокат, Сергей поддался уговорам признать свою вину, и отделался штрафом в 1 тысячу рублей. Наверное, лучше было бы отказаться от признания, чтобы подать апелляцию и добиться отмены постановления.

Автор этих строк в суде не признал вину и повторил, что задавал омоновцам вопрос о зарплате в юанях. Мировой судья судебного участка № 389 Басманного района Мария Москаленко неожиданно перешла на воспитательный режим и посоветовала: в вашем возрасте надо сидеть дома. Я мог бы парировать фразой из репертуара Владимира Путина — «мужа своего поучите щи варить», но вместо этого заметил, что «у каждого из нас свои обязанности». «Вы не представляете, как я устала», продолжила судья. Я отказался выразить сочувствие: «Ваша честь, вы же сами взвалили на себя все эти неправомерные дела, что же теперь ныть»… Но приговор оказался неожиданно скромным: двое суток административного ареста, из которых к вечеру 7 декабря оставалось отсидеть часа четыре.

Владислав Гордеев, шедший следом, также отказался признать вину в том, что оказывал неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника полиции, заявив, что выкрикивал «позор» в знак протеста против действий омоновцев в отношении других людей. В итоге он получил такой же протокол, как у меня, в котором значится, что «на законные требования прекратить противоправные действия Никольский В.Д. не реагировал, во время задержания оказывал активное сопротивление сотрудникам полиции». То есть судья настолько заработалась, что даже не заметила: двое суток ареста Гордеев получил за другого.

Яков Кундин тоже отказался признать себя виновным в том, что «не реагировал на законные требования сотрудников полиции». Он слышал раздававшиеся через мегафон призывы «уйти с проезжей части», но и так стоял у стены почтамта. И опять двое суток.

Остается неясным, почему Глеб Аминов, который первым вошел в зал суда 7 декабря, на тех же основаниях получил 10 суток. Возможно, судья Москаленко еще не настолько утомилась, чтобы вести душеспасительные разговоры. Он успел подать апелляцию в тот же день, но безрезультатно.

Самый большой срок — 15 суток — получил Павел Терехов, которого омоновцы обязаны были просто не допустить к месту, где происходили задержания. Причина в том, что он был последним среди тех, чьи дела успела рассмотреть 6 декабря другая перегруженная чиновница — мировой судья участка № 359 Басманного района. По его словам, особую неприязнь у нее вызвал тот факт, что он приехал из Санкт-Петербурга, и в протоколе значилось административное наказание, вынесенное за участие в акции 31 октября 2010 года.

7 декабря в том же Басманном суде была рассмотрена его апелляция, но все ходатайства, заявленные адвокатом от партии «Яблоко», были отклонены. «Это не суд, а фарс», — заявил Павел Терехов, все еще находящийся в московском изоляторе. Командировка сорвалась, так что из Санкт-Петербурга в космический центр пришлось отправить другого специалиста. Помимо этого, он на 15-суточный срок вынужден прервать работу со студентами на кафедре технологии металлов Петербургского госуниверситета путей сообщения.

Гражданам в очередной раз дали понять, что полиция и суд действуют по произволу и вопреки интересам общества. И неважно, что Глеб Аминов работает в группе, получившей президентский грант, а Яков Кундин занят в реализации проектов по 10 грантам. Для многих «единороссов» демонстрация сплоченности вокруг партийной верхушки заменила всю внутреннюю политику. Это, конечно, вполне соответствует пекинским понятиям, но не следует забывать, что гранты у нас выдаются отнюдь не в юанях.

источник

Проголосовал 4-го я с отвращением за Яблоко, правильнее сказать, что голосовал против партии жуликов и воров. Из моих друзей и знакомых никто не голосовал за ПЖиВ.

5-го я пошел на митинг на Чистые пруды. Шел со стороны Покровского бульвара минут за 10–15 до официального начала митинга… Пройдя памятник какому-то казахскому херу с горы, который Путин воткнул на бульваре в угоду Назарбаеву несколько лет назад, уперся в ограждения. Вдалеке была видна, как мне показалась, небольшая толпа людей. Подумал, что вот опять всем пофигу и как всегда пришло 1000 ненормальных вроде меня. Менты направили на проезжую часть, т. к. бульвар был перекрыт. Подойдя ближе оказалось, что народ не пускают и люди стоят на трамвайных путях. Потом все уже наверно известно. Митинг был классный! По совету Яшина я пошел к Лубянке. Но скорее всего я бы пошел и без его совета, т. к. мне до 1905 года удобней ехать с метро Кузнецкий мост.

У м. Чистые пруды меня взял мент за рукав и повел в автобус. Я не сопротивлялся. Подумал, хорошо бы повезли в Пресненское ОВД: мне 5 минут до дома идти. Но повезли нас в Красносельское потом. Меня в автобус кинули вторым или третьим. Сразу после меня закинули Андрея Орла. Он тут же принялся звонить 02. Я сначала позвонил родственникам и другу Паше Воротилину, который был вместе со мной на митинге. Взяли нас в 20:30, хотя всем написали в 20:45. Привезли в ОВД Красносельское уже в 21:15. Сначала начали протоколы составлять по 20.2, но потом приехала какая-то сука из прокуратуры и велела писать по 19.3. Но мы и тут не теряли надежды, что нас скоро выпустят. Особенно учитывая, что я ничего противозаконного не сделал. Потом стало понятно, что нас оставляют на ночь. Спасибо хорошим людям, которые передавали нам продукты. Мы даже пиво хотели заказать, т. к. наш статус был непонятен, держали нас не в обезьяннике, а в комнате похожей на школьный класс. Менты вместе с сукой из прокуратуры шили дело. Около 2–3 ночи в комнату зашел поганый мент за мной. Борзо он обратился ко мне на ты и сказал, чтобы я с ним пошел. На что был поставлен на место «Почему на ты?». Немного прифигев мент поганый все же обратился на «Вы», но я отказался идти со словами, что хочу спать, и раз уж нас оставляют, то будем разбираться утром.

Подняли нас около 5 утра. Дела уже на всех сшили почти. Оставался я, Андрей Орел и Саша Роганов. Нас заверили, что утром нас повезут в суд. Менты вообще врут всегда почти, когда дают надежду. В этом смысле «не верь, не бойся, не проси» истина. Думая, что утром повезут в суд, дадут штраф я согласился предоставить информацию о себе и помочь им заполнить бумаги. В протоколе написал: «с протоколом не согласен, на проезжей части не был, неповиновения не оказывал». Дальше у нас отобрали батарейки от мобил и посадили в обезьянник. Нас было 17 человек. В ОВД приходили разные люди, родственники, знакомые, представители общественных организаций. В 17:00 6-го декабря стало ясно, что в суд не повезут. Мы объявили голодовку. Ближе к ночи стало ясно, что спать нам негде. Одну мобилу мне удалось пронести. Я позвонил Паше Воротилину и попросил связаться с Анной Каретниковой, т. к. в свое время она писала в ЖЖ, что вытребовала для задержанного в ОВД спальное место и даже бушлат укрыться. Вообще мы пытались по самым разным каналам решить вопрос. Ближе к ночи нам разрешили занять камеры и спать на нарах. Огромное спасибо ребятам, которые привезли одеяла и пенки. Ночью нас разбудил приезд Анны Картениковой и Валерия Борщева, но все равно им большое спасибо.

Важно! 6-го нам хотели сделать дактилоскопию, но мы отказались.

7-го в ОВД забежала сука из прокуратуры. Улыбаясь она спросила: «вы все еще тут». Циничная тварь! Ее освистали.

7-го было понятно, что в суд нас уже скорее всего не повезут, и мы думали, что отпустят спустя 48 часов. Но все же решили везти. Время мы попытались затянуть вызвал скорую, что ментов расстроило. Все же мы голодали уже сутки. Состояние было ужасное, т. к. толком поспать было невозможно. Менты вызвали какие-то свои бригады, которые быстро всех определили как здоровых. Хотя двоим из наших ранее вызывали обычные скорые и их увозили.

В суде была баба из ОВД со списком. Против некоторых фамилий были галки. Первым пошел Орел — 15 суток. Вторым я — 15 суток. И так еще 3 человека — Саша Роганов, Дима Королев и Саша (забыл фамилию). Суда никакого не было. судья Москаленко читала судя по всему заранее заготовленный протокол. Все действо заняло 2–3 минуты. Выйдя мне посоветовали написать апелляцию. Написал. Повезло, что назначили рассмотреть тут же. Мудья судья Карпов отклонил мое ходатайство о переносе слушания в связи с поиском защитника и задал мне два вопроса:

— На митинге был?

— Был.

— Как узнал про митинг, почему был?

— Не согласен с результатами выборов. Но задержан был у метро.

Дальше он оперативно подтвердил 15 суток. Судили нас в Басманном суде. Басманное правосудие. Затем меня отвезли в ОВД Красносельское, где уже сидели четверо моих товарищей по несчастью. Привезли какого-то алкаша или обдолбанного парня. Ему дали 7 суток за езду в нетрезвом виде. Потом я таких несколько наблюдал в спецприемнике, им давали в основном по 3 суток. Поздно вечером 7-го нас повезли в спец приемник. До спецприемника № 1 доехали мы быстро достаточно, но там был очередь из задержанных и нас около 6 часов держали в неотапливаемом автозаке на морозе, где не было никакой возможности согреться. Менты — фашисты еб.ные.

Уже в 7 м часу утра 8-декабря нас наконец завели в спецприемник. Замерзли сильно. Отобрали ремни, шнурки, телефоны и распределили по камерам. Саня Роганов и я попали в пятую камеру, гдк уже сидел Алексей Навальный. В камере стоял дым, курили все на своих шконках. Пятая камера имеет 10 двухъярусных шконок, в ней было 20 человек. При том что площадь примерно 25–30 метров. Познакомились с Алексеем Навальным. Оказалось, что он не курит, а с учетом нас с Саней Рогановым в камере уже было человек 5 политических. Я сказал, что будем заставлять курить в окно. А поскольку политических все прибавлялось, а обычных убавлялось, то в течение дня камера перестала походить на курилку. Завсегдатые алкаши и нарки офигивали от количества передач. У нас был просто продуктовый магазин.

Моя задача на ближайшее время будет запустить сайт для автоматизации поддержки задержанных в ОВД и арестованных. Люди несут кучу всякой ерунды, в то время как надо обеспечить куда более необходимыми вещами. Вот список вещей, которые необходимы в камере:

1. Тапочки
2. Носки и трусы пропорционально дням заключения.
3. Полотенце большое для душа.
4. Постельное белье, т. к. казенного всем не хватает и оно убогое.
5. Зубная щетка. Пасту можно не передавать, ее завались.
6. Мыло в мыльнице. Мочалка.
7. Тренировочные штаны.
8. Тельняшки и майки пропорционально дням заключения.
9. Пластиковые стаканчики много. Рекомендуется взять два стаканчика и между ними заложить бумажку с надписью владельца. И хранить их в своей тумбочке.
10. Мандарины идут куда лучше, чем все остальное.
11. Лимон, чеснок, витамины Витрум.
12. Стопангин, доктор МОМ и прочие лекарства от простуды. В камере заразиться от кого-то или простять ничего не стоит.
13. Свое одеяло не помешает, т. к. казенными укрывались все бомжи.
14. Пресса свежая нужна постоянно. Бабы в камере под запретом даже для обсуждения, поэтому Playboy и подобное отпадает. Новая газета шла на ура.
15. Шашки. Шахматы.

Помните, что в камере нет ножа, все сыры и колбасы должны быть нарезаны!

Еще все продукты в камере являются общими, поэтому постарайтесь передать с запасом и учетом того, что узбекам, наркам, алкашам, а так же арестованным на 1–2 суток передач не приносят.

Отсидели мы очень весело и интересно. Каждый день у нас были лекции. Навальный рассказывал о демократии через интернет. Петя Верзилов об арт-группе Война. Андре Орел о кино, Дима Королев научно-популярно о физике, я — о хостинге и защите DDOS, я и Дима Королев о продвижении сайтов.

К нам два раза приходил Андрей Бабушкин с коллегами. Был Валери Борщев. В ОВД Красносельское нас навещали Надежда Митюшкина и Михаил Кригер. Нам передавал два раза передачи Борис Немцов. Когда 20-го Немцов приехал второй рази и прошел слух, что привез одежду Навальному, в камере пошутили, интересно, что он такого сказал про Навального, что даже одежду ему привез. Но никто из нас Немцова не осуждает за крепкие слова, с каждым бывает, никакого интереса слушать частные записи у порядочных людей нет. А люди, из органов, которые сделали запись и мудаки, которые опубликовали — просто мелкие ничтожества. Была еще переда от Александра Лебедева и многих других знакомых и незнакомых нам людей. За внимание всем большое человеческое спасибо. Для себя я точно решил, что при следующем задержании кого-либо, я поеду долги отдавать. И думаю, что буду это делать постоянно.

Отдельно скажу про Алексея Навального. С ним в разведку я пойду. Он настоящий и отличный человек. Его я бы даже политиком не назвал. Политики производят не очень хорошее впечатление. А Навальный как Шевчук или Парфенов. Радует так же, что мы с ним сошлись в оценке роли Сталина и большевиков. И никакой Навальный не фашист и не националист, во всяком случае не больше, чем любой из нас, кто жалуется на беспредел приезжих. Все должно быть по закону и точка.

10-го декабря мы все были очень счастливы, т. к. поняли, что все было не зря. Не зря лично я почти весь 2010 год ходил на Триумфальную на Стратегию-31. Не зря были и другие митинги.

15 суток никого не сломили и не напугали, наоборот даже сделали более радикальными. Мы ждем перемен, отстранения Путина от власти и честных выборов, свободы слова на ТВ. Выходя из спецприемника я кричал «Долой Путина, долой ментовскую власть!». Свободы собраний мы уже почти добились.

И все зависит от нас. Раньше на меня смотрели как на дурачка — «ну что ты ходишь на эти митинги, ничего не добьетесь». А мы добились уже чего-то. Если бы не было Стратегии-31, не было бы нас 5-го декабря, никто бы и 10-го не вышел. Раньше можно было сказать: «вот все пойдут и я пойду». Теперь пошли все. Если ты не выходишь, значит ты за Путина, значит больше не жалуйся на жизнь и лично ко всем кто не вышел буду относится как к терпилам со всем своим неуважением. Посадили меня в одной стране, а вышел я уже в другой. 5 декабря мы и предположить не могли, что Москва может выйти на митинг против Путина за честные выборы в количестве 50–100 тысяч человек. Это начало новой России!

Источник